Уполномоченный по правам человека при президенте Южной Осетии Давид Санакоев рассказал Ольге Алленовой о своих претензиях к власти и о том, какой он видит Южную Осетию после выборов.
— Кампания была честной?
— Когда было 15 претендентов в кандидаты, мы договаривались, что будем вести честную кампанию, без грязи. Зарегистрировали только четверых, и мы, четверо, инициировали проект соглашения, в котором прописали, что все кандидаты будут соблюдать конституцию и не будут использовать грязные технологии. До сегодняшнего дня я веду такую кампанию. Я со своей командой хочу показать людям, что жить можно по-другому, без криков и шума.
— А ваши соперники соблюдают эти правила?
— Я хотел бы надеяться. Хотя они в последнее время начали ссориться. Наши плакаты стали срывать, в интернете пишут гадости. Мои сторонники нервничают, приходят ко мне и говорят: «Вот про нас написали то-то, давайте разберемся». Я объясняю: не надо обращать внимания. Я уверен, что это делают не кандидаты, а третьи силы, которые просто хотят сорвать выборы.
— Вас называют ставленником Эдуарда Кокойты…
— Я знаю про эти слухи, это, конечно, не так. Я последним зарегистрировал инициативную группу и был выдвинут кандидатом. Сегодня все, кто видят нашу кампанию, могут констатировать: у нас нет больших денег, у нас нет дорогих телеэфиров, у нас только один штаб, а не два, и у нас нет людей, которые были с Кокойты. Я не ставленник Москвы и не человек Кокойты. Сейчас про меня говорят: «Он работал с Кокойты, значит, он человек власти». Я проработал в этой власти восемь лет, но никаких преференций она мне не дала. Эта должность не высокооплачиваемая, у меня один консультант в подчинении, нет дорогих автомобилей, больших кабинетов и прочих атрибутов роскоши. И я думаю, если бы эта должность кому-то приглянулась, меня бы на ней не оставили.
О моей работе могут сказать люди, которым мы помогали, — мы занимались улучшением содержания в тюрьмах, восстановлением на работе незаконно уволенных, добивались, чтобы заключенных доставляли в больницу или чтобы сроки заключенным снижались. Я в свое время помог Алану Парастаеву (оппозиционер. — "Ъ"), к нему в камеру не пускали книги, в том числе Конституцию, и мы добились, чтобы он получил книги, которые хотел. Я долгое время добивался, чтобы у нас построили новую колонию, потому что сейчас колония – это бывшее ИВС, она не предназначена для длительного содержания людей под стражей. Но нас не услышали, потому что это затратный вопрос, и проблема не видна невооруженным глазом, то есть известности она не принесет.
— То есть даже от таких режимов можно чего-то добиваться?
— Можно пиариться, а можно делать свою работу. Для меня это разные вещи. Я в свое время помог освободить несколько наших ребят из плена, но я не знаю, где они, и не поднимаю этот вопрос в предвыборном пиаре.
Мы не раз делали ту работу, которую должно было делать государство, — например, консультировали социально незащищенные слои населения. Но я понимаю, что омбудсмен при президенте – это должность, вызывающая много вопросов. И мы много раз ставили вопрос о создании независимого аппарата омбудсмена, потому что считали, что пока эта должность подконтрольна президенту, работа в полную силу невозможна.
— А почему тогда вас называют человеком Кокойты?
— Потому что фактор близости к Кокойты — главный дискредитирующий, и был таким еще в прошлую кампанию. Но со мной в команде работают люди, их все знают, эти люди никогда не стали бы со мной работать, если бы я был человеком Кокойты.
— Есть мнение, что выборы могут быть сорваны. Вы как думаете?
— Сейчас, несомненно, есть силы, которые хотят затянуть эту ситуацию междувластия, чтобы «закрыть» те дела, которые потом могут быть расследованы.
— А как вы считаете, ноябрьские события могут повториться?
— Ноябрьские события показали, что воля народа все-таки должна учитываться. Меня часто спрашивают: «А вы уверены, что вас не «прокатят»?» Да, я уверен. У нас уже был ноябрь, и это черное пятно в нашей истории, и я не думаю, что кто-то захочет это повторить. И я не вижу сейчас серьезных предпосылок для срыва выборов. Я встречаюсь с разными людьми, да, многие говорят, что они разочарованы и не пойдут голосовать, но большинство готово прийти на участки. И это важно. Я думаю, выборы состоятся. Наш народ очень мудрый и знает, что участие в выборах это шаг вперед.
— Как вы относитесь к делу Джиоевой?
— В свое время мы договорились с кандидатами, что ее имя не будет использоваться в предвыборных целях. Чтобы на этом имени не строить пиар. Когда 9 февраля ее доставили в больницу, я ждал реакции властей. И на совещании в правительстве я сказал, что такими действиями мы наносим вред имиджу республики. Но и.о. президента Бровцев не стал меня слушать, сказав, что это политический пиар. Я написал запрос в прокуратуру, чтобы мне объяснили, на каком основании Джиоеву держали в больнице, но ответа до сих пор не получил. Но мы и после выборов будем заниматься этим вопросом. Задержали ведь не только ее, но еще несколько человек. И хоть ее и не били, но обращались с ней грубо, и для меня как мужчины неприемлемо такое отношение к женщине.
— Вы считаете, она действовала правильно?
— Алла Алексеевна объявила свою инаугурацию, и сейчас необходимо, чтобы этому была дана правовая оценка. До сих пор это не произошло, хотя человек содержался полтора месяца под стражей. Но если я сам сейчас буду давать такие оценки, это только будет будоражить людей.
Но люди должны знать, что виновные будут наказаны.
— Вы когда говорите о третьих силах, работающих против вас, вы кого имеете ввиду?
— Я бы хотел оперировать фактами, но их у меня нет. Против нас работает интернет-ресурс, который называют ресурсом Вадима Бровцева, но доказательств у меня нет. Говорят, что эти же люди стоят за листовками, которые разбрасывают по городу: «Если вы выберете Санакоева, то приведете к власти Кокойты». Я не могу пользоваться такими методами, поэтому не буду утверждать, кто за этим стоит.
— А что надо делать новому президенту, чтобы как-то исправить вот эту ужасную ситуацию в республике, когда все разрушено, в том числе и правовые институты?
— Эдуард Кокойты ушел, но система осталась. И необходимо эту систему изменить. Кадровые перестановки ничего не дадут. Необходимо разграничение всех ветвей власти. Сейчас парламент избирается по пропорциональной системе, мы предлагаем мажоритарно-пропорциональную. Есть такой запрос у людей – они хотят выбрать человека, которого знают, а не тех, кто с этим человеком в одной партии. У нас должна быть партийная конкуренция, тогда начнется настоящая политическая жизнь. А то сейчас партии работают только перед выборами.
Правительство сегодня – это неповоротливая махина, которая образовалась в результате слияния многих министерств и которая не справляется со своими обязанностями.
В Конституции у нас записано, что программу социально-экономического развития решает парламент, а сейчас это решает не парламент, а межправительственная комиссия (ведомство, подконтрольное премьеру Вадиму Бровцеву. — "Ъ"). В Конституции записано, что после обсуждения МПК программу должна обсудить Госдума и наш парламент, но сейчас это не работает. Поэтому нет прозрачности, народ не участвует в обсуждении. Все ветви власти должны быть задействованы в работе, а не только одна из ветвей. Когда задействованы все ветви, есть контроль, есть конкуренция.
— Вас считают либералом, это вызывает опасения, что вы не справитесь с такой разрухой и правовым беспределом.
— Я считаю, что к людям подход должен быть мягким, а к решению вопросов — жесткий. Жесткие меры – для тех, кто не исполняет закон, а если человек ничего не нарушает, а только имеет другое мнение, отличное от официального, его нельзя преследовать. У нас очень мудрый народ. В ноябре-декабре благодаря народу не пролилась кровь. С нашим народом и действовать надо мудро. Нельзя делить его на своих и чужих. Нельзя на него давить. Надо ему помогать.
— Вы видите Южную Осетию в составе России? Это один из вопросов нынешней кампании.
— Необходимо выполнить волю народа, а наш народ на двух референдумах высказался за сближение с Россией. Другое дело, что мы пока еще к этому не готовы. Надо построить национальную экономику, чтобы не быть обузой для России. Вот сейчас много говорят о национальной безопасности, а это, прежде всего, национальная экономика.