"Иначе русский хоккей скоро погибнет"
Сегодня в Нагано зажжется огонь XVIII зимних Олимпийских игр. Российская команда, в которую вошли 126 спортсменов,— одна из самых сильных и представительных. Возглавляет ее президент Олимпийского комитета России, член Международного олимпийского комитета ВИТАЛИЙ СМИРНОВ, который накануне отъезда в Японию дал эксклюзивное интервью корреспонденту Ъ ВАЛЕРИИ Ъ-МИРОНОВОЙ.
— С каким настроением вы едете в Нагано?
— Я испытываю сложные чувства. Уже сейчас очевидно, что Олимпиада станет для российских спортсменов тяжким испытанием. Мы все привыкли к победам, более того, десятилетиями относили их к разряду явлений, само собой разумеющихся. К примеру, "серебро" наших хоккеистов мы еще недавно переживали едва ли не как национальную трагедию. Но, с другой стороны, именно поражения обычно заставляют задуматься над тем, что же происходит. И тогда все начинают шевелиться. Я знаю, что наш народ ждет Олимпиаду, настроился смотреть трансляции и переживать за наших спортсменов. Начальник московской милиции Николай Куликов сказал мне, что на время игр прогнозируется резкий спад преступности. Но на зимних Олимпиадах, в отличие от летних, чудес, увы, ждать не приходится. Дело в том, что на летних играх всегда срабатывает закон больших чисел: если даже мы проигрываем в каких-то видах, считающихся приоритетными, то обязательно получаем сюрприз там, где меньше всего его ожидали.
— Выходит, все медали в Японии уже расписаны?
— Анализ выступлений россиян на чемпионатах мира прошлых лет более чем красноречиво показывает: мы можем реально рассчитывать только на три вида. Лыжные гонки, биатлон и фигурное катание. Может быть, еще на двух Светлан — Бажанову и Журову, на Александра Голубева и Сергея Клевченю в коньках плюс на горнолыжниц. Все. Дальше — одни нули.
Такое положение вещей можно объяснить объективными и субъективными причинами. С развалом СССР мы потеряли зимнюю базу в Бакуриани, великолепный каток в Медео, а также санно-бобслейную трассу в Сигулде. Закрылись конькобежные дорожки с искусственным льдом в Коломне и в Москве. Таким образом, в стране для развития зимних видов спорта практически ничего не осталось.
Вдобавок, на многих спортивных сооружениях плата за аренду настолько повысилась, что, например, фигуристам тренироваться дома стало просто невозможно. Вдумайтесь, около ста сильнейших российских фигуристов и тренеров вынуждены теперь жить и работать за рубежом, в основном в Канаде и США. При этом местные специалисты времени не теряют, внимательнейшим образом изучая нашу методику и хореографию, растят нам конкурентов.
— А какие причины вы относите к субъективным?
— К примеру, до начала олимпийского хоккейного турнира никто не возьмется предсказать, с какими мыслями и настроением приехали в Нагано наши профессионалы. Но дух команды проявится сразу же, в самом первом матче. Может быть, на этот раз в ребятах взыграют патриотические чувства. К слову, многие специалисты считают, что в финале, при условии, если наши будут биться во всех матчах до конца, как это было прежде, вполне вероятно, именно они сыграют с канадцами. Убежден, если наша молодежь увидит прежнюю игру русской сборной, нам скорее удастся остановить массовый исход хоккейных талантов из России. Должно же это в конце концов когда-нибудь прекратиться. В обратном случае русский хоккей скоро погибнет.
— Из каких средств складывался бюджет подготовки к Олимпиаде в Нагано?
— Сразу оговорюсь, что на подготовку к Играм мы получили от государства всего 35% обещанного финансирования, что составило в итоге 108 млрд рублей и $6 млн. Кроме бюджетных средств, без которых мы бы и вовсе пропали, во многом выручили нас контракты с Reebok, Adidas, а также глубокое понимание и действенная помощь президента Международного олимпийского комитета Хуана Антонио Самаранча. Деньги на премии за медали — $50 тысяч, $20 тысяч и $10 тысяч соответственно — выделило государство. Из своих "подкожных" резервов ОКР еще добавляет за первую золотую медаль $50 тысяч. И если, например, Вяльбе выиграет две золотые медали, то она получит от ОКР и государства в общей сложности $150 тысяч. Кроме того, всем победителям-армейцам ОНЭКСИМбанк обещал доплатить еще по $50 тысяч.
— Судя по всему, финансовое положение ОКР если и поправится, то не скоро. Значит ли это, что виды, которые не приносят медалей,— прыжки с трамплина, сани и т. д. — по-прежнему будут финансироваться по остаточному принципу?
— Увы. Тем видам, в которых нет реальной возможности готовить своих спортсменов на российских базах, а значит, рассчитывать на медали, денег мы будем выделять лишь столько, сколько сможем. У нас и по лету уже назрела масса проблем: коней не тянем, парус — тоже. Но я не устаю повторять: дайте мне $50 млн в год, и мы сделаем сильнейшую команду в мире.
— Практика показывает: чем сильнее личность руководителя, тем благополучнее обстоят дела в организации. Относите ли вы себя к сильным администраторам?
— О себе говорить всегда трудно. Не будучи выдающимся спортсменом и тренером (Смирнов — мастер спорта по плаванию и водному поло.— Ъ), я тем не менее всю жизнь работал на различных руководящих постах в спорте. При этом у меня всегда были по-настоящему талантливые учителя, начиная с Николая Романова и заканчивая Сергеем Павловым (в разные годы они были председателями Спорткомитета СССР.— Ъ). Насколько как руководитель талантлив я сам, не мне судить. Но знаю точно — я человек непростой. И коллективу со мной сложно...
— Но интересно?
— Наверное. Меня окружает множество людей, чьи взгляды во многом совпадают с моими. И обстановка на исполкомах у нас бывает обычно достаточно демократичная. Но я очень люблю сильных соперников. И терпеть не могу, когда люди со мной не спорят, не возражают, со всем соглашаются. Мне это неинтересно. Вообще, мне кажется, что руководителя должны окружать сильные и даже, если угодно, агрессивные помощники. Это и его заставляет всегда быть в хорошей форме. Конечно, я себя считаю высоким профессионалом в области спорта и олимпийских дел. Почти 27 лет работы в МОК даром не прошли. И когда мы заново создавали Олимпийский комитет в России, мне не надо было книжки читать и кого-то спрашивать, что такое современный, сделанный по западному образцу Олимпийский комитет.
— Многие звезды отечественного спорта сейчас сетуют на то, что Россия потеряла прежний вес на международной арене,— их часто грубо засуживают, применяют чересчур строгие санкции в любых спорных ситуациях...
— Во-первых, на потерю прежнего авторитета нашей страны во всех сферах в значительной степени повлияла холодная война. Долгое время в нас просто видели зло, с которым надо считаться. Как в политике, так и в спорте. Часто нами не восхищались и писали о нашей команде, как о "красной машине". Позиции наши, однако, были очень высокие и сильные.
Когда произошел распад социалистической системы и стали очевидны все дела с подготовкой спортсменов ГДР, то и нас стали ассоциировать с ними. Однако могу сказать, что у нас такой системы никогда не было. В ГДР на спорт работали секретные лаборатории, лучшие специалисты, которые умели замазывать следы любого допинга. Сейчас мы, уже в новой России, снова заслужили высокий авторитет во многих видах спорта. Да, нас по-прежнему более заинтересованно проверяют на допинг. Но если мы говорим, что этим не занимаемся, а спортсмены то и дело попадаются, авторитет расти не будет. Кому стало лучше от истории с Любовью Егоровой? Я постоянно нашим спецам говорю: лучше проиграть, чем позориться с допингом.
Возвращаясь к вопросу о престиже нашей страны, я считаю, что нам всем в меру своих возможностей надо за него бороться — и в спорте, и в экономике, и искусстве. Мы живем в этой стране, сделав для себя выбор. И думаю, что в спорте многое делается, чтобы этому имиджу помочь. Жаль, что многие наши политики не понимают, какое место в общественном сознании занимает спорт. Многие на Западе мечтают о возможности появляться вместе со своими спортсменами-чемпионами, но те порой к себе даже близко не подпускают. А у нас такой возможностью просто не пользуются. В России есть десятки спортсменов-чемпионов, составляющих гордость страны. Их победы — это победы России.
— Борьба с допингом напоминает вечную погоню полицейского за вором. Раскрывается одна методика, тут же изощренные умы разрабатывают другую. Может быть, бороться бесполезно?
— Не думаю. Хотя и существует такая точка зрения: мол, болельщику все равно, что Марадона наркоман. Ему интересен футбол, а не его личные проблемы. Но если разрешить применять допинг Марадоне, то он тотчас войдет в плоть и кровь всех остальных спортсменов. С другой стороны, по-человечески понятно: чем больше мы будем платить за победу, тем больше люди будут хотеть выиграть.
Так или иначе, но по этому поводу могу сказать следующее: я никогда не знал ни об одной советско-российской государственной системе допинга и тут же подам в отставку и голову посыплю пеплом, если кто-нибудь найдет в архивах документ за подписью Смирнова о том, что он ознакомлен с какой-то системой. Ведь и античные Олимпийские игры погубили две вещи: чрезмерное усердие императора, который, следуя христианской философии, считал их языческими, и профессионализм с применением всевозможных стимуляторов. Тогда тоже победа приносила спортсмену громадные деньги, а спортсмены были чаще всего наемными.
Кстати, в отношении профессионализма в спорте я, например, имею расхождения с Самаранчем. Он считает, что Олимпийские игры должны быть пиком, квинтэссенцией высших достижений. Я же убежден, что этого никогда не будет. Потому что никогда не будут профессионалы-боксеры драться с любителями — разный у них бокс. Ну, один раз вы устроили перерыв в хоккейном турнире НХЛ, но ведь это тоже суррогат. Ну, два раза сыграла баскетбольная "Дрим-тим" — больше этого тоже не будет.
Баскетбол, который в НБА показывают равные команды, ни в какое сравнение по накалу борьбы не идет с той игрой, которая демонстрировалась на Олимпиадах. Чем прекрасен спорт? Непредсказуемостью. Ты приходишь на соревнование, не знаешь результата и надеешься, что твоя команда или твой спортсмен победит. В этом загадка и главное таинство спорта.
— За кого вы будете болеть в Нагано как простой болельщик?
— Я не могу позволить себе такую роскошь. Все-таки в первую очередь я профессионал-администратор, поэтому буду болеть за всех россиян и хочу, чтобы все они победили.
— Но любимый-то вид спорта у вас есть?
— На это отвечу так — если будет лидировать наш спортсмен, я стану переживать только за то, чтобы именно он побыстрее дошел. Но, признаюсь, в глубине души я очень люблю танцы на льду. Дело в том, что, будучи избранным в 1971 году в МОК, я сразу же стал отчаянно добиваться того, чтобы этот вид фигурного катания вошел в олимпийскую программу. И когда Мила Пахомова и Саша Горшков стали первыми олимпийскими чемпионами в 1976 году, именно я им вручил золотые медали. С тех пор на всех зимних Олимпиадах я записываюсь на вручение медалей именно в танцах. А еще в женской лыжной эстафете. С удовольствием сделаю это и теперь.