Биеннале современное искусство
В Венеции открылась 54-я биеннале современного искусства, побившая в этом году рекорд по числу национальных представительств: по Джардини-Пуббличи и Арсеналу, основным площадкам фестиваля, а также по всему городу, разбросаны павильоны 89 (в прошлый раз их было 77) стран-участниц. Тем не менее основной проект биеннале — выставка ILLUMInations швейцарского куратора Биче Куригер — предлагает пересмотреть национальный вопрос. Из Венеции — АННА ТОЛСТОВА.
Озаглавив главную выставку биеннале словом "ILLUMInations", написанным прописными и строчными буквами, Биче Куригер сознательно подчеркнула две его составляющие: "свет" и "нации". Кажется, она оказалась первым куратором в венецианской истории, который взялся рассмотреть основной структурный конфликт фестиваля средствами искусства: старейшая в мире биеннале устроена по национальному принципу, и, хотя он, как правило, соблюдается в национальных павильонах, международная выставка, напротив, всегда демонстрирует интернационализм. Среди 83 участников выставки ILLUMInations (в том числе 32 женщин и 32 художников моложе 35 лет, что особо подчеркивается в политкорректных биеннальских анонсах) едва ли найдется десяток человек, живущих в тех местах, где они родились. Территория современного искусства космополитична, и ее населяют художники-мигранты, порхающие по белу свету из академии в академию, из арт-резиденции в арт-резиденцию, с биеннале на биеннале. Этакие "Туристы", как называется самая остроумная работа биеннале на заданную тему: итальянский провокатор Маурицио Каттелан рассадил на всех карнизах и балках выставочного павильона в Джардини стайки голубей, и этот шедевр таксидермического искусства, заставляющий посетителей опасливо задирать голову в ожидании птичьих сюрпризов, служит насмешливым оммажем самой Венеции. Однако кураторская интонация куда как серьезна. Можно ли считать, что на наших глазах реализовалась давняя утопия об автономности мира искусства и участники современного художественного процесса стали "новой нацией", альтернативным сообществом, где архаический национальный вопрос снят и можно заняться более существенными проблемами — света, просвещения, интуитивных озарений, всем тем, что лежит в ассоциативном поле слова "illuminations". Эти вопросы были заданы в анкете, разосланной всем участникам биеннале, и ответы, опубликованные в каталоге, показывают, что до интернационала еще далеко.
ILLUMInations начинается с "Фантазии": перед входом в выставочный павильон в Джардини вразнобой выстроились торчащие вкривь и вкось из земли голые флагштоки марокканки Латифы Эшах. Однако в ее проекте речь не идет об упразднении национальных государств с их старомодными символами, как можно было бы подумать,— это метафора гипотетического арт-коммьюнити, где царит анархия и каждый сам за себя. Биче Куригер предложила четырем художникам смоделировать художественные сообщества, заказав им по "парапавильону" — архитектурной инсталляции, внутри которой могли бы выставиться их коллеги. Эти "парапавильоны" и правда стали ударной частью выставки, но не потому, что нам продемонстрировали преимущества коллективной художественной воли.
Австриец Франц Вест вывернул наизнанку интерьер огромной кухни в своей венской квартире, завешанной работами друзей, и таким образом протащил на биеннале десяток человек, которых участвовать никто не приглашал. Внутри — темная комната с видео, снаружи — пестренькие обои как фон для картин, рисунков, фотографий и скульптуры художников, с которыми награжденный в этом году "Золотым львом" за заслуги перед искусством Вест, как настоящий коммунист, поделился славой. "Парапавильон" польки Моники Сосновской тоже представляет собой инсценировку на тему жилой квартиры: это какая-то чудовищная коммуналка со сходящими на нет в остроугольных концах коридорами и треугольными комнатами (в плане — это неровная пятиконечная звезда, вписанная в квадратную коробку зала). Внутри размещены фотографии выдающегося южноамериканского мастера социального репортажа Дэвида Голдблата, исследующего причины криминализации ЮАР, и мультимедийная инсталляция британца Харуна Мирзы, оглашающая все пространство тревожным пульсирующим звуком объекта, в котором легкий лист золота бьется, как бабочка, о высокочувствительный микрофон, и здесь безумная архитектурная конструкция только усиливает общее ощущение кошмара. Но только два этих "парапавильона" подают пример искреннего коллективизма. Два других архитектора "парапавильонов" соорудили сугубо индивидуалистические инсталляции, подавляющие включенные в них чужие работы. Американец Оскар Туазон установил в Джардини изысканную минималистическую бетонную скульптуру, а китаец Сун Дун занял весь первый зал Арсенала фантастическим домом-лабиринтом, стены которого выстроены из дверей старых шкафов (русскому зрителю эта работа напомнит "Ротонду" Александра Бродского).
Вообще же художники ILLUMInations довольно редко затрагивают тему национальной идентичности. Восходящая звезда европейского искусства, уроженец Сухуми Андро Векуа, вынужденный покинуть родину с началом гражданской войны и давно живущий между Швейцарией и Германией, говорит об исчезновении Абхазии: в его большой архитектурной инсталляции выстроенные по собственным воспоминаниям и найденным в интернете фотографиям макеты зданий абхазской столицы предстают ирреальными кукольными домиками. Мондриановская конструкция из металла и цветного прозрачного пластика Анны Титовой, единственной русской участницы основного проекта, тоже подается как размышление о крахе модернистской утопии, рожденной советским "многонациональным народом", однако, кажется, что это искусство в принципе лишено национальности и говорит о судьбе интернационального модернизма.
Собственно, на внутренних проблемах искусства сосредоточено большинство художников ILLUMInations, чему в немалой степени способствовала экспозиционная концепция Биче Куригер, поместившей в первом зале выставки три полотна Тинторетто из галереи Академии и церкви Сан-Джорджо Маджоре. И даже не столько на проблемах света, хотя с этой темой виртуозно работают американец Джеймс Таррел в своей волшебной, меняющей вместе с освещением цветовую оптику зрителя комнате или швейцарка Пипилотти Рист, расцветившая вставленные в золоченые рамы видеоведуты Венеции всеми красками рекламы и клипов. Главной проблемой в проекте Биче Куригер, имеющем вид музейной башни из слоновой кости, куда почти не доносятся крики протестующих демонстрантов с улицы, невольно стало "искусство для искусства", маньеризм, о перспективах которого иронически высказался швейцарец Урс Фишер, выставивший в Арсенале колоссальную парафиновую свечку в виде копии джамболоньевского "Похищения сабинянок", тающего на глазах.
Похоже, что ответить на национальный вопрос, заданный Биче Куригер, скорее готовы художники из национальных павильонов. Сигалит Ландау в павильоне Израиля размышляет об отношениях еврейского государства с арабским миром, художники в павильоне Ирака, в этом году дебютировавшего на биеннале, говорят о самой насущной национальной потребности — о нехватке воды, которую не заменит никакая нефть. Впрочем, в Венеции и правда ощущаешь, что мир искусства — это один большой интернационал. Весь город завешан плакатами "Свободу Ай Вэйвэю! Свободу "Войне"!", хотя китайцам и русским вряд ли стоит гордиться тем, что они стали частью этого интернационала благодаря политическим преследованиям художников. А некие арт-партизаны рассылают по электронной почте письмо с призывом присоединиться 4 июня, когда будет награждаться лучший национальный павильон, к флешмобу и тем самым поучаствовать в создании виртуального павильона апатридов-иммигрантов.