Концерт классика
В Москву приехал один из знаменитейших оркестров Америки — Чикагский симфонический (Chicago Symphony Orchestra, CSO), выступивший с двумя концертами под управлением своего нынешнего главного дирижера Риккардо Мути. На первом концерте в Большом зале консерватории побывал СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.
В отличие от маэстро Мути, последний раз гастролировавшего в Москве лет пять назад, Чикагский симфонический оркестр не был в России со времен поздней перестройки. На этот раз визит оркестра в Москву и Питер оказался частью культурной программы "Американских сезонов в России", согласованной, как водится, на самых высоких государственных этажах, так что перед началом концерта со сцены обильно струилось немудрящее красноречие официальных обращений. Посол Майкл Макфол проронил, что города, где есть великие оркестры, дают замечательных президентов, вот и Барак Обама родом из Чикаго; Михаил Швыдкой подхватил реплику, с намеком ответив в том духе, что да, наш оркестр Санкт-Петербургской филармонии тоже ничего себе. Официоз официозом, но стоит отметить, что в Россию CSO прибыл посланником не только американской симфонической культуры, но и американского подхода к тому, как должно формироваться общественное лицо коллектива подобного уровня. В педантично распланированной деятельности оркестра есть место и бесчисленным благотворительным и просветительским акциям (в Москве музыканты CSO успели дать мастер-классы, открытый концерт для студентов и концерт в реабилитационном центре), и поддержке современных композиторов. К последней миссии даже такая величина и такой диктатор, как Риккардо Мути, не имеет возможности не присоединиться — неизвестно, насколько это ему "по шерсти", но на словах с этой задачей он всячески соглашается.
Вот и московские концерты открывались современным произведением — "Космической Одиссеей" Дмитрия Смирнова, живущего с начала 1990-х в Англии ученика Николая Сидельникова и Эдисона Денисова. Громогласный семиминутный концертштюк, в котором всего понемногу — маршевых тутти, умеренной атональности, колокольных перезвонов и артиллерийской мощи ударных,— оказался порядком эклектичным, но играли его с завидной увлеченностью. Это, как оказалось, для CSO достаточно характерно. Московской публике был продемонстрирован совершенно исключительный в смысле мастеровитости оркестр, рассудительный, пластичный, реактивный, обладающий редким по красоте звуком, в котором особенно интересными кажутся даже не столько суперточные и красноречивые духовые, сколько сдержанное благородство струнных. Но кажется, что у оркестра есть и еще одна специфическая особенность — некоторая интерпретаторская не скажу наивность, но сугубая открытость: прекрасно делая себе свое дело в технических подробностях исполнения, CSO аккуратно, с энтузиазмом и без тени сомнения транслировал все, что придумал дирижер.
И это было очень занятно. Вот сюита из музыки Нино Роты к "Леопарду" Висконти: маэстро Мути явно хотел таким образом отдать должное автору, который когда-то давал ему уроки композиции, но надо было слышать, с каким страстным старанием чикагцы играли эту киномузыку, которая, скажем мягко, не всегда выигрывает в серьезном филармоническом формате. Как следствие, музыка Роты уверенно прописывалась где-то в романтизме XIX века, на глазах наливаясь брамсовскими кульминациями и мендельсоновским изяществом.
Еще более любопытной оказалась Пятая симфония Шостаковича, сыгранная после антракта. Вообще Шостаковича Риккардо Мути исполняет довольно редко и крайне избирательно (например, "Леди Макбет Мценского уезда" в эксперименты маэстро с оперной музыкой зрелого ХХ века так до сих пор и не попала — язык трудный, объясняет Мути). В его трактовке Пятой Шостаковича, однако, никакой опасливости не было — было уверенное, последовательное, но крайне непривычное прочтение. Без двойного дна, без трагики, без рефлексии вокруг даты "1937", которой помечена симфония; умно и красиво, но без всякой попытки выдавить из себя взволнованную реакцию на историко-биографические обстоятельства.
Это было еще не все: раскланявшись и подняв на поклоны солистов, Риккардо Мути дал знак концертмейстеру гобоев CSO Евгению Изотову (чье соло незадолго до того отлично прозвучало в третьей части симфонии), который анонсировал бис — ноктюрн для оркестра малоизвестного неаполитанского композитора второй половины XIX века Джузеппе Мартуччи. Чтобы уважить местную публику, музыкант со слов маэстро рассказал, что в свое время Антон Рубинштейн, побывав в Неаполе, был очень впечатлен и тамошней школой вообще, и музыкой Мартинуччи в частности. Риккардо Мути, таким образом, оказался во всех смыслах верен себе, в том числе как пропагандист редкой музыки неаполитанского происхождения (в Неаполе, напомню, и самому будущему дирижеру случилось родиться): семь последних лет он делал это в Зальцбурге со своим Orchestra Giovanile Luigi Cherubini, теперь, как выясняется, продолжает потихоньку действовать в том же направлении и со своими чикагскими подопечными.