Человек, который поймал вирус

       Сегодня программист — модная и сверх-интеллектуальная специальность. Однако, если программист носит фамилию Лозинский, а все сотрудники АО "Диалог-Наука" дают подписку о неразглашении его координат, если человек знаменит на весь мир своей антивирусной программой — твердо можно сказать, что жизнь удалась.
       А как на самом деле обстоят дела у известного программиста, автора многочисленных версий антивирусной программы, которая так долго монопольно защищала наши компьютеры? Мы решили это узнать у самого ДМИТРИЯ ЛОЗИНСКОГО.
       
       Наталья Гриднева: Вы стали знамениты благодаря своей антивируснной деятельности. Это — надводная часть айсберга, но основная ваша жизнь — подводная — невидима и абсолютно неизвестна. Как же на самом деле складывалась ваша профессиональная биография?
       Дмитрий Лозинский: Это жизнь меня заставила так работать. Но я сегодня, в общем, доволен, что именно так получилось. Как у многих, перелом у меня наступил в конце 80-х, когда началась свободная система оплаты труда. Сейчас по крайней мере, знаешь, за что работаешь, если работа тебя найдет... Раньше я, конечно, работал, но было можно и побездельничать. Тогда я, если и "пахал", то из чистого любопытства и отчасти — "за карьеру".
       
       Дмитрий Лозинский закончил мехмат в 1961 году, кафедра "Теория вероятности", специальность — математик.
       
       Д.Л.: После университета меня распределили в закрытую организацию — нетрудно догадаться, в какую... Здесь у меня была более менее математическая работа. Года через четыре я понял ужасную вещь — теряю любопытство. Конечно, причина более чем легкомысленная и субъективная, но против своей натуры, увы, не попрешь. Для меня и до сих пор нет ничего страшнее, чем это. В общем, я считаю, что лень и любопытство — движущие силы прогресса. Начал через знакомых искать новое место. Помню, как сейчас, точную дату — 19 апреля 1965 года я пришел в ГВЦ Госплана СССР. До сих пор там и работаю. Теперь это называется Министерство экономики, до этого оно называлось Министерством экономики и финансов. Просто Госплан мимикрирует таким образом. В общем, не менял место работы уже 30 лет, через месяц исполнится 31 год. Такой вот ужас!
       Н.Г.: Почему ужас?
       Д.Л.: Кошмар, конечно. Жутко надоело. Ну, там я теперь, честно говоря, уже не появляюсь почти, то есть два раза в неделю — так, немножко помелькаю. Моя должность теперь называется консультант. О такой должности, может быть, я всю жизнь мечтал.
       Н.Г.: Вы уже программистом пришли в ГВЦ Госплана?
       Д.Л.: До того я чуть-чуть попрограммировал, просто так — для развлечения. Выяснил, что такое программирование и на этом успокоился. Поэтому когда меня брал Ковалев Николай Иванович — директор вычислительного центра, я ему гордо заявил, как отрезал, что-де программировать не умею и учиться не собираюсь. Думал, что буду заниматься применением математики в экономике в чистом виде. Тогда это было очень модным.
       Н.Г.: И денежным?
       Д.Л.: Какие деньги! Тогда не было такого понятия. Была зарплата, точнее — жалованье. Как раз мне платили относительно неплохо. В самом начале мой оклад составлял 200 рублей в месяц. И это было больше, чем платили младшему научному сотруднику в Академии Наук.
       
В те годы зарплата младшего научного сотрудника в АН составляла 105 рублей.
       
Н.Г.: А с чего это вы вдруг начали программировать?
       Д.Л.: Вы не поверите, но я не собирался никогда в жизни этим заниматься. Сейчас это, конечно, смешно звучит. Просто нам завезли новую вычислительную машину "Элиот-503" из Англии. Это было грандиозно. До нее мы пользовались нашими ламповыми машинами: "Урал-2" и "Урал-4, они громоздки и очень похожи на мини-прокатный стан — тоже горячие. В общем, "Элиот" — полупроводниковая машина — очень слабенькая по нынешним параметрам; но тогда это было что-то: она делала до 200 тысяч операций в секунду. Английская машина была малюткой по сравнению с нашими, она умещалась всего в четырех шкафах.
       Всем хотелось пообщаться с "англичанкой" тет-а-тет. Бросились изучать "Алгол", и я тоже. Быстро изучил язык, что-то стало получаться. Как-то само собой выяснилось, что другие программировали дольше, "хватали" свежие идеи не так быстро, как я. А тут мне еще поручили пару задачек, которые было интересно решать. Плюс я был в хорошей компании — ребята друг друга "пихали" и меня "подпихивали". Сегодня все они, правда, разбежались, многие, кстати, сидят в коммерческих банках и там программируют. В общем, когда очухался, выяснилось, что я уже замначальника программистского подотдела. Было это в 1967 году. Мне стали платить 320 рублей. Тогда наша зарплата не зависела от научных степеней.
       Первая самая сложная задача, которую мы решили, — разработка ввода исходных данных в машину. Парадоксально звучит, но это очень сложная задача, мы на нее пару лет потратили.
       Н.Г.: Как сегодня вы оцениваете свой тогдашний профессиональный рост?
       Д.Л.: В общем, мне нужно было зарабатывать деньги. У меня же была семья, две маленькие дочки. Просто нужна была зарплата, а ее всегда платили за должность. Слава Богу, я не занимался никакой административной, бумажной работой. Если я и руководил, то, скорее, в творческом отношении. Я был на своем месте.
       Мог дать совет, но становиться начальником — это не по мне. Хотя сегодня это большая программистская беда — нет талантливых начальников. Для гигантских программных проектов требуется работа большого коллектива, организованная дельным руководителем. Классных программистов сегодня достаточно, а вот руководить ими некому!
       Н.Г.: При такой квалификации, как у вас, вы давно могли бы создать свою собственную фирму и иметь совсем другие деньги?
       Д.Л.: Это не так легко. Я знаю, что на программировании у нас зарабатывают всего три-четыре фирмы — не больше. К тому же для создания собственного дела нужны совсем другие таланты. Я не настолько дурак, чтобы себя считать слишком умным. И абсолютно неспособен на то, чтобы создать свою собственную фирму. Тем более, что и начального капитала никогда не было, не было денег даже на то, чтобы два компьютера завести.
       Я всю жизнь был обычным советским программистом. Увиливал от неинтересной работы. Став замначальником подотдела в ГВЦ (отделов там в принципе не было — так исторически сложилось), я года полтора попрограммировал, потом мне и это наскучило. Я переключился на подчиненных, занялся, как говорится, любимым делом — стал давать им советы, как решить ту или иную задачу. А сам тем временем шмыг к электронщикам — и изучал, как устроена машина. Доизучался до того, что мог самостоятельно ее починить.
       Вот почему я остался неостепененным (имеется в виду научная степень) — просто смысла в этом не видел. Да и жалко было тратить три года: суетиться, сдавать все эти несчастные истории партии. Было, конечно, несколько интересных тем по работе, но я так и не собрался.
       
       В 1966 году подотдел, в котором работал Д.Лозинский, занимался модной темой — обработкой больших массивов данных... В начале 80-ых подотдел перешел на мини-машины — те, что были перед персональными компьютерами... В 1988 году Д.Лозинский написал первую отечественную антивирусную программу AIDStest.
       
       Н.Г.: Судя по всему, вы честолюбивы, иначе как объяснить то, что всегда вы оказывались в авангарде отечественного программирования?
       Д.Л.: Как-то так получалось, что я всегда занимался чем-то новым, модным и интересным. Я становился первым совершенно ненамеренно, просто опять же так получалось само собой. Самолюбие как двигатель прогресса включалось в тех случаях, когда ко мне подходили с вопросом и мне нужно было дать обоснованный ответ.
       Н.Г.: Вы не получали морального удовлетворения?
       Д.Л.: Что-то вроде бы и делал, а время от времени оглядывался назад и думал: "На кой черт я суетился, по сорок часов на работе торчал?" Нет, просто думаю, зачем вообще нужно было на Госплан работать. Сами понимаете, кроме вреда от этого ничего и не было. Люди не работали, а план выполняли. Я, слава Богу, на Госплан быстро перестал работать. Я очень любил бегать с машины на машину, в крайнем случае, если машины не совершенствовались — с одной операционной системы на другую.
       Н.Г.: Компьютерные вирусы, вернее, ваши антивирусные программы сделали вас известным. Как это началось?
       Д.Л.: О компьютерных вирусах я слышал и раньше, но первый вирус, с которым я столкнулся лицом к лицу в 1988 году, назывался Vienna-648. Вирус вероломно проник в госплановский компьютер. Естественно, народ — в недоумении, прибегают ко мне, и говорят: "что-то странное происходит с компьютером". Я посмотрел и понял — это вирус. Дома за вечер разобрался и написал первую антивирусную программу. Назвал ее в честь первой советской тест-системы на СПИД, о которой примерно в это время радостно объявили по радио, перевел на английский и получилось — AIDStest.
       Н.Г.: Отчего именно к вам прибежали?
       Д.Л.: А я мог это быстро исправить. Что, разве мне жалко потратить вечер, если это надо людям? Тогда новые вирусы появлялись редко, а после — тишина, ждешь нового. Я даже специально бегал за ними, мне было интересно разобраться, как они действуют.
       Н.Г.: Не спрашиваю, авторство какого вируса вам хотелось бы присвоить себе, но скажите, есть у вас в коллекции "любимый" вирус?
       Д.Л.: На мой взгляд, самый симпатичный вирус, с которым довелось бороться, — второй в моей коллекции. Это когда на экране со стуком осыпаются буквы. Потом уже ничего принципиально нового не придумали.
       Н.Г.: На Западе антивирусная программа обходится потребителю примерно в $100. По тем меркам вы должны уже стать богатым человеком...
       Д.Л.: С 1988 по 1990 год я собирал эти самые вирусы и придумывал антивирусные программы совершенно бесплатно. Как раз на жизнь я зарабатывал другим. На вирус тогда тратил максимум день, чтобы спокойно, не торопясь изучить его повадки.
       
       По словам Д. Лозинского, сегодня новые вирусы появляются каждый день. На новую версию антивирусной программы у хороших программистов уходит в среднем час-два.
       
       Н.Г.: Некоторые программисты говорят, будто вы сами запускаете новые вирусы для того, чтобы легко и быстро написать новую антивирусную программу...
       Д.Л.: Я никогда не писал вирусов. Тем более, деньги, которые я получаю, не зависят от количества версий. Они зависят от количества проданных антивирусных программ.
       Н.Г.: Ну, а сейчас что значит для вас антивирусная работа?
       Д.Л.: Моя нынешняя деятельность (разработка новых версий антивирусной программы) — это вообще кошмар. Я уже восемь лет занимаюсь одним и тем же. Я постепенно спускаю это дело на тормозах, мои программы просто устаревают. Надо бы их переписать, но есть уже более современные антивирусные программы, например, Dr.Web Игоря Данилова (АО "Диалог-Наука"). Он как раз развил это очень мощно — и стал хорошо известен. Ведь самое главное — продать то, что сделал. Создай у себя на кухне самое лучшее средство от СПИДа, ежели никто его у тебя не купит и не раскрутит — вымрет человечество, а про тебя не узнает. Это, естественно, несколько утрированный случай, о таком-то средстве узнают. Один журналист соврет, другой повторит, и разлетится весть по всему миру...
       Н.Г.: Почему же вы так о журналистах?..
       Д.Л.: К сожалению, очень часто такое бывает. Хотя бы история с вирусом "666", который якобы убивает человека. Полная чушь, просто кто-то слегка соврал, а раскрутили же в момент.
       Н.Г.: Вернемся к "нашим баранам", почему занялись заработком на стороне, ведь госплановская зарплата отнюдь не маленькая?
       Д.Л.: А я всегда старался подработать, но не всегда удавалось. Свободного времени оставалось уйма: работал, вернее, консультировал в Госплане и получал там зарплату. А если удавалось, то подрабатывал чем угодно.
       Начало перестройки и внедрение персональных компьютеров совпало по времени. И я занялся русификацией принтеров — поскольку для нас этого специально никто не делал. Я на уровне "железа" вставлял туда русские буквы. Это было интересно, но сначала не приносило ощутимых денег. Ведь было два способа работать налево: принести справку, разрешающую совместительство — мне удавалось это пару раз провернуть, или выплачивали разовую премию в размере 50-100 рублей из так называемого безлюдного фонда (деньги для оплаты простого физического труда: нанять пару алкоголиков, чтобы они, например, сбили сосульки с крыши). Второй вариант проходил чаще.
       В 1988 году, в разгар кооперативного движения, безлюдный фонд возрос до размеров невероятных. Схема действовала так: когда ко мне от предприятия неофициально поступал заказ русифицировать принтеры, я шел в кооператив, договаривался с ними. Предприятие переводило на счет кооператива необходимую сумму, а я выполнял заказ. В итоге, кооператив брал себе 5%, на налоги уходило — 12%, остальное — мне. Выполнение таких заказов было делом не регулярным, но доходным. Самый нахальный мой запрос — это когда я потребовал, чтобы предприятие-заказчик оплатило мои услуги из расчета 1% от стоимости принтеров.
       
       В 1990 года принтер фирмы Siemens-Nixdorf ND49 стоил 15 тысяч рублей, лазерный японский Okidata OL-400 — 40 тысяч рублей.
       
       И оно оплатило, так как это было для него рентабельно. Это продолжалось два года. За это время я сумел построить дачу для младшей дочери. Вернее, мы перевезли сруб аж из Горьковской области в Подмосковье. Причем перевозка и сруб 6х9 обошлись мне в 2,5 тысячи рублей. К слову, чуть раньше, лет десять назад, когда я серьезно не занимался принтерами, купил себе на Селигере дом еще довоенной постройки за 500 рублей, которые взял из кассы взаимопомощи в Госплане.
       В общем, я свободно себя чувствовал в финансовом отношении — мог позволить себе покупать продукты на рынке.
       Н.Г.: Когда вы почувствовали, что вот, свершилось, вы стали знамениты?
       Н.Л.: Впервые я это понял на выставке, которая, кажется, называлась "Комтек" и состоялась в 1990 году. Там "Диалог-Наука" переписывала всем желающим на дискету мою антивирусную программу за смешные деньги — три рубля. Очередь выстроилась через весь зал. Известный стал — в струю попал. Обычная программа оказалась нужной в это время очень многим. Знали бы они, как это просто и тривиально по сути дела.
       Я сам создавал свою известность: всегда в заставке к программе указывал свою фамилию, инициалы и рабочий телефон. Заранее зная, что скорее всего мою программу элементарно своруют. Когда мне предлагали защитить программу от копирования, я отказался. Таким образом росла и крепла моя известность. Уже в 1990 году телефон звонил не переставая, и это стало совершенно невыносимым. Мне то и дело звонили и предлагали новый вирус или просили переписать новую антивирусную программу. В общем, представьте себе, одной рукой пишу антивирусные программы, другой — держу телефонную трубку у уха. Кладу трубку, секунда тишины, и новый звонок.
       В 1990 году подвернулось предложение от одного кооператива. Не хочу его называть, да он уже и развалился, а его директор теперь торгует, кажется, продуктами питания. В общем, согласился на их условия. Я придумывал антивирусные программы, они ими торговали и платили мне в зависимости от количества проданных программ. Но эта компания повела себя очень глупо — брали аж по 1000 рублей за разовую продажу (а это были приличные по тем временам деньги!) и чуть все дело не загубили... Такая дороговизна потакала воровству, да и только. А потом я выяснил, что они еще и нечестно себя ведут с потребителями: продавали антивирусные программы с обязательством регулярно обновлять версии (всего-то!) — за 2 тысячи. Они даже обзвонить клиентов по телефону и сообщить о выходе новой версии не удосуживались. После такого я с ними сразу порвал.
       В этом же году через своего приятеля Юрия Лященко я сам предложил свои услуги АО "Диалог-Наука". Они пошли на это, хотя чувствовали, что денег это не принесет, но все-таки некий шум вокруг будет. Тогда "Диалог" продавал мои версии по трешке за программу, это было дешевле, чем четвертинка водки. Потому что мы понимали, что много платить за программу, которую можно переписать у соседа совсем бесплатно, никто не будет. Но за программу все-таки надо платить хоть чуть-чуть. Тогда же придумали годовую подписку, чтобы желающие могли в течение года переписать все новые версии программы. Это стоило тогда 300 рублей — для предприятий.
       Тогда ведь почти никто, кроме совсем ошалелых психов, не покупал майкрософтовские программные продукты, потому что они бешеных денег стоили. Поэтому достойных конкурентов у нас, как говорится, не было.
       Н.Г.: А как вы относитесь к тому, что майкрософтовские программы стоят гораздо дороже ваших?
       Д.Л.: Спокойно. Тем более, что они бросили заниматься антивирусными программами. Фирма допустила ошибку, когда совсем бесплатно засунула слабенькую антивирусную программу в программное обеспечение. И чуть было не загубила рыночную торговлю антивирусами. Другие "антивирусные" фирмы кусали локти. Но все обошлось. Ситуация нормализовалась. К тому же отечественные потребители покупают, в основном, российские программные продукты, точно так же, как американцы — продукцию Microsoft.
       Вот и все. Какая уж тут конкуренция. У нас свои производители вирусов, поэтому народ понял, что надо покупать только родные антивирусные программы.
       Н.Г.: Вы когда-нибудь думали о том, что могли бы работать на какую-нибудь западную фирму, на ту же Microsoft?
       Д.Л.: Сейчас работать на западную компанию здесь не очень-то выгодно. Вот если бы раньше! Если бы предложили, я бы согласился. Это были бы большие деньги, а сейчас работать на иностранную фирму здесь — значит получать очень средние доходы.
       Н.Г.: Поступали ли к вам соблазнительные предложения от западных фирм о сотрудничестве?
       Д.Л.: Нет, я такой неделовой и необщительный. Оснований не было. А может быть, по слухам, я очень дорогой... Я просто на рынок не поступал. И цены своей не знаю.
       Н.Г.: Как изменилось ваше материальное положение после заключения делового союза с "Диалогом"?
       Д.Л.: Денег хватало на то, чтобы платить секретарям, отвечающим на телефонные звонки, оформляющим заказы и копирующим мои программы. И мне перепадало немного. А тут Госплан выделил мне "Жигули" 6-й модели, я сумел ее выкупить на принтерные деньги в 1991 году за 17 тысяч рублей.
       Так продолжалось до прошлого года. Очень медленно росли наши доходы, цены старались держать на нижнем уровне. Сейчас мы немного подняли цены — 20 тыс. рублей. Это больше, чем стоит хорошая бутылка "кристалловской" водки.
       Н.Г.: Почему вы всегда оцениваете свой труд стоимостью бутылки водки?
       Д.Л.: А что делать? Всегда любая работа измерялась в поллитрах. Нормальная работа, отнимающая час-два, стоила поллитра.
       Н.Г.: Довольны вы своей сегодняшней жизнью?
       Д.Л.: Сейчас я зарабатываю прилично, детей мне кормить уже не надо, они сами могут меня накормить, но очень приятно, что я все-таки от них не завишу. На жизнь хватает. Пожалуй, я зарабатываю меньше, чем начинающий программист в Соединенных Штатах.
       
       Дочери Лозинского проживают в США. Старшая — домохозяйка. Младшая пошла по стопам отца, закончила мехмат МГУ и работает программистом.
       
Н.Г.: А сколько зарабатывает начинающий программист там?
       Д.Л: Этого мне хватает здесь на приличную жизнь. Я зарабатываю достаточно, чтобы раз в год приезжать в гости к дочерям.
       Н.Г.: А что касается лени и любопытства?
       Д.Л.: Я попал в мышеловку, когда связался с "Диалогом", да еще придумали подписку на год... Я делаю одну и ту же работу уже восемь лет. Сегодня я обязан — интересно мне это или нет — заниматься антивирусными программами. И никогда в жизни я столько не работал над одной и той же задачей. Скучно это. Иногда, правда, что-то интересное попадается... Но если бы не эта гнусная капиталистическая система, которая выжимает соки из людей, в жизни бы столько не работал...
       
       Для справки: годовой доход господина Лозинского
       
       НАТАЛЬЯ ГРИДНЕВА
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...