Гастроли опера
В Москве проходят первые гастроли мадридского Королевского театра (Teatro Real). Испанская труппа показывает на новой сцене Большого театра никогда прежде не шедшую на московских сценах оперу Курта Вайля "Возвышение и падение города Махагони". Рассказывает СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.
Гигантская натуралистичная помойка, занимающая полсцены и населенная бомжами; батальон проституток обоих полов, задорно изображающий хоровой сеанс во всех смыслах разностороннего обслуживания клиентов; миманс, одетый в трико цвета экскрементов,— генеральный директор Teatro Real Жерар Мортье знал, что говорил, когда называл "Махагони" спектаклем из трудных для публики.
Спектакль этот ставили Алекс Олье и Карлуш Падрисса из каталонской театральной команды La Fura dels Baus, той самой, чьи успехи в области оперных постановок известны и у нас — Мариинский театр показывал их версию "Троянцев" Берлиоза. Но, с другой стороны, все привыкли, что оперные спектакли Fura dels Baus меньше похожи на сколько-нибудь привычный оперный театр, хоть режиссерский, хоть нет,— а больше похожи на синтетические шоу, где чего только нет: и цирк, и технопанк, и мистериальность, и броские спецэффекты. "Махагони" — работа совсем другая.
Второе (после "Трехгрошовой оперы") совместное творение Вайля и Брехта — отдающая мрачным бурлеском, но прямодушная сатира на общество потребления. Чудо-город Махагони — это гигантское злачное место с дешевой выпивкой, дешевыми шлюхами и развлечениями в виде боксерских поединков, основанное криминальной троицей (Тринити Мозес, вдова Бегбик и Фэтти-счетовод) исключительно с целью "подоить" отупевших от поденщины жителей больших городов. К концу первого акта на город вроде как надвигается ураган, но он проходит стороной, так что обитатели города с удвоенными силами принимаются за нехитрые развлечения. Аляскинского лесоруба Джима, поиздержавшегося и не заплатившего по счету, судят самым бутафорским образом и отправляют на самую настоящую виселицу, приговаривая, что нет худшего преступления, чем отсутствие денег. Последующее падение Махагони в либретто не прописано: мы узнаем только, что в городе начался социальный хаос.
Словом, это не какая-нибудь "Сила судьбы" — тут не надо долго думать, чтобы приложить заветные режиссерские высказывания о социуме, рынке, бездуховности, консюмеризме и финансовых кризисах. Тем страннее обнаружить, что в мадридском спектакле никакой глубокомысленности-то и нет, да и работающей режиссерской идеи не видно тоже. Выдержать визуальный язык в помоечной стилистике — в принципе прием как прием, но тут за нарочито грубой картинкой ничего оригинального не стоит. Ну да, весь этот Махагони дрянь; ну да, вместо лесорубов в город прибывают оттянуться современные клерки в костюмчиках: такую глубину прочтения запросто мог бы обеспечить среднестатистический немецкий режиссер класса С. Тем более что на уровне отдельных мизансцен зрелище тоже довольно сырое. Массовые-то сцены сделаны добросовестно, хотя и неинтересно: так, в финале сцену просто заполняют шеренги "демонстрантов", несущих транспаранты с противоречащими лозунгами; лозунги на русском, и публика смеется, когда появляется транспарант "свободу олигархам" — и пристраивается на стороне "плохих", но потом авансцену перекрывает гигантское полотнище с надписью "за величие мусора".
К сожалению, в Москву не приехала главная звезда мадридской постановки — молодая канадка Миша Брюггергосман, и вместо нее проститутку Дженни порядком бледно спела Эльжбета Шмытка. Международная команда певцов вообще производит не то чтобы ровное впечатление — мастерская работа Джейн Хеншель в партии Бегбик, стабильный вагнеровский тенор Михаэль Кениг (Джим), но тут же Тринити Мозес в исполнении известного у нас по мариинскому "Замку герцога Синяя Борода" баса-баритона Уилларда Уайта: харизма певца, положим, при нем, но вокальная форма под вопросом. Так что самым однозначным участником спектакля все-таки выглядит оркестр, которым дирижирует в Москве Теодор Курентзис, оркестровый текст, при всей его намеренной пестроте, подающий с редкой тщательностью — и этот текст захватывает. Правда, при сопоставлении с происходящим на сцене это производит примерно такое же ощущение, как декламация частушек под аккомпанемент "Искусства фуги".