Шопен с проблемами

Концерт классика

В Большом зале Санкт-Петербургской филармонии с сольным концертом выступил пианист Лукас Генюшас — один из главных российских музыкантов поколения двадцатилетних дебютировал на прославленной сцене исполнением всех трех фортепианных сонат Фридерика Шопена. Комментирует ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ.

Имя этого студента Московской консерватории в Петербурге запомнили после февральского выступления на сцене концертного зала Мариинского театра — тогда в рамках марафона лауреатов прошлогоднего Шопеновского конкурса Лукас Генюшас столь уверенно-дерзко отыграл сет-лист, составленный сплошь из краеугольных камней фортепианного репертуара, что вмиг выдвинулся в число самых перспективных молодых российских пианистов. Наследник почтенной музыкальной династии (бабушка — патриарх отечественной фортепианной педагогики Вера Горностаева, родители — пианисты Пятрас Генюшас и Ксения Кнорре) и конкурсный боец со стажем еще раз напомнил о себе в апреле, исполнив развитую и необыкновенно значимую в драматургическом отношении партию сольного фортепиано в балете Леонида Десятникова "Утраченные иллюзии" и став одним из главных героев мировой премьеры Большого театра. Тогда же, весной, стало известно и о ноябрьском ангажементе господина Генюшаса в филармонии, причем его программа автоматически превращала этот концерт в одно из самых ожидаемых событий сезона.

Решение исполнить за один вечер оба колосса романтической фортепианной традиции, Вторую и Третью шопеновские сонаты, дополнив их практически никогда не звучащей с концертных подмостков юношеской Первой, что и говорить, амбициозно для всякого пианиста — особенно если ему едва исполнился 21 год. Тут нужно сразу заметить, что с изначально представлявшимся несколько умозрительно-начетническим замыслом господин Генюшас справился на ура — примечательных решений на радость профессиональным гурманам в его интерпретации хватало с избытком. Скажем, господин Генюшас не только избегает соблазна представить раннюю Первую сонату зрелым творением, но, напротив, выставляет напоказ все ее стилевые швы, подчеркивая тем самым несамостоятельность желторотого Шопена. Можно вспомнить еще и сыгранный на минимальной педали финал Второй сонаты (не столько воды Леты, сколько призрачный суховей, сеющий гибель сирокко из "Смерти в Венеции" Томаса Манна), и мужественную повествовательность вкупе с атлетической скульптурностью крайних частей Третьей, и пластически рельефную полифонизацию медленной части той же сонаты — все это, разумеется, не считая абсолютной технической свободы и впечатляющего слухового контроля.

Но в том-то и дело, что Лукас Генюшас принадлежит к тому редкому нынче типу исполнителей, разговор об искусстве которых позволительно не сводить к одним лишь частностям. Самым привлекательным свойством его натуры представляется критическое отношение к устоявшейся традиции трактовки тех или иных музыкальных текстов. Прекрасно осознавая исчерпанность и самой романтической парадигмы, и порожденного ею большого концертного стиля, господин Генюшас не просто учитывает проблемность того репертуарного поля, на котором играет,— но делает эту самую проблемность едва ли не главным фактором своих интерпретаций. Именно поэтому его сосредоточенно-углубленный сценический имидж столь радикально отличается от тотального шоуменства ближайших коллег по цеху. Пока конкуренты господина Генюшаса стремятся главным образом нравиться публике и следовать конъюнктуре мировой музыкальной индустрии, он озабочен куда менее сиюминутными проблемами: мучительно трудным поиском исполнительского стиля, созвучного сегодняшнему дню и выражающего дух времени.