"Натуральный обмен" Хаима Сокола в "Проекте Fabrica" — в какой-то степени продолжение его выставки, проходившей летом в галерее Гельмана. Вернувшийся в Россию из Израиля в середине 2000-х, Хаим Сокол как бы дважды иммигрант. Однако тема эта возникла в его работах не сразу. Первые годы Сокол делал инсталляции из всякого мусора — поломанных игрушек, негодных предметов гигиены, ржавых железяк и обрывков текста. Художник воспринимался как последователь позднего Кабакова, но важное для того социальное измерение если и присутствовало в работе Сокола, то в мерцающей форме. Его интересовали скорее не исторические травмы памяти, а сама ее материя, парадоксальная неприкасаемость, недоступность. Любопытно, как тонкий исследователь эфемерного, почти несуществующего быстро превратился в одного из самых интересных в современном русском искусстве художников, работающих с социальным действием, однако, если вглядеться в характер социальных размышлений Сокола, переход этот не так уж странен. Выставка на "Винзаводе" была посвящена гастарбайтерам. Художник попытался осмыслить положение нелегальных иммигрантов в современной России как разновидность общества "чрезвычайного положения" вроде лагерного.
Но если та первая проба была робкой, то в новом проекте Сокол идет гораздо дальше: он пытается понять, как устроена экономика такого существования. Отсюда — идея "натурального обмена", лежащего в основе любой экстремальной экономики по представлению Джорджо Агамбена, философа очень важного для Сокола. Этой весной художник устроил в своем фейсбуке аукцион — он продал несколько работ и собирался использовать полученные деньги на благотворительность. По словам Сокола, аукцион был для него "попыткой самоорганизации", то есть политического действия, осуществляемого художником собственными силами, без посредничества арт-рынка.
На этом Сокол не стал останавливаться — он затеял собственный благотворительный проект, нашел группу киргизских рабочих и предложил купить им новую обувь в обмен на старую. Начались путешествия по рынкам, выбор обуви и одновременно попытки выработать правила этого неожиданного предприятия. Тут — ни в коей мере не "чистый эксперимент". Есть множество вмешивающихся факторов: сначала — недоверие подопечных Сокола, потом — их чрезмерное воодушевление, желание получить еще что-нибудь (притом что сам художник не знает, сколько он готов дать), а также активность сторонних участников и свидетелей проекта — от продавцов обуви до коллег-художников, критикующих действия Сокола в фейсбуке. Все это одновременно помогает прояснить природу возникших отношений и еще больше запутывает ситуацию. Суть самого этого обмена до крайности смутна. Что получают в обмен иммигранты: только блага или вдобавок — участие в искусстве? Является ли это последнее в какой-то степени предательством бескорыстной инициативы? Меняет ли статус сам объект, переходя из рук в руки? Старые ботинки становятся экспонатами выставки — тут вроде бы все ясно, но Сокол усложнил проблему: вторым этапом стало приобретение для рабочих инструментов — новых лопат взамен старых. На каждой лопате художник поставил свою подпись, таким образом, за ними как бы закреплена принадлежность к искусству — или там, где нет ситуации искусства, это уже не имеет значения? Таких вопросов очень много.
Столь же смутен и сам статус соколовского проекта: это одновременно и попытка прямого политического действия, осуществляемого средствами искусства (в частности, средствами в денежном смысле), и эксперимент по поиску границ этого искусства, и исследование психологии самого художника — человека, ставящего себя в непривычно активную позицию по отношению к социальной ситуации. Что очень для активистского искусства редко и очень ценно, проект Сокола говорит не только о храбрости, щедрости и прочих очевидных ценностях, но и о нерешительности. Художник не знает, куда и как далеко он готов пойти. Понятно, что в выставочную форму эта история облекается с большим трудом. Сокол сделал нечто, называющееся "инсталляция-отчет" — тексты, фотографии, видео и, естественно, полученные в результате обмена предметы. Конечно, эта форма слегка ущербна, но изначальная невозможность увидеть проблему целиком в данном случае органична.