Сопредседатель незарегистрированной Партии народной свободы (ПАРНАС), экс-депутат Госдумы Владимир Рыжков объяснил корреспонденту “Ъ” Виктору Хамраеву, как оппозиция может помешать победе партии власти.
— В 90-е годы вы были в партии власти. Почему же теперь не в ней, а оппозиции, причем несистемной?
— Я, действительно, был и в блоке Егора Гайдара «Выбор России», и в движении «Наш дом — Россия», которые считались в 90-е годы партиями власти. Но спрашивать у меня, почему я теперь не в «Единой России» — это то же самое, как если бы кто-то в Германии в 1933 году спросил бы у Конрада Аденауэра, который входил в правящую партию «Народный центр», почему он не перешел в партию Адольфа Гитлера, которая стала «партией власти» в начале 30-х.
— Вы говорите о «Единой России» так, будто бы это новое издание КПСС.
— Мое сравнение, конечно, жесткое. Но оно точнее всего передает суть того, что произошло в 2000 году. Потому что программа всех партий власти 90-х сводилась к двум словам — демократия и рынок. А программа «Единой России» и Владимира Путина сводится к двум другим словам — диктатура и госкапитализм. Я такой программы не разделяю, поэтому и не перекочевал из одной партии власти в другую, как это сделали, к примеру, Юрий Лужков, Минтимер Шаймиев и многие-многие другие, у которых, видимо, единственный твердый принцип — быть всегда с властью.
— Но программу нынешней партии власти поддерживает большинство россиян в отличие от программ тех партий власти, в которых вы состояли.
— Сегодняшняя поддержка относительного большинства вовсе не означает, что в 2000 году нужно было ставить на диктатуру. Доказательством тому Индия. Когда Махатма Ганди раскачал страну и она избавилась в 1947 году от колониальной зависимости, то независимое государство возглавил Джавахарлал Неру, который вполне мог стать Путиным. Но он верил в парламентскую республику. И сегодня Индия — успешно развивающаяся страна с гигантской перспективой, крупнейшая демократия в мире. И никто не ставит под сомнение стабильность и прочность многонациональной, многоконфессиональной демократической Индии с ее миллиардным населением.
— Почему же тогда россияне так легко отказались от демократии и рынка, которые провозглашались в 90-е?
— «Все дело в экономике, дурачок», как говорил в свое время Билл Клинтон, когда впервые выдвигался в президенты США. В 90-е годы у нас совпали два ужасных экономических обстоятельства. Это крах плановой советской экономики, 70% которой работало на военно-промышленный комплекс. А также цены на нефть, которые в середине 90-х были самыми низкими за предыдущие 20 лет. В 1998 году цена на международном рынке падала до $7 за баррель. Наш нефтяной комплекс работал в убыток, так как себестоимость добываемой нефти была тогда $12–13. Отсюда падение уровня жизни, задержки зарплат, высокое социальное напряжение. Поэтому сначала прокатили на выборах «Выбор России», а потом и «Наш дом — Россия» не получил большинства. Экономический перелом произошел в 1999 году, когда тоже совпали два экономических обстоятельства. Девальвация рубля, которая оживила отечественное производство, и цены на нефть, которые пошли вверх. Первый бездефицитный бюджет мы приняли за год до того, как к власти пришел Владимир Путин. Экономический рост начался тоже до этого. Цены на нефть непрерывно росли до середины 2008 года, увеличившись в десять раз. Доходы людей все эти годы тоже постоянно росли, что естественно и создало очень хорошие предпосылки для роста популярности и партии власти, и Владимира Путина. А также для того антиконституционного переворота, который он совершил, установив в стране режим личной власти.
— А избиратели несут ответственность за такой свой выбор?
— Этот вопрос из категории нравственных. Думаю, что современные общества в Британии, Германии, Японии не потерпели бы такого помыкания собой. Наши люди терпят, но винить их в этом нельзя. Сказывается историческая традиция, но сказывается и страх, который подпитывается не только воспоминаниями. Гигантская карательная машина не бездействует. Затраты на содержание наших силовых структур превосходят затраты на образование и здравоохранение вместе взятые. Страх подпитывается нынешними арестами и задержаниями оппозиционеров, судебными процессами, разгонами митингов дубинками. Но в то же время пик популярности нынешняя партия власти уже миновала. Он пришелся на август 2008-го, когда совпали пик цен на нефть, пик консюмеризма — общества потребления, живущего на кредиты, и пик патриотического угара на фоне «маленькой победоносной войны» с Грузией. Теперь же «Единая Россия» и Владимир Путин с ускорением катятся с горы.
— Но выборы тем не менее они выиграют и, похоже, опять с оглушительным результатом.
— Сомневаюсь, что результат у «Единой России» был когда-нибудь на самом деле оглушительным. Даже на пике своей популярности во время думских выборов-2007 не обошлось без масштабных фальсификаций. По оценкам экспертов в электоральной статистике, единороссам было в том году приписано порядка 10–15% голосов.
— Но 40–45% для «Единой России» реальны. Если кроме нее в Госдуму пройдут лишь КПРФ и ЛДПР, то у партии власти, скорее всего, вновь будет конституционное большинство.
— Конституционного большинства у «Единой России» точно быть не может, хотя власть постарается сделать для этого все, что угодно. За годы правления Владимира Путина разросся госсектор, который теперь вбирает более половины ВВП. Именно в этом секторе работают сегодня более 40% трудоспособных россиян. Это не только учителя, врачи, чиновники. Это работники госкорпораций, это силовики. С ними идет уже целенаправленная работа по их мобилизации на голосование за партию власти. Миллион железнодорожников, два миллиона сотрудников МВД и их семьи, работники «Газпрома», работники Сбербанка. Реальная оппозиция до выборов не допущена. Это может обеспечить единороссам «преимущество в ферзя», как говорят шахматисты. Кроме этого, контроль за всеми влиятельными СМИ плюс гигантские финансовые возможности, которых нет у других партий, а также возможность послать почти в каждый регион московских политтехнологов для «грамотного» ведения кампании и др. Таких факторов сотни, из которых и складывается результат правящей партии на выборах.
— Даже если единороссы не получат конституционного большинства, они все равно будут доминировать в Думе и смогут своими голосами принимать любые законы, кроме конституционных. Значит, ничего не изменится?
— Многое может измениться, даже в том случае, если «Единая Россия» останется самой крупной фракцией в Думе. Да, и эта партия, и Владимир Путин популярны, но уже не так, как четыре года назад. Сегодня партия власти, по прогнозам социологов, вчистую проигрывает крупные города. Высокую популярность она имеет лишь в «медвежьих углах». И задача оппозиции, по-моему, в том, чтобы не допустить победы «Единой России», как минимум в городах-миллионниках и региональных центрах.
— Что может противопоставить оппозиция, тем более несистемная, у которой нет права на участие в выборах?
— Мы начинаем свои кампании во всех крупных городах. Листовки, наклейки, митинги, шествия, пикеты. Мы призываем граждан идти на выборы и проголосовать против всех, то есть перечеркнуть бюллетень. В любом случае надо пытаться, чтобы сегодняшний рейтинг «Единой России» 40–45% не превратился бы в 60–65% по итогам выборов.
— И многих вы так сможете зазвать против власти?
— Это выяснится не раньше 4 декабря. Думаю, что многих. Во всяком случае, сейчас среди простых граждан стало много, заметно больше, чем в прошлых кампаниях, таких людей, которые хотели бы лично поймать власть «за руку» и готовы поработать наблюдателем на выборах. Надеюсь, партии из системной оппозиции тоже не упустят из виду таких энтузиастов. А если «Единая Россия» действительно проиграет крупные города, то атмосфера в обществе изменится. Потому что наш народ в большинстве своем настроен на настоящую демократию, он с удовольствием избирал бы парламент на честных выборах, он хочет вернуть выборы губернаторов, он против отмены выборов мэров. И, вообще, диктатура и госкапитализм — это не было выбором народа. Это решение коррумпированных элит, которое, думаю, состоялось до прихода Владимира Путина во власть. Не случайно Борис Ельцин подыскивал себе преемника исключительно среди силовиков, перебирая то Николая Бордюжу, то Евгения Примакова, то Сергея Степашина.