Зоя, 21 год
Я делаю валики для станка. Полинка ткет ковер. Дима и Валера чешут шерсть. Еще делаю кукол из картона. Круг, утренний чай, работа, обед, потом уже круг и вечерний чай. Бывает спектакль. Я в «Турмалине» третий год. Сначала трудно. А потом легче, легче, легче!
Миша, 27 лет
Я делал ножки для скамейки. Шкуркой зашлифовывал. И машинку чистил, чтобы гладкая. Я доволен.
Полина, 31 год
«Турмалин» нужен, чтобы ткала. Ковер. Продавать. На ярмарке. Ковер будет толстый. Теплый.
Настя, педагог
Взрослый человек нуждается в том, чтобы к нему относились как к взрослому. Вне зависимости от сохранности интеллекта. К нам сейчас приходят 40 человек, имеющих различные нарушения развития: от легкой умственной отсталости до сложных генетических синдромов. Речь идет о многолетней реабилитации. Если человек — инвалид, это не значит, что ему в 30 лет надо показывать «Чебурашку». Взрослому человеку надо что-то делать. Что-то ценное. В мастерских «Турмалина» мы делаем не просто какие-то горшки или коробочки, а действительно красивые вещи. Да, их сделали особые люди, но это на них не написано.
Рома, 28 лет
Я с 2008 года здесь. А до этого я ходил гулять, а потом уже перестал ходить, все время дома сидел, пока не отравился оладьями. Я сам гончар. Здесь домики рисую по понедельникам. А в среду начинаю с глиной работать. А в выходные только дома телевизор с утра до вечера. Дома веселее.
Мама Саши (Саше — 30 лет)
В метро я просто ни на кого не обращаю внимания и молюсь. Потому что иначе тоже выжить сложно, имея такого больного ребенка. Все эти вопросы: почему, как, за что?
Мы с ним в разные места ходили заниматься, но никто с ним справиться не мог, и нас отовсюду просили уйти. Просто никто не мог заставить его сесть. И кроме того, у него были приступы, спазмы, он кричал. 10 лет назад я встретила Ремко (ван дер Плаат, один из основателей «Турмалина».— СК), и он первый, кому удалось Сашу усадить.
Настя
Вот, например, Сергей. Он не очень хорошо ходит, у него умственная отсталость и большие проблемы в эмоционально-волевой сфере, ему трудно с другими людьми. Мы все, работая с Сергеем, придерживались одной тактики: мы старались ему простраивать границы. Например, просили сделать шаг назад, когда он с тобой разговаривал. Ждали, когда он попросит что-нибудь, а не просто так ему давали, как только он показывал пальцем. Я с ним занималась музыкой, мы играли на лире. Поначалу он только ее хватал и начинал бешено дергать струны. Но постепенно мы пришли к тому, что он стал играть тихо, очень ритмично, равномерно, дожидаясь моих ответов на другой лире. Так постепенно он стал более социален, ему стало проще находиться среди людей, и людям стало с ним проще.
Юля, 25 лет
В последнем спектакле я была Марией. Это одна из главных ролей. У меня была главная, у мужа главная была, он пастуха играл. Три хозяина было, это тоже главные. Там была второплановая роль, это ангелы.
Осенью на день Михаила с драконом сражались. Драконом была Марина Николавна. Ее не признать — в дураках остаться!
Мама Тани (Тане — 31 год)
У нас как было: она родилась, все нормально, а потом перенесли нейроинфекцию — и все. И мы все надеялись, что как-то выскочим. Но потом уж спустились на землю.
Татьяна знает, что идет в «Турмалин» на работу. Ей что-то надо здесь делать, ее кто-то здесь ждет. У нее здесь любовь, ненависть, дружба, все есть.
Мама Саши
Саше очень тяжело, я вижу, что с возрастом ему еще тяжелее. Видимо, как-то он развивается внутри себя, и он на все смотрит немножко обреченно. Но в свечной мастерской ему очень нравится. Он и сейчас ездит с удовольствием, но раньше прямо как на свидание несся, очень радовался.
Сережа, 25 лет
Я рисую картины, но только по понедельникам. Скворечники делали для птиц в парк соседний. Не довелось вешать, к сожалению. Недавно был спектакль «Поклонение пастухов». Я там одну из главных ролей играл, Иосифа.
Настя
У Полины редкий генетический синдром. Люди с этим синдромом обычно очень сонные, вялые, слабо реагируют на внешние раздражители, и еще — это тоже связано с органическими нарушениями — они никогда не чувствуют насыщения. Полина, когда к нам пришла, все время засыпала, а просыпаясь, говорила в основном о еде. Мы начали с ней заниматься. Разработали для нее правила и ограничения, которые касались в первую очередь еды. И она начала собираться. Сейчас она гордится тем, что она ткачиха. В прошлом году Полина пришла и попросила научить ее играть на флейте. Она сказала, что хочет играть на флейте, потому что чувствует, что это ей помогает не засыпать. Она очень часто просит: помоги мне, ты знаешь, что я не могу себя сдерживать. Ты помогаешь мне держаться в руках?
Полина
Я хочу жить в «Турмалине». Сейчас я в Измайлово живу. Я хочу здесь ночевать и жить. Но придется ехать. Дома я с мамой и с Олей, это сестра. Она хочет замуж выйти за Рому. Дома я посуду мою. Глажу. Сплю. Гуляю. На елки хожу.
Мама Тани
Мы объединяемся вместе, рассказываем, ну, у тебя проблемы, у меня проблемы. Вот я так решила проблему, а ты вот так вот. Мы как-то помогаем друг другу — и уже тогда едем в метро, нас ничего не смущает, ни взгляды, ничего.
Мама Саши
Я только молюсь, чтобы я прожила подольше. Потому что не станет меня — и Саша попадет в психоневрологический интернат. И там ему просто крышка.
Зинаида Левина, основатель «Турмалина»
Люди с особенностями развития очень нужны так называемым «нормальным». Они должны быть повсюду среди нас, а не спрятаны по домам и интернатам. Они — напоминание. Сейчас, когда все ориентировано на успех и благополучие, именно особые люди, замкнутые в своей, недоступной окружающим реальности, заставляют остановиться и задуматься о том, что действительно важно.
Государство сегодня готово предоставить родителям совершеннолетних инвалидов с диагнозом «умственная отсталость» только одно: психоневрологический интернат. Не хочешь отдавать туда своего ребенка — держи его дома взаперти. Нет других вариантов. В советское время еще были какие-то мастерские, надомная работа, но это все улетучилось. Поэтому все, что сейчас для них есть,— это то, что люди организовали сами, как «Турмалин», например. Но благотворительные организации всегда и везде более свободны, более человечны.
У людей с тяжелыми нарушениями потребности не ниже, а выше, чем у людей здоровых. Любой человек всегда имеет право на самое правильное, лучшее. Но люди, возможности которых ограничены,— мы просто обязаны дать им лучшее. Потому что мы, здоровые, можем для себя многое сделать. Книжку почитал — и развлекся, какое-нибудь хобби себе придумал, к друзьям сходил, любовницу завел. А они ничего такого не могут. И они должны стоить больше государству. И обществу. Особенно обществу. Потому что государство у нас равнодушное, формальное, воровское, и будет оно таким еще сотни лет. А люди, собравшись вместе, могут что-то сделать.