На прошедшей в сентябре церемонии вручения телепремий "Эмми" мини-сериал Тодда Хейнса "Милдред Пирс" получил две награды из почти двадцати номинаций.
Роман Джеймса М. Кейна "Милдред Пирс" (1941) уже экранизировал в 1945 году Майкл Кертиц — посредственный, но дико работоспособный режиссер, снявший для студии Warner Brothers более сотни фильмов, из которых не забылась только "Касабланка". Это была история домохозяйки из пригорода, патологически заботливой матери, во времена Великой депрессии открывшей успешную сеть закусочных, но почти разорившейся из-за привычки излишне баловать неблагодарную дочь. Голливудские сценаристы, в числе которых был Уильям Фолкнер, сделали из драмы Кейна фильм-нуар, добавив в историю убийство, а Джоан Кроуфорд сыграла Милдред поблескивающей брильянтами роковой женщиной и получила за эту роль "Оскар". Другое дело, что меха-брильянты и образ фам фаталь — то, что представляла на экране Кроуфорд,— не вполне соответствовали логике сюжета: в романе Кейна родная дочь Вида презирает трудягу-мать за отсутствие лоска и умение добиваться всего, вкалывая как проклятая. Избалованная Вида истерически реагирует на системное противоречие среднего класса: красивая жизнь, добытая ценой тяжелой работы, парадоксально лишается своих главных притягательных черт: легкости и шарма, сопутствующих аристократическому безделью.
Экранизация Тодда Хейнса совсем не берет в расчет фильм Кертица. Хейнс сделал очередной оммаж другому режиссеру — своему любимому Дугласу Сирку, снимавшему в 50-е годы образцовые мелодрамы из жизни домохозяек в роскошных техниколоровских цветах. Сирка обожали такие страстные режиссеры, как Фассбиндер и Альмодовар,— и было за что: его фильмы похожи на огонь подо льдом. За благопристойными обывательскими фасадами, в скучных декорациях гостиных, заставленных невзрачной мебелью, у Сирка всегда разыгрываются роковые драмы. Этой атмосферой проникнуты "Безумцы" (Mad Men), один из самых успешных сериалов последнего времени, талантливо воспроизводящий мотивы и образный ряд сирковских мелодрам про средний класс.
Чтобы материал кейновского романа снова задышал, Хейнсу не нужно было делать из него нуар. Он извлекает нешуточный саспенс из самых банальных вещей: за кадром звучит легкомысленный фокстрот, героиня печет на кухне очередной пирог с вишней — а в это время рушится мир. В завязке истории тридцатилетняя Милдред Пирс (Кейт Уинслет), домохозяйка из тихого пригорода, выгоняет бесполезного мужа, не способного содержать семью, и оказывается у разбитого корыта с двумя малолетними дочерьми на руках. В тщательно сделанном ретро, где вылизан каждый кадр, Хейнс очень дотошен в деталях: Милдред обивает пороги в поисках работы — в кадре ее ноги, стертые туфлями до кровавых мозолей. Уинслет играет не роскошную женщину в мехах, а неказистую тетку с тяжелой походкой и хмурым лицом. "Когда идешь из кухни в зал и обратно, у тебя что-то должно быть в руках, никогда не ходи порожняком",— тычут опытные товарки, когда Милдред наконец устраивается официанткой. Эта работа чревата потерей статуса, но она не может себе позволить и дальше продолжать лелеять свою принадлежность к среднему классу, живя с детьми впроголодь. Пока Милдред работает, и наконец преуспевает, открывая сеть закусочных, ее капризная дочь Вида (Эван Рейчел Вуд) вырастает в рыжую стерву, которая стыдится матери. Девица тянется к блестящей мишуре — жизни, которой живет любовник Милдред, нахлебник Монти Берагон (Гай Пирс). Милдред пестует в дочери музыкантшу и удовлетворяет любую ее прихоть, будто не замечая, кого вырастила. Открыть ей глаза пытается учитель музыки Виды, между ними происходит знаменательный диалог: "Вы хотите сказать, что моя дочь — змея?" — "Нет, у нее колоратурное сопрано, а это еще хуже".— "Но она прекрасная девочка".— "Нет, она прекрасная певица. А про "девочку" я бы так не сказал".
Хейнс строит неспешное повествование, которое развивается по безупречной логике: там, где у Кертица зияли лакуны в сюжете, Хейнс дает подоплеку всех поступков персонажей, история будто обрастает плотью и становится похожа на хорошую литературу. Сюжет швыряет из кухни в оперу, от стандартной "истории успеха" к драме честолюбия, в последней серии, как положено, спадают все покровы, и вдруг оказывается, что из истории про домохозяйку, которая умела печь вкусные пироги, вышла практически античная трагедия со звенящим финалом.