Бывшего начальника финансово-экономического управления Федерального агентства правительственной связи и информации (ФАПСИ) генерал-майора Валерия Монастырецкого обвиняют во всех смертных грехах: брал взятки, совершал хищения в особо крупных размерах, незаконно хранил оружие. Следственная бригада, которая вела его дело, была больше расследовавшей события в Буденновске. Но, проведя полтора года за решеткой, генерал вышел на свободу под подписку о невыезде. Свое дело он считает политическим. "С моей помощью ФСБ пыталось скомпрометировать руководителей ФАПСИ и подмять под себя спецслужбу",— заявил ВАЛЕРИЙ МОНАСТЫРЕЦКИЙ корреспонденту Ъ ЮРИЮ Ъ-СЕНАТОРОВУ.
— Попытки вернуть ФАПСИ в состав правопреемников КГБ предпринимались трижды. Сначала Сергей Степашин, а затем и Михаил Барсуков выходили на президента с проектами указов о расформировании агентства и переподчинении его службам ФСК и ФСБ. Но у них не получилось. Не менее заинтересован в этом был и бывший руководители Службы безопасности президента Александр Коржаков, потому что ему не нравилось, когда Александр Старовойтов (директор ФАПСИ.— Ъ) ходил к президенту, не спрашивая у него на то разрешения. Когда все законные методы были исчерпаны, чекисты начали собирать компромат на руководителей ФАПСИ. Так и появилось мое дело.
— Как происходил арест?
— Рано утром 12 апреля 1996 года ко мне домой приехал следователь ФСБ и 15 сотрудников военной контрразведки. Обыск продолжался до позднего вечера. Простучали полы, специальной аппаратурой просветили стены и потолки. Безуспешно искали золото, бриллианты, валюту. В итоге забрали шесть моих охотничьих ружей, именной пистолет и 42 патрона к нему. И почему-то взяли два небольших телевизора, музыкальный центр и золотой нательный крестик. Их, кстати, до сих пор не вернули. Закончив с обыском, меня посадили в автобус и увезли на проспект Мира, где тогда располагалось следственное управление ФСБ.
— Оружие было зарегистрировано?
— И пистолет, и карабины. Как положено. За исключением одного карабина "Лось", принадлежащего ФАПСИ, который я периодически брал на время охоты. Но раз он не был моим, то и документов на него у меня, естественно, не было. Этим воспользовалось ФСБ, и в деле появился эпизод о незаконном хранении оружия. Следствие уже давно разобралось с этим вопросом, но обвинение не снимает. Хотя как генерал я имел все права на ношение и хранение любого оружия.
— Вернемся к аресту. Расскажите, что было дальше, после того как вас привезли в ФСБ.
— Расследование поручили подполковнику Гоголеву. Поздно вечером меня сначала повели к нему, а от него — к первому заместителю начальника следственного управления генерал-майору Василенко. Он без обиняков заявил: "Валерий Иванович, хватит вам тут дурака валять. Пишите чистосердечное признание на руководство ФАПСИ, обо всем, что вы там вытворяли. Вы знаете, что нужно писать. А как напишите, мы вас сразу и отпустим домой". На это я им ответил, что не готов к такого рода сотрудничеству. После чего Василенко сказал: "Ну тогда мы вас сейчас в Лефортово отвезем".
В камере 17 я просидел с апреля 1996-го по январь 1997 года. Потом, как и обещали мне в ФСБ, прокатили по всем тюрьмам. Перевели сначала в общую с рецидивистами камеру в Бутырке, а затем в Матросскую Тишину. В камеру, где было человек 150 и где я чуть не умер. И только 29 сентября 1997 года, когда мое дело было уже в Генпрокуратуре и серьезных оснований держать меня в тюрьме не было, выпустили под подписку о невыезде.
— В чем вас обвиняло ФСБ?
— В хищении в особо крупных размерах, злоупотреблении служебным положением и незаконном хранении злополучного карабина. Зачитывали обвинение с помпой: установили кинокамеры, включили юпитеры, рядом усадили шесть следователей и надзирающего прокурора. Выставили человек пять охраны и все это снимали.
— Провокации были?
— Один такой случай произошел через два месяца после ареста. Когда сажают в тюрьму, то всегда берут кровь на анализ. Но у меня не взяли. И когда я в очередной раз отказался давать показания против Старовойтова и себя, ко мне пришел начальник медуправления тюрьмы майор Николаев, развел руками и говорит, что у меня обнаружили СПИД. На этом основании меня лишили прогулок, прессы и книг. Не пускали адвокатов.
Потом ко мне приехал венеролог из МВД. Меня раздели, осмотрели, после чего он сказал: "Валерий Иванович, у вас не СПИД, а начальная стадия бытового сифилиса. Не волнуйтесь, мы вас вылечим". Сделали два укола, и четыре дня я провалялся в лихорадке.
Но о каком сифилисе или СПИДе может идти речь, когда незадолго до ареста я проходил серьезную медкомиссию в институте Бурденко, и все было нормально?
— Вы давали показания или отказывались отвечать на вопросы?
— Говорить я начал не сразу. Когда от меня требовали абстрактных признаний в несуществующих грехах, я отказывался. А когда стали показывать документы по конкретным делам, охотно давал пояснения. В октябре 1996 года дело было передано в Генпрокуратуру, и я исписал сотни страниц показаний по каждому эпизоду. Кстати, туда оно попало благодаря моим адвокатам Сергею Замошкину и Эдуарду Хайретдинову. Они доказали, что надзор за спецслужбами осуществляет Генпрокуратура и Главная военная прокуратура. ФСБ, как таковое, вообще не имело права вести это дело.
— Вы надеялись, что в Генпрокуратуре с вами быстрее разберутся?
— 7 апреля 1997 года она наконец-то предъявила полный перечень обвинений. Это взятка в DM1,5 млн от Siemens Nixdorf Osteuropa за выгодный для них контракт с ФАПСИ, присвоение в общей сложности более 31 млрд рублей, незаконное распределение госсредств и оружие.
— Давайте подробно поговорим об истории с Siemens Nixdorf Osteuropa?
— Чтобы понять суть дела, нужно немного знать мою биографию. Более 15 лет я служил в КГБ, где был начальником военно-строительного отдела, но в 1991 году уволился и занялся бизнесом. Сначала работал в должности заместителя гендиректора фирмы "Симако", которая была учреждена Московским городским комитетом партии. Концерн торговал всем и вся. Продавали и галоши, и противогазы, и продукты питания, и нефть. Но спустя некоторое время команда раскололась, и была создана фирма "Роскомтех", где меня избрали президентом. В числе учредителей Агропромбанк, Внешторгбанк, Токобанк, Нижнетагильский металлургический комбинат (НТМК). А основной задачей было развитие отечественной металлургии, поиск инвестиций. Но все свелось к том, что "Роскомтех" торговал продукцией НТМК.
По рекомендации моего партнера по бизнесу Вячеслава Кущева мы вышли на австрийца Стефана Ландау. С ним Кущев был знаком лет десять. Во время одной из наших встреч Ландау сказал, что может привлечь иностранные инвестиции для НТМК, но российским фирмам их напрямую не дают. А поэтому необходимо создать фирму, которая могла бы выступить посредником.
Мы переговорили с руководством комбината, и они согласились. И такой посреднической фирмой в конце 1992 года стала компания MKL, которую в Лихтенштейне учредили я, Кущев и Ландау.
А спустя несколько месяцев, в декабре 1993 года, Александр Старовойтов предложил мне поработать в создаваемом тогда ФАПСИ. Я согласился и все свои полномочия в "Роскомтехе" передал Вячеславу Кущеву на собрании учредителей. Ему же я написал заявление о выходе из числа хозяев MKL. Но, как оказалась позже, по заявлению ничего сделано не было, и я, находясь на госслужбе, формально оставался соучредителем фирмы.
— Вы поддерживали отношения с Кущиным, работая в ФАПСИ?
— Да. Я, в частности, свел его с президентом Siemens Nixdorf Osteuropa Хельмутом Аугстом, который обратился ко мне с просьбой найти выходы на российский рынок и порекомендовать партнеров. Я согласился помочь Аугсту, так как он пообещал найти кредиты под системы автоматизации для России. После знакомства Аугст и Кущин быстро нашли общий язык.
А когда Siemens Nixdorf Osteuropa подписал контракт о поставке ФАПСИ и другим структурам оборудования для телекоммуникационных сетей, с МК было заключено соглашение о консалтинговых услугах. По нему фирма Кущина получала 5% от суммы всех сделок. Что это были за услуги и зачем вообще в цепочке появилась МК, я не знаю. Аугст и Кущин договаривались самостоятельно. Но в итоге в конце 1995 года MKL получила от немцев DM1,7 млн, которые впоследствии и инкриминировались мне как взятка.
— Но Кущев, главный свидетель обвинения по вашему делу, утверждает, что указание на заключение консалтинговых услуг дали вы?
— Да, об этом он говорил. Но Аугст в то же самое время заявил следователям, что "никаких Монастырецких в соглашении не участвовало". А когда у прокуроров появились выписки со счетов МК, то все встало на свои места. Из полученной суммы Кущев за $600 тыс. построил себе особняк. Еще на $460 тыс. купил для собственной фирмы World Metall Traiders 2,5% акций Нижнетагильского металлургического комбината. А на $150 тыс. из тех же денег, насколько мне известно, построила дачу жена Александра Яковлева, бывшего соратника Горбачева. Все документы у следствия есть.
— Кстати, а почему Россия выбрала в качестве поставщика именно Siemens Nixdorf Osteuropa? В СМИ проходила информация, что другие претенденты, предлагая более выгодные условия, отказывались отдавать какой-то "левой" фирме 5%.
— Отношения с Siemens Nixdorf Osteuropa связаны с так называемым проектом "Гермес", который был подписан в конце 80-х годов. Под этот проект Германия выделила DM7 млрд для кредитования и строительства объектов в России и Восточной Германии. На получение денег могли рассчитывать только немецкие предприятия. Одним из них стал Siemens Nixdorf Osteuropa. Оно должно было получить DM523 млн и предоставить взамен системы автоматизации и телекоммуникационное оборудование в Россию, в том числе и для ФАПСИ.
С предложениями о поставках оборудования на нас выходили американские, французские и японские фирмы, но в отличие от немцев они требовали живые деньги. Поэтому предпочтение отдали Siemens.
Благодаря этому уже построены заводы в Калуге по производству станций хай-ком-100, -300 (автоматизированных систем телефонной связи), в Москве — по производству компьютеров, в Ульяновске и Пензе — по телекоммуникационному оборудованию. Причем за те два года, что я просидел в тюрьме. Так что все обвинения в том, что я лоббировал интересы немецкой компании,— ерунда.
— В "МК" был опубликован материал, в котором сообщается, что одним из учредителей MKL является ваш бывший шеф руководитель ФАПСИ Александр Старовойтов. Это так?
— Опубликованный в газете международный сертификат на акции, якобы принадлежащие Александру Старовойтову,— подделка. Обратите внимание на дату и домашний адрес Старовойтова. Сертификат датирован сентябрем 1993 года. В нем указан домашний адрес Старовойтова: улица Серафимовича, 2. Но эту квартиру на самом деле он получил только в декабре 1994 года. В этом нетрудно убедиться, обратившись в мэрию Москвы.
— Что вы можете сказать о еще одном пункте обвинения — хищении 28 млрд рублей?
— Эти деньги предназначались для растаможивания спецоборудования, поступившего ФАПСИ из Германии. Деньги были выделены Минфином 29 декабря 1995 года. Но я при всем желании не мог их украсть: в ноябре ушел в отпуск, а 15 декабря указом президента России был отстранен от должности и занимался оформлением пенсии. Насколько мне известно, эти деньги впоследствии были обнаружены прокуратурой на счетах ФАПСИ.
Я надеюсь, что Генпрокуратура во всем разберется и воздаст должное всем тем, кто инспирировал мое дело.
На днях Генпрокуратура России продлила следствие по делу Монастырецкого еще на полгода. Ъ продолжит следить за его расследованием.