В Санкт-Петербурге открылась выставка ""Бассейн в гареме" и другие произведения Жана-Леона Жерома в собрании Эрмитажа". Вынесенная в название экспозиции картина — вещь, конечно, знаменитая и изгибами тел представленных на ней дам запоминающаяся, но стать героиней целой выставки ей позволила злая (или, наоборот, счастливая?) судьба. Украденная и возвращенная в музей усилиями оперативников угрозыска картина теперь пользуется особым успехом. Разглядывая работы Жерома, большого мастера большого стиля, КИРА ДОЛИНИНА думала о несправедливости такой его эрмитажной судьбы.
В советское время о Жероме и ему подобных академиках и любимцах парижского Салона принято было писать так: "Жером, Жан-Леон (1824-1904) — слащавый художник академического направления, пользовавшийся в свое время известным успехом". Волшебный стиль — сказано как отрезано. Ну, в общем, действительно "отрезали": о салонном искусстве писали только строго по необходимости, в каталогах и комментариях, выставок не делали, диссертаций не сочиняли, а признаваться в любви или хотя бы в интересе к подобным прыщам на теле Высокого (для данного периода читай — импрессионистического) искусства было все равно что расписаться в мещанстве и дурновкусии.
Справедливости ради стоит сказать, что до 70-х годов на Западе тоже не слишком чтили Салон: упоение модернизмом диктовало свою волю. Постмодернизм вернул все на место — академизм и Салон, искусство "красивое" и о красивом, "вторичное" и "замшелое" оказалось в центре пристального внимания специалистов. Открывшийся в 1986 году музей Орсэ дискуссию об уместности салонного искусства в музеях, вершиной экспозиции которых являются Курбе, импрессионисты и их последователи, закрыл: весь первый этаж парижского музея отдан тому, что было "до" импрессионистов, а сами небожители были отправлены в душные и скромные зальчики наверху (мол, их будут смотреть и там). Расчет оказался верным: если вы хотите понимать, что такое французское искусство XIX века и из чего вырос импрессионизм, будьте добры прошагать мимо сотен квадратных метров первоклассной салонной живописи, из которой, собственно, растут ноги не только ваших любимых Мане и Дега (ранние работы второго, кстати, совсем не зря повешены рядом с самими кондовыми историческими живописцами на первом этаже), но и Гоген, и даже Пикассо.
Жером стал одним из премьеров этого спектакля. Это очень правильный герой: хорошая школа (был учеником у страстного историографа Поля Делароша и доучивался у заразившего его любовью к Востоку Шарля Глейра), сам — отменный исторический живописец, одно время увлекался античными экзерсисами, навеянными Помпеями и хорошим знанием древних источников, которые у него и других французских художников вылились в то, что восторженный Теофиль Готье назовет стилем "неогрек"; писал Наполеона, не гнушался заказами на патриотические монументальные росписи, несколько раз увлекся сценами из современной жизни и, конечно же, был одним из первых ориенталистов своего времени. Его любили (Дега) и ненавидели (Золя), давали всевозможные призы и награды, чествовали и осмеивали, много покупали, он разошелся по самым что ни на есть престижным собраниям. Человек он был завистливый (образ Мане и после смерти последнего не давал Жерому покоя), резкий (любимый анекдот про него — как он сказал на открытии Выставки столетия французского искусства в 1900 году президенту Франции: "Не входите сюда, господин президент. Здесь позор французского искусства"), полемист и дуэлянт, но живописец блистательный.
Четыре картины и две скульптуры из эрмитажного собрания — это, конечно, не много, но говорить о Жероме как о художнике вполне можно. В центре внимания — "Бассейн в гареме", одна из наиболее знаменитых жеромовских ориенталий, гладкая и эротичная до предела, где самый смак в сочетании пряно-восточного декорума с подчеркнуто европейской внешностью "наложниц". Эскиз к композиции "Генерал Бонапарт со своим штабом в Египте" — театрализованное шествие, встреча Запада с Востоком. "Дуэль после маскарада" — острейший по тем временам укол завсегдатаям Салона (современный сюжет), редчайшая для отрицавшего фривольные игры рококо XIX века отсылка к комедиа дель арте, пряный привкус реальной дуэли, стоящей за картиной. "Продажа невольницы" — поздняя отсылка Жерома к его же снискавшей огромную популярность картине на близкую тему, "Фрина перед судом ареопага".
То, что вещи, раньше сосланные в залы, куда не ступала нога спешащего на встречу с импрессионистами зрителя, стали сюжетом отдельной выставки, — отлично. То, что эта выставка ничего не говорит о том, как смотрит на Жерома&Co западная наука, — очень грустно. А между тем Жером опять в моде — последняя его большая ретроспектива прошла в прошлом году все в том же музее Орсэ и в музее Поля Гетти в Лос-Анджелесе. Статьи и книги пишутся и пишутся. А в них такой вроде бы понятный и скучный Жером оказывается постоянным источником цитирования для всеми любимых модернистских гениев. А уж в своей политике тиражирования собственных работ всеми возможными в эпоху технической воспроизводимости способами, сделавшей жеромовские образы знакомыми каждому верстовому столбу Франции, вообще считается предтечей Уорхола. Вот тебе и "слащавый художник академического направления, пользовавшийся в свое время известным успехом".