Специальный корреспондент ИД "Коммерсантъ" АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ вернулся из командировки в город Камень-на-Оби Алтайского края, где родители детей-наркоманов, доведенные до отчаяния, опубликовали в местной газете обращение к властям с требованием расправиться с наркоторговцами. Если этого не произойдет в ближайшее время, они пообещали взяться за дело самостоятельно. Они не могут больше терпеть. Город сидит на игле.
Симпатичный городок
Камень-на-Оби — симпатичный городок на пятьдесят тысяч жителей. Но очень уж запущенный. То, что на Оби, приятно, конечно, и рыбалка до сих пор прекрасная, и охота тоже. А так — покосившиеся одно- и двухэтажные домишки в центре, неровный битый асфальт. Есть, конечно, и великолепные свежие особняки в новорусском стиле, приятно посмотреть, как люди устраиваются, и глава городской администрации, конечно, построился, и шума вокруг этого поднялось много. И машина мимо вас иногда такая проедет, что сразу кажется, будто и ваша жизнь вот-вот удастся.
Но если проехать по окраинам городка, понимаешь, что вся промышленность тут развалилась в буквальном смысле слова. Ничего от нее не осталось, камня на камне. От заводов — одни руины. Заводы эти растащили по кирпичику. И потребовалось на это лет пять, не больше. Оторопь берет, и непонятно, как же такое могло произойти в живом городе. Но ведь произошло, и ты только смотришь, как цыгане не торопясь, аккуратно при тебе разбивают ломиком какую-то стену и осторожно грузят кирпич в автомобиль "Ауди".
Цыганского квартала в Камне нет, а цыган много. И город не любит своих цыган. Он их очень не любит. Потому что кроме заводских руин Камень накрыла еще одна беда. Наркотики.
"Начнем мы их жечь"...
Я долго разговаривал с родителями детей-наркоманов. Это они опубликовали в местной газете свое обращение к властям:
"...Колются и взрослые, и дети, которые ходят в школу. В школьных туалетах, в подъездах, повсюду валяются использованные шприцы. Мы, матери, обращаемся к вам, глава администрации Валерий Горожанкин, помогите. Чума расползается и принимает страшные размеры, ужасающие.
Мы доподлинно знаем все дома, где продают отраву, наживаются на горе матерей. Мы просим вас, примите меры силой закона. Если вы не остановите этот беспредел, мы пошлем на беспредел наших мужей. Мы устроим самосуд над теми, кто сводит в могилу наших детей, каленым железом мы будем жечь не только избы, но и места, где живут эти люди, которые обогащаются на нашем беспросветном горе.
Родительский комитет 'Спасение детей-наркоманов'".
Родители старались не плакать, и у них плохо получалось.
— Наши квартиры пустеют с каждым днем. Мы все на грани. К одной зайдешь — все, пусто, к другой — тоже. В некоторых квартирах не осталось даже простыней.
— Мой сын взял самовар из дома и отнес к цыганам. Я узнала, к кому. Он мне говорит: "Мама, не ходи туда, они тебя побьют". Но я все равно пошла. Там живет Галя. Я ей говорю: "Галя, у меня обокрали уже всю квартиру и мой самовар отнесли тебе. Мне подарил его коллектив на юбилей. Отдай, пожалуйста". Она посмотрела на меня и давай бить по щекам.
— Знаете, что еще обидно? Коробка из-под магнитофона есть, паспорт есть, даже пульт есть, а самого магнитофона нет. Унес.
— У меня младшему четыре года. Так он прибегает ко мне и кричит: "Мама, мама, а Сашка опять кумарит!"
— Повез его с невестой в больницу, он сбежал на 11-й день. А она два месяца пролежала, приехала и все смеялась над ним. И на второй день сорвалась. Я ее выгнал.
— Ханку у нас как хлеб продают, адреса всех известны, да и не только цыган, там и армяне есть, и русские. Адреса есть, а что толку?.. Они дождутся, начнем мы их жечь и всех сожжем.
Чья ханка?
— Никогда не видели наркопритон? У нас их тут... Поехали, покажем вам,— сказал нам старший оперуполномоченный местного ГРОВД Миша Зимонин.
Через десять минут мы подъехали к частному дому на окраине города. Дверь была открыта. По длинному темному коридору мы вошли в комнату. У телевизора сидели несколько молодых людей — начиналась программа "Время". На кухне в алюминиевой кружке, затянутой сверху полиэтиленом, варилась ханка — опий на уксусном ангидриде.
— Боюсь, Кириенко не пройдет,— озабоченно сказал, обращаясь ко мне, спортивного вида юноша.— А вы как считаете?
Я пожал плечами.
— А в шахматы сыграть не желаете? Я буду играть вслепую. На десять рублей. Нам деньги очень нужны, понимаете? Там где-то на три укола хватит,— он показал на кружку,— а нас видите сколько?
— Да нет,— сказал я,— я в шахматы не очень играю.
— Жаль,— вздохнул он.— Очень жаль. А я играю. Я мастер спорта по шахматам. Вообще-то вы правильно сделали, что не стали со мной играть, шансов у вас не было никаких. Я недавно чемпионат города выиграл. Тринадцать очков из тринадцати. И ни у кого не было шансов. А знаете что интересно?
— Что?
— Когда этим не занимался,— он опять кивнул на кружку,— игра хуже шла. Правда, с тренерской работы пришлось уйти. Я детей тренировал, а два этих дела нельзя совмещать. Я, между прочим, чемпиона края воспитал.
Он стал разглядывать шахматный журнал.
— Не надо меня фотографировать. Я нефотогигиеничен. Или как правильно? — спросил худющий юноша.
— Известный человек. Кузнецов, или, другими словами, Кузя,— представил его Зимонин.— Известен главным своим подвигом: посадил на иглу милиционера.
— Было дело,— скромно потупился Кузя.
— Володя, выйди на улицу, приведи понятых,— сказал Зимонин своему подчиненному Володе Земке.
Земка вышел.
— Чья ханка? — спросил Зимонин.
— Как чья? Да конечно, ничья,— ответил другой молодой человек, оторвавшись от телевизора.
— Где хозяйка дома?
— Я хозяйка,— девочка лет пятнадцати приподнялась с кровати.
Зимонин долго молча смотрел на нее, что-то обдумывая. Вернулся Земка с понятыми.
— Извините за беспокойство,— сказал им Зимонин.— Вы можете идти.
Понятые, пожилая чета, недоуменно переглянулись и вышли.
— Так, ну и нам пора.
Зимонин взял со стола кружку и пошел к выходу.
Шахматист вскочил и бросился за ним.
— Миш, кружку-то отдай, а? У нас же денег нету, а уколоться надо. Ну ты же знаешь, Миш! Отдай кружку!
Он готов был заплакать.
— Денег, честно, нет... А, Миш? Я же не могу материны вещи продавать, а больше ничего не осталось, у нее уже ноги отказали из-за всего этого,— без остановки бормотал он.— Ты же знаешь, я был богатым человеком... Отдай кружку! Хоть мать пожалей!
Зимонин молча вышел из дома с кружкой. Шахматист рухнул на пороге.
— Хоть что-то я должен был сделать,— сказал мне Зимонин.— Я и так девчонку эту несовершеннолетнюю, которая за хозяйку, не стал трогать. Она ни при чем тут. Заправляет всем ее мать.
Он посмотрел на кружку и выкинул ее в лужу. Кружка плюхнулась дном вниз и не утонула. Зимонин добил ее носком ботинка.
Мы подъехали к зданию горотдела милиции. У двери комнаты слонялся бледный юноша. В руках у него был руль от "Тойоты кэмри". Видно было, что сегодня он свою дозу получил.
— Случилось что, Коля? — приветливо поинтересовался Зимонин.
— Да вот, не мог не зарулить к родным людям! — широко улыбнулся он нам.
— Откуда руль-то?
— Так с машины снял, откуда же еще.
Может, лучше водку пить?
Он уже сидел в кабинете и, слегка прикрыв глаза, блаженно крутил колесо. Он уже куда-то ехал, он первым уходил со светофора, не притормаживал на поворотах и плевать хотел на гаишников, потому что все равно никто не мог его догнать в этот вечер.
Коля колется шестой год.
— Может, лучше водку пить, Коля? — спрашиваю я.
— У нас никто уже не пьет, только колются,— он пожимает плечами и, похоже, нехотя выходит из своей машины.— Да лучше бы я опился и обрыгался, лучше бы я в луже валялся. Так нет, колюсь. Родителей уже замучил до смерти. Это родительское горе, такой урод в семье, понимаете? Лечился я пятеро суток в Питере, а толку-то? С одной стороны, хорошо, кумар как рукой сняло. Но ведь в голове-то все осталось. Надо бы мне уколоться, я должен руль продать, а очень не хочется, я только "Тойоту" из машин признаю. На один раз уколоться мне этого руля хватит. И жена тоже колется, разошлись мы с ней. Сыну восемь лет, тоже будет колоться. Да все на игле сидят, весь город. Вы себе не представляете, какой это кошмар. Ух, я бы их всех, барыг, удавил.
— Ну, Коля, все в твоих силах,— говорит ему Миша Зимонин.— Иди, купи у них ханку, сделай контрольную закупку, мы их и возьмем.
Я понял, что началась оперативная работа.
— А как жить потом, объясните мне? Они же мне больше не продадут. Нет, так не пойдет. Давайте подумаем. Надо найти такого барабана, который согласится. Но где же его взять-то? Вопрос...
— Давай, Коля, думай.
— Да и негде особо взять...— Коля очень не хотел думать на эту тему, разговор был ему неприятен.
Я очень боюсь
Мы еще долго пытались уговорить наркоманов помочь накрыть какой-нибудь притон. Зимонин и Земка привозили откуда-то одного наркомана за другим, и начальник криминальной милиции города Фролов разговаривал с ними.
Вот сидит перед нами молодой человек, сидит, покачиваясь, и ясно, что не с нами он сейчас, где-то далеко.
— Андрей,— говорит ему Фролов,— пойми, мы только с твоей помощью можем сделать контрольную закупку, чтобы арестовать продавцов. Давай, помогай нам.
— Ага, Калина вон помог, а они его опустили,— Андрей замечает нас.
— Врут,— не очень, впрочем, уверенно говорит Фролов.
— Не врут. И меня опустят. Всех опустят.
— Андрей, слушай меня. У нас в городе на сегодняшний день, как ты знаешь, проблема с наркотикой,— Фролов так, с нажимом произносит это слово, и получается удивительно презрительно.— Надо бороться.
— Да я бы очень хотел, но не могу, я ведь боюсь их.
— Мы тебе поможем, мы защитим тебя.
— Меня никто не защитит, потому что я наркоман. И вас никто не защитит, потому что они говорят, что в случае чего закинут в милицию гранату.
— Андрей, неужели ты веришь в это? Мы и сами ведь можем закинуть гранату, ты должен понимать это и помогать нам.
— Я не могу, и не просите...— Андрей окончательно теряет интерес к разговору и увядает.
— Что ты хочешь от жизни, Андрей? — мрачнеет и Фролов.
— Ханки на три года. А потом умереть.
— Следующий,— говорит Фролов.
Следующий
Заходит человек лет сорока пяти, высохший, как спичка.
— О, Витек,— радуется Фролов.— Давно тебя не видел. Что не забегаешь?
Витек дергается от этого вопроса.
— Закурить можно?
— Раньше-то почаще заходил. А что, может, взял да спрыгнул?
— Ага,— Витек даже обижается.— Запрыгнул.
— Что же ты делаешь, Витек? — серьезнеет Фролов.— Ну ладно, сам столько лет на игле, но зачем же пацана своего посадил? До тюрьмы довел?
— Да он уже выходит скоро.
— И какую же встречу ты ему готовишь, а?
— Чего хотел-то, говори, не путай меня.
— Надо помочь нам купить у торговцев ханки.
— Ну что же ты, ну как я могу? — Витек вздрагивает всем телом.— Ну ты что, не понимаешь? Давай я тебе лучше чужого поставщика сдам, если хочешь. Паренек один должен подъехать.
— Никогда ты мне его не сдашь, Витек, а только обещаешь, чтобы от меня отделаться.
— А что мне терять-то? Мне уже все равно конец, терапевтша на днях сказала.
— А что такое?
— Пищевод зашлаковался, это все.
— Ну добро, Вить. Без базаров — сдашь?
— Ну да.
Он неуверенно собирается встать и уйти. Я спрашиваю его:
— Давно колетесь?
— С 92-го года,— без охоты отвечает.— До этого пил.
— А чего же на наркотики перешел?
— Так все перешли, и я перешел.
— Был повод?
— Да приехала одна в город, Оля, начала фуговать ляпочки по 20 тысяч за штуку, мы попробовали, нам понравилось.
— Кто мы-то?
— Да мы. Полгорода, я думаю, попробовало. Ее, видишь, не придавили вовремя... Хотя потом Гутя появилась. Надо было их придавить... Я ведь две семьи потерял и сам погиб. Пытаюсь пацанам, которые только начинают, кое-что разжевать, но они меня уже не слушают.
— Какая же доза тебе на день нужна сейчас, Витек? — с интересом спрашивает Фролов.
— У меня нет дозы. Нет начала, нет конца, у меня ничего нет. Я все себе выколол иглой, все паха.
Горожанкин — всему голова
Глава городской администрации Валерий Александрович Горожанкин был с нами приветлив и мил. О нем много говорят в городе. Кто-то считает, что заводские руины — на его совести. Почти все почему-то уверены, что наркоторговцы своей свободой обязаны только ему.
— Ох уж и наговорят люди,— улыбается он.— Ну есть у нас торговцы, так где их нет? Вы думаете, меня это не волнует? У меня два сына, 16 и 13 лет. А наполняемость городского бюджета всего сорок процентов. Как быть в этой ситуации?
Он вопросительно смотрит на меня и, не дождавшись ответа, продолжает:
— Краевая дума приняла решение открыть в Камне наркодиспансер. Во-первых, почему в Камне? У нас наркоманов-то всего официальных 174. Есть города, действительно пораженные наркоманией: Славгород, Рубцовск. Они ближе к границе с Казахстаном, поэтому. Ну хорошо, в Камне. Даже хорошо. Так они пишут в решении: за счет городского бюджета. А я вам говорил про наполняемость?
Потом Валерий Александрович рассказал мне, что родители виноваты сами, потому что упустили своих детей, хотя сразу признал, что есть во вверенном ему городе и идеальные семьи. За примерами далеко ходить не надо: вот его семья. Дети же не колются. И еще семья Козыревых хорошая, но там ребенок колется. И еще припомнил, что был такой Чанов, который кололся, когда Валерий Александрович был совсем молодой.
Насчет городской промышленности Горожанкин твердо заявил, что в ближайшее время перемен к лучшему не предвидится, потому что на селе кризис.
— Какая связь? — удивился я.
— Ну промышленность была сориентирована на село. Мясокомбинат там...
— А завод ЖБИ? Кирпичный? Авторемонтный?
— Это совсем другой разговор. По-моему, я вам говорил про наполняемость. Или нет?
В конце разговора Валерий Александрович вдруг вспомнил про цыган и согласился, что их в городе много, наверное, больше, чем десять процентов. Кто-то, возможно, и подторговывает ханкой.
— Только вы что, не знаете, какие фамилии у цыган? Иванов и Петров. Вот они какие, эти цыгане.
Бедная овечка
Цыганку звали Оля, и она была русская. Просто она уже давным-давно замужем за цыганом. Оля была в цветастом платье, поверх которого надела кожаную куртку. Голову Оля покрыла блестящим пуховым платком. Жизнь с цыганом давала о себе знать. Накануне Олю накрыли за незаконное хранение наркотиков. Оля — наркоторговка.
Сама-то она с этим, конечно, не согласна.
— Разве мало таких, как я, чужие срока тянут? — крикливо спросила она меня и больше разговаривать не захотела.
Зато вышла ее свекровь и все мне рассказала. Я узнал, что когда-то очень давно, когда они жили совсем в другом месте, их сосед, тоже цыган, украл у кого-то овечку. Овечка упиралась, не хотела, но он все равно тащил ее, и от этого на земле образовался след, который почему-то привел наутро к ним в дом, а не в дом соседа. И мужа цыганки несправедливо взяли под стражу, и он год просидел, а в это время сосед ел овечку.
— Так и теперь вышло, дите мое,— сказала мне цыганская бабушка.— Плохо вышло. Сын мой во всем виноват, только и всего. Зачем она в наш дом голову сунула? А ведь любила она, любила. А он, видишь, сам наркоман, трех детей ей накопал, да и все дела. Дед мой, пока жив был, не давал ему колоться, да умер три года назад. А я умру, и у них ничего не будет, одного грамма не будет.
— Чего? Наркотика? — спросил я.
— И наркотика не будет. Ничего не будет. На мою пенсию живем. Бедная Оля.
— А что же у вас так грязно во дворе? — спросил я на прощание.
— Да ведь мы цыгане, сынок, что ты хочешь...
— Ну и ну,— крутил головой опер Володя Земка, когда мы вышли.— Даже меня не стыдятся. Когда я эту Олю с поличным накануне брал, она из подола кучу денег достала и начала их мне совать. Мы когда конфисковали, пересчитали: две восемьсот новыми. В подоле. А главная задача у них, видишь,— дожить до старухиной пенсии.
Острая заинтересованность
А в районной администрации мы попали на встречу с учителями школ Каменского района. Учителям объяснили, что они должны у себя на селе создавать комиссии по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, и добавили, что район будет платить им за это 10 процентов к окладу. Потому что надо же что-то делать. Ведь в деревнях ситуация гораздо хуже, чем в городе. Учителя высказали большую заинтересованность. Особенно учителя заинтересовались, как приготовить наркотики. Миша Зимонин объяснил им, что для приготовления марихуаны необходимо высушить и измельчить коноплю. А чтобы получить "молочко", надо выварить коноплю...
— В молочке! — радостно догадалась одна учительница.
— Точно,— согласился Миша.
Учителя договорились решить вопросы и подготовить решения для комиссии, чтобы провести совещание и работать в этом направлении, а также ходатайствовать перед администрацией, потому что нельзя складывать руки перед тем, что делается в наше трудное время.
— В конце концов, я хочу вас призвать. Возглавьте эту работу! — попросила ведущая. Учителя возглавить согласились.
А интересно все-таки, сожгут или не сожгут?