В своем новом фильме "Темнокожая Венера" (Black Venus) тунисский француз Абдельлатиф Кешиш протестует против колониальной эксплуатации на вопиющем примере из реальной истории "Готтентотской Венеры" — чернокожей Саарджи Баартман, в начале XIX века гастролировавшей в Лондоне и Париже с предприимчивым голландцем, который вывез ее из Кейптауна, чтобы демонстрировать в балаганах необычную анатомию 25-летней бушменки. Поначалу менеджер Венеры (Андре Жакобс), который с ней к тому же и сожительствует, обращается с ней за пределами цирка вполне человечно, даже покупает ей шляпки и перчатки. Но само представление выглядит крайне унизительно для героини, с которой обращаются, как с диким зверем — "укротитель" выпускает ее из клетки, одетую в телесного цвета трико, водит на цепи, заставляя бросаться на зрителей, потом Венера исполняет несложный танец. Однако настоящий гвоздь программы — выдающихся размеров готтентотские ягодицы, которые в конце этого фрик-шоу предлагается пощупать публике, чтобы убедиться, что это не накладные подушки. Защитники прав африканского народа пытаются привлечь хозяина Венеры к суду за рабовладение, но та объясняет, что на самом деле она актриса, которая выбрала свой образ жизни совершенно добровольно. После этого к одному паразиту-антрепренеру присоединяется и второй (Оливье Гурме) — вместе с ними героиня перемещается в более свободомыслящий Париж, где ее амплуа постепенно корректируется: цирковые выступления уступают место салонным оргиям, участники которых показаны Кешишем еще более отвратительными, чем бесчувственная толпа в лондонском балагане.
Лучшее, что есть в этом чрезмерно обстоятельном и как бы упивающемся унижениями героини фильме,— это снявшаяся в главной роли непрофессиональная актриса Яхима Торрес, эмигрировавшая c Кубы во Францию семь лет назад. С каким-то высокомерным недоумением и усталостью взирающая на суетящихся вокруг нее белых людишек, она одушевляет картину и наполняет ее своим животным магнетизмом.
Через два часа сорок минут артистическая карьера героини заканчивается борделем, а потом и уличной проституцией. После смерти Готтентотской Венеры от пневмонии и венерической болезни в 1815 году начинается ее музейная жизнь: один из самых отталкивающих персонажей фильма, знаменитый зоолог Жорж Кювье (Франсуа Мартуре), интересуется героиней как неизученным представителем отряда приматов, сравнивает ее череп с обезьяньим и еще при жизни пытается рассмотреть то, что он называет "готтентотским передником",— удлиненные половые губы. Героиня, однако, в гневе расшвыривает монеты, которыми ее пытаются соблазнить пытливые французские естествоиспытатели и даже довольно дерзко хватает самого нахала Кювье за промежность. Но скоро мертвое ее тело все равно попадает в руки Кювье, который с каким-то сладострастным выражением отрезает ей гениталии, чтобы потом заспиртовать их и вместе с ее мозгом и гипсовой статуей передать в качестве экспонатов в Музей естественной истории Франции, где они выставлялись до 1974 года. В 1994-м после отмены апартеида ЮАР потребовала у Франции их выдачи, французы долго не хотели отдавать свое музейное достояние, и только в 2002-м останки Готтентотской Венеры были похоронены на ее родине — финальные титры фильма сопровождаются воодушевленными выступления официальных лиц: "Мы не можем исправить причиненный ей вред, но мы можем рассказать о ней всю правду".
В итоге остается некоторое недоумение: чем сам рассказчик этой "правды" режиссер Кешиш отличается от европейских эксплуататоров героини и равнодушных антропологов, снисходительно рассматривающих африканскую анатомию,— у Кешиша есть то оправдание, что он сам араб, немало натерпевшийся от того, что в начале его актерской карьеры зрители, по его словам, видели в нем не актера, а араба. Хорошо хоть за задницу не щипали, так что несломленный Абдельлатиф Кешиш сумел собрать в кулак все свое человеческое достоинство и стать модным фестивальным автором, с неподдельным энтузиазмом спекулирующим на гуманистической тематике.