Как и ожидалось, президент Дмитрий Медведев на ПМЭФ-2011 продолжил атаку на "госкапиталистическую" модель экономики. Он заявил, что Россия не намерена на нее ориентироваться, и в подтверждение своих слов потребовал от правительства к августу усилить программу приватизации объявлением отказа РФ от контрольных и в ряде случаев даже блокирующих пакетов акций в крупнейших госАО. Впрочем, потрясения программа не произвела: госкапитализм в России находится не в стадии становления, а в расцвете, и ПМЭФ был ярким отражением расцвета: демонтаж победившего госкапитализма в Санкт-Петербурге с энтузиазмом обсуждали в первую очередь его создатели, управленцы и бенефициары.
О том, что на Санкт-Петербургском международном экономическом форуме в июне 2011 года предполагаются похороны госкапитализма, знали заранее практически все его участники. Из последних сессий ПМЭФ этого не следовало, как нельзя было вывести этого из повестки ПМЭФ-2011. В субботу глава Минэкономики Эльвира Набиуллина констатировала, что объем подписанных в Санкт-Петербурге сделок в районе 17-18 июня превысил 200 млрд руб.— ее уточнений о том, что подавляющее большинство этих сделок есть сделки российских госкомпаний, не требовалось, поскольку это и так было очевидно. Да и главные состоявшиеся и несостоявшиеся контракты ПМЭФ не давали ни единого шанса усомниться в том, что форум в Санкт-Петербурге — это именно форум победившего госкапитализма. Главное состоявшееся событие — контракт РФ и Франции по Mistral, то есть по определению сделка в интересах государственного ВПК. Главное несостоявшееся событие — контракт госкомпании "Газпром" и госкомпании CNPC о поставке газа из РФ (госмонополия на экспорт газа) в КНР (госмонополия на импорт газа). Наконец, главная дискуссия на форуме — полемика первого вице-премьера Игоря Шувалова и финансового вице-премьера Алексея Кудрина: о чем бы они ни полемизировали, форум, на котором это ключевая по смыслу дискуссия, претендовать на "похороны госкапитализма" вроде бы не должен.
Впрочем, все эти предположения легко аннулируются той откровенной усталостью от складывающейся в России экономической модели, которую не скрывали с конца 2010 года ни президент Дмитрий Медведев, ни значительная часть крупных предпринимателей. В том числе и в первую очередь именно руководители госкомпаний: одним из главных критиков госкапитализма в России выступает на сессиях ПМЭФ глава Сбербанка Герман Греф, бывший министр экономики. Впрочем, и во втором полугодии 2010 года, и с начала 2011 года большая часть стратегических регуляторных решений правительства и президента была ориентирована на дерегулирование — в отличие от тактических, оперативных решений и Белого дома, и Кремля. В этом парадокс российского госкапитализма как такового: он исторически строился не стратегическими решениями, а оперативными компромиссами.
Именно поэтому "магнитогорские тезисы" президента Медведева, продолжения которых большинство участников ПМЭФ приехали выслушать (остальное политически было более или менее маловажным), несмотря на всю их радикальность, были восприняты как набор косметических решений. И в "Газпроме", и в госбанках, и в нефтяных компаниях, и в остальной промышленности, и в торговле прекрасно знают: и в России, и в мире постоянно что-то происходит, и это отличный повод для того, чтобы оперативными решениями быстро менять баланс в пользу именно госкапиталистической модели. Именно так продвигается уже достаточно очевидное изменение модели рынка электроэнергетики, где "Интер РАО ЕЭС" уверенно двигается в сторону возрождения частичной госмонополии в энергетике. Именно так дерегулированный топливный рынок становится объектом экспериментов по госрегулированию бензиновых цен. И даже крах в апреле 2011 года совместных усилий премьер-министра, ФАС, Минэнерго, "Роснефти", "Газпром нефти" и санкт-петербургской биржи МТСБ по построению "госкапиталистической" модели контролируемого топливного рынка не стал для Белого дома сколь-нибудь значимым сигналом: стратегически государство по-прежнему за свободу предпринимательства, тактически — за максимальное ее ограничение. В этой связи гораздо честнее ведут себя президентские юристы из совета по кодификации гражданского законодательства, которые, комментируя поправки в Гражданский кодекс, прямо говорят о "развращающем" действии свободного рынка на население России, которому надо противостоять законами — формально с этим ни Дмитрий Медведев, ни Владимир Путин не согласны, но де-факто текущие действия их команд в 2010-2011 годах в русле именно этой логики.
И тем не менее, поскольку от президента ждали именно стратегических, а не тактических объявлений, похороны госкапитализма на ПМЭФ не могли быть не объявлены: Дмитрия Медведева без этого просто никто бы не понял. И президент сказал именно то, чего от него ждали. "Потенциал этого пути исчерпан, эффективность — впрочем, достаточно условная — такой экономической модели очень сильно зависит от конъюнктуры и часто ведет к непродуманным, судорожным шагам, решающим лишь одну задачу: сохранить то, что существует, и почти всегда вне зависимости от эффективности подобного наследства",— провозгласил глава государства с трибуны в Санкт-Петербурге, объявив в очередной раз: госкапитализм — это не то, что собирается строить в России власть.
Отметим, с содержательной точки зрения Дмитрий Медведев заявил о решениях, которые иначе как к демонтажу госкапиталистической системы в экономике при их реализации привести не могут. Продолжая развивать "магнитогорские тезисы", президент объявил о единственно возможном шаге после изгнания крупных правительственных чиновников из советов директоров госАО, которое завершится к октябрю 2011 года. К августу 2011 года президент потребовал от правительства скорректировать список "большой приватизации" до 2015 года, пояснив: РФ в большинстве случаев должна избавиться от контрольных пакетов акций в госАО, оставив себе блокирующие пакеты или даже меньшие. На деле это самое важное решение, которое может быть принято в этой сфере — вернее, единственное дерегулирующее действие из возможных. С одной стороны, уход чиновников, то есть представителей публичной власти, из советов директоров "Роснефти", "Транснефти", "Газпрома", Сбербанка, ВТБ, десятков других компаний при сохранении контрольных пакетов акций и резко ухудшает прозрачность АО, и генерирует новые, теперь уже отчетливо коррупционные практики управления госАО: чиновник в совете директоров такой компании является политически ответственным назначенцем, но квазинезависимый председатель совета директоров, например, "Роснефти" в нынешней политической реальности может быть только частью "окружения" крупного госчиновника. Наличие же у госчиновника такой клиентелы не может не быть проявлением коррупции, как бы благовидно оно ни оформлялось.
Во многом дух бесшабашного цинизма, свойственный госкапитилистическим экономикам во всем мире на "управленческом" уровне, на ПМЭФ наблюдался повсеместно — и даже президент не стал избегать признаний в том, что он осознает реальное положение вещей. "Считаю возможным подумать и о введении полной имущественной ответственности государственных должностных лиц перед казной, которая до того возместила убытки частного лица, вызванные незаконными действиями или бездействием таких чиновников",— заявил Дмитрий Медведев в своей речи. Тем самым президент России официально признал наличие в стране "верховой коррупции" и наличие во властных структурах должностных лиц, имеющих (явно полученное уголовными преступлениями, то есть коррупцией) состояния, позволяющие удовлетворить многомиллионные иски. В этой части речи господин Медведев пояснил, что в том числе речь идет и о "правоохранительной системе", в частности "о следователях, которые превращают необоснованное возбуждение и расследование уголовных дел в инструмент рейдерства и, по сути, в бизнес". При этом характерный для госкапитализма компромисс: "Основанием для увольнения (чиновников, заподозренных в коррупции.— "Ъ") могут служить данные, полученные в результате оперативно-разыскных мероприятий, даже если они оформлены таким образом, что не могут быть использованы для уголовного преследования". Заявив это, Дмитрий Медведев достаточно открыто пояснил, что круговая порука, позволяющая избежать уголовное преследование за взяточничество, пока государством непобедима, несмотря на готовность ограничивать ее пределы.
В этом плане полемика вице-премьеров Игоря Шувалова и Алексея Кудрина, явно навеянная агрессивностью выступления Дмитрия Медведева, дает достаточно точный ответ на вопрос, насколько происходящее серьезно. Господин Шувалов на ПМЭФ заявил с подачи Германа Грефа, сетовавшего на последовательное движение Белого дома в сторону от конкурентоспособности экономики РФ, о том, что по крайней мере правительство в России конкурентоспособно. Спорить в этом с Игорем Шуваловым довольно бессмысленно: в основном, доказывая этот тезис, он ссылался именно на стратегические решения и их последствия, аккуратно и с полным основанием отказываясь комментировать оперативные решения (как меньшие по масштабу и нестратегические). На это Алексей Кудрин немедля сообщил: при формировании бюджета на 2012-2014 годы министры подают предложения "о дополнительной господдержке, часто не равной, а выборочной, отдельных отраслей и даже отдельных бизнесов внутри отдельных отраслей". "Я могу называть по фамилиям министров, которые это предлагают. Если мы реализуем их предложения, мы станем еще дальше от конкуренции",— пояснил министр финансов.
Если бы на ПМЭФ-2011 действительно происходили "похороны госкапитализма", эти фамилии немедленно были бы названы, а суть происходящего прокомментирована. Этого не произошло. Впрочем, и сам Дмитрий Медведев не назвал госкомпаний, в которых правительство, по его соображениям, должно было решиться в августе 2011 года начать избавляться хотя бы от контрольных пакетов акций. Да и сам Алексей Кудрин уже в кулуарах ПМЭФ заявил: государство до 2012 года продаст в АЛРОСА (напомним, госкомпания, работающая на вполне "частном" рынке, курируется Минфином) около 10% акций, то есть именно в этой части экономики государство в лице вице-премьера с контрольным пакетом акций расставаться пока не собирается.
Напомним, именно такими решениями пока и закончились все разговоры о "большой приватизации" в 2011 году — здесь Алексей Кудрин не исключение, а правило. Как, в общем, и Дмитрий Медведев, заявивший об осторожности в приватизации "инфраструктурных" компаний, от которых зависит "обороноспособность" страны. Нет нужды уточнять, в какой мере под критерий "обороноспособности" при желании подверстываются "Транснефть" (с ее стратегическим контролем над главным экспортным ресурсом — нефтью), "Газпром" (основа энергетики и второй по значению экспортный товар), судостроение, авиастроение, большая часть машиностроения, железные дороги, автодорожное строительство, гидроэнергетика и сети, да, в общем, и "Почта России", и Сбербанк, и "Аэрофлот" легко укладываются в эти списки "инфраструктуры", и в этом смысл госкапитализма — не столько в долях от хозяйственного оборота, сколько в сети системных связей между "флагманами госкапитализма". В этой связи ПМЭФ-2011 был торжеством модели: любое соглашение о сотрудничестве между, например, "Роснано", фондом "Сколково" или "Ростехнологиями" с, например, ВЭБом или ВТБ — это именно такое поддержание и развитие "сетей госкапитализма" в экономике, а именно это и было рутиной форума в Санкт-Петербурге.
И даже совершенно однозначное по форме заявление о массовой приватизации на сумму до 1,5 трлн в 2012-2013 годах, подкрепленное к тому же невозможностью от него отказаться (полученные суммы предполагается направлять на финансирование нового дефицита Пенсионного фонда, "дыра" в котором появится из-за объявленного решения о снижении ставок страховых взносов до 30% с 2012 года), легко может быть "отыграно назад" классическим способом: покупателями госпакетов акций вполне в состоянии стать госбанки или другие госструктуры. Необходимой оговорки о том, что долю государства в "Газпроме" не предполагается приватизировать, продав ее ВТБ, долю в ВТБ — продав ее Сбербанку, а долю в Сбербанке — продав ее структурам "Газпрома", Дмитрий Медведев не сделал. И понятно почему: именно такой "приватизацией" госкапиталистические модели избегали разрушения во Франции и Германии, не говоря уже о странах Латинской Америки.
Вообще то, чего не хватало для реального планирования "похорон госкапитализма" в Санкт-Петербурге,— это именно трезвого анализа того, что именно и как контролирует государство в экономике: большая часть тезисов на этот счет безнадежно устарела, и именно в 2010-2011 годах эффективность правительства, описываемая Игорем Шуваловым, во многом сводилась к эффективности в области освоения более или менее современных форм существования госкапиталистической модели, в области приведения его в вид, похожий на сильный госсектор в Японии, Южной Корее, на Тайване — но не в США, не в Великобритании, не в Нидерландах.
Да и ограничения на "похороны госкапитализма" в завершение своей речи дал сам Дмитрий Медведев, объявивший то, ради каких целей это все нужно. "Здоровые люди, чистая энергия, интеллектуальные сети, электронные услуги, удобный транспорт, доступное жилье и качественное образование, благоприятная среда для всех, и, конечно, прежде всего для детей, для инвалидов, для наших старших поколений. Мы можем позволить себе сегодня не догонять кого бы то ни было, а создавать новый технологический уклад",— победоносно завершал свою речь глава государства перечислением приоритетов модернизированной экономики. Увы, именно госкапиталистические экономики и ставят себе цели развития, сформулированные подобным образом и в подобной терминологии: вряд ли Дмитрий Медведев, будучи президентом России, мог бы избежать этого парадокса в предвыборном 2011 году на главном ежегодном экономическом форуме страны.