23 сентября открывается Московская биеннале современного искусства. Citizen K исследовал, каких художников принято звать на биеннале, и выбрал из основного проекта Петера Вайбеля самых представительных участников.
Веру в существование особой касты фестивальных художников не могут поколебать никакие факты. Который год репертуар Венецианской биеннале забавнейшим образом дублируется репертуаром «Арт-Базеля», а художественное сообщество все равно упорствует в приятном заблуждении, будто бы одни художники рождены для фестивалей, а другие для ярмарок, одни — для Documenta, другие — для Ларри Гагосяна, и вообще Брюс Науман Дэмиену Херсту не товарищ. Пусть по данным ArtPrice Дэмиен Херст уверенно движется вниз по лестнице коммерческого успеха, скатившись с 43-го (в 2009-м) на 93-е (в 2010-м) место в рейтинге лидеров аукционных продаж за год и пропустив наверх даже такого завсегдатая всевозможных биеннале, как Яёи Кусама. Пусть и Яёи Кусама, и Дэмиен Херст представлены в галерее Гагосяна. А все же редкий куратор отважится пригласить автора бриллиантового черепа в свой биеннальный проект.
Тинтин Вулия, «Приманка» (2009)
Фото: Image courtesy of Osage Gallery Singapore
В поисках образцовых фестивальных художников мы решили предпочесть всем видам лжи статистику, вооружиться методом частотного анализа и проштудировать списки участников важнейших биеннале последних двух лет: Венецианской, Берлинской, Стамбульской, Сиднейской, Ливерпульской, Сан-Паулуской, Уитни и «Манифесты». Конечно, таких художников, что за пару лет поучаствовали бы сразу в 4–5 фестивалях, не найти: биеннале затем и придуманы, чтобы осваивать новый материал, а не повторять пройденное. Однако тех, кто выставлялся на двух и даже трех, нашлось примерно три десятка.
«Мертвых классиков» среди них почитай что нет. Разве что Ги де Куанте, извлеченный из забвения калифорнийский концептуалист, оказавший в свое время большое влияние на столь модных сейчас Пола Маккарти и Майка Келли. «Живые классики» тоже встречаются нечасто: за исключением Сан-Паулу, делающего ставку на проверенных новейшей историей искусства художников, биеннале вслед за ювенильной «Манифестой» предпочитают молодежь. Пионер паблик-арта австриец Франц Вест, бразильский концептуалист Сильду Мейрэлис и южноафриканская феминистка Марлен Дюма — вот и все звезды. К ним можно добавить несколько знаменитостей старшего и среднего возраста, занимающихся политическим искусством: южноафриканец Дэвид Голдблатт, чилиец Альфредо Хаар, боснийка Даница Дакич и турок Кутлуг Атаман. Нетрудно заметить, что все они из не самых благополучных стран, о чем и свидетельствуют своими работами, обличающими апартеид, американскую военщину, происки МВФ и европейскую ксенофобию. Особую группу составляют режиссеры-документалисты и дрейфующие в сторону кино художники, успевшие прославиться своими политически острыми фильмами в Канне: британец Стив Маккуин, израильтянин Ави Мограби и литовец Деймантас Наркявичюс. Остальным фестивальным завсегдатаям — между 30 и 40, и по тому, кто из молодых чаще всего попадает в поле зрения кураторов, точнее всего можно судить о том, что представляет собой перспективный «биеннальный художник».
«Группа учебного фильма» — «Гренельские соглашения» (2009)
Лидерами «молодежного» списка оказались француженка марокканского происхождения Ито Баррада и лондонская The Otolith Group в составе Кодво Эшуна и Анжелики Сагар, оба — потомки выходцев из бывших британских колоний. Кодво Эшун и Анжелика Сагар — скорее писатели, нежели художники, они работают с архивами, и их литературно-кинематографические исследования часто бывают посвящены героям контркультуры прошлого века. Ито Баррада, родившаяся в Париже и учившаяся политологии в Сорбонне и фотографии в Международном центре фотографии в Нью-Йорке, поселилась в Танжере — марокканском «окне в Европу» — и занялась изучением проблем культурного, национального и прочего пограничья. Характерно, что работы этих художников обычно подаются именно как исследования: к визуальному материалу, будь то фотосерия или видеоинсталляция, прилагается текст размером с приличную диссертацию, без которого смысл проекта не понять. Характерно также и то, что эти выросшие в Европе художники с сорбоннскими или оксфордскими дипломами этнически связаны с колониями, и их искусство, подчас и без особых на то оснований, воспринимается как критика постколониализма.
Перспективный художник вообще редко бывает «белым англо-саксонским протестантом»: таковых обнаружилось всего двое — американская постконцептуалистка Шэннон Эбнер и английский антиутопист Райан Гэндер, в целом же симпатии кураторов на стороне второго и третьего миров с их другим взглядом на Запад. При этом стилистика этно извинительна разве что у африканских художников: в инсталляциях Николаса Хлобо из Южной Африки, напоминающих экспозицию какого-нибудь музея народоведения, откровенно эксплуатируется этнографический интерес к местным культам, впрочем, автор, отнюдь не чуждый политики, описывает эти религиозные практики в кантианских терминах. Однако Николас Хлобо — скорее исключение: работающий во Франции алжирец Мохаммед Бурвисса ведет фотолетопись субкультур парижских предместий, а камерунец Бартелеми Того, выпускник Дюссельдорфской академии художеств, занимается проблемами сохранения культурного наследия Черного континента и рудиментами колониализма, причем образ резервации, спроецированный на немецкие концлагеря и «великую мексиканскую стену», приобретает у него вселенский историософский смысл.
Кадер Аттиа, «Коллажи» (2011)
Фото: Courtesy: Kader Attia, Galerie Krinzinger, Galerie Christian Nagel and Galleria Continua
Похоже, спросом пользуется именно то фестивальное искусство, что отвечает на вопросы, какие мы бы хотели задать художнику как представителю своей страны и культуры. Китайцы Цао Фэй и Сун Дун показывают, в сколь причудливые гибриды срастаются в современном Китае пережитки маоизма и курс на модернизацию. Турчанка Нильбар Гюреш говорит о положении женщины в сегодняшнем исламском мире, индиец Н. С. Харша — об Индии как мировой фабрике дешевых товаров и мировой бирже дешевой рабочей силы. Чешка Эва Котаткова исследует трансформации социального пространства в посткоммунистической Восточной Европе. Мексиканка Минерва Куэвас создает в интернете альтернативные художественные сообщества, которые вполне реально борются с государственными границами, бюрократиями и полициями. Работающий в Бразилии мексиканец Эктор Самора своими фантастическими site-specific инсталляциями обращается к коллективной памяти и воскрешает коллективные мифы — это, пожалуй, единственный настоящий космополит из фестивальных художников третьего мира, искусство которого не привязано к проблемам одного конкретного региона.
Что же делать русскому художнику при такой биеннальной конъюнктуре? Демонстрировать травмы тоталитарного прошлого — этим и без нас занимается вся Европа к востоку от Берлинской стены. На матрешках и тройках с бубенцами далеко не уедешь: наша экзотика все же проигрывает африканской. Правильный ответ, видимо, нашла лишь группа «Что делать?», единственный фестивальный продукт из России, если верить статистике. Обратиться к опыту русской революционной мысли — это и наша травма, и наша матрешка, и верный пропуск в интернационал леворадикального и политически сознательного художественного сообщества. Не отдавать же задаром такой материал какому-то Тому Стоппарду!