Дмитрий Медведев провел свою первую большую пресс-конференцию. Корреспондент "Коммерсантъ FM" под конец мероприятия успел задать свой вопрос, который не на шутку смутил президента и вызвал бурное обсуждение. В студии радиостанции Юрий Мацарский рассказал ведущему Алексею Корнееву, почему российские журналисты не задали ни одного острого вопроса президенту.
— Сначала я процитирую издание "Сноб", журнал "Сноб", который буквально пишет: "Корреспондент "Коммерсантъ FM" Юрий Мацарский спас честь российского журналистского корпуса от окончательного позора". Юра, вы задали вопрос про Ходорковского. Это был последний вопрос пресс-конференции?
— Совершенно верно. Это был последний вопрос, который дали задать журналистам, находящимся в зале. После этого были самим Медведевым зачитаны еще несколько вопросов, которые пришли ранее по электронной почте, но он уже сам выбирал эти вопросы. Это не были неожиданные вопросы для него. То есть, это вопросы на которые у него было время подготовиться. Ну, и по большому счету, в них не было ничего такого уж острого.
— Понятно. То есть, до этого ни один из журналистов, который находился на этой пресс-конференции, не задал вопрос ни про Ходорковского, ни про Магнитского, ни про наиболее острые проблемы, которые, действительно, есть сегодня в России?
— Дело в том, что задавали вопрос и про Магнитского, его задал швейцарский журналист.
— Не российский?
— Не российский, не российский журналист задавал, помимо прочего, в длинном своем вопросе упоминал дело Ходорковского и журналист Reuters — российский журналист, но работающий на иностранную редакцию. Но вопрос про Ходорковского, у него не был Ходорковский в нем главным героем. Это было перечисление неких моментов, которые, по мнению как раз редакции Reuters, плохо влияют на инвестиционный климат в стране, в России. И, в частности, было упомянуто дело Ходорковского. Но вопрос был не про него, а про то, что, собственно говоря, как будут выправлять российские власти эту проблему с инвестициями, с уходом каких-то крупных инвесторов из нашей страны.
— Юра, тогда я совершенно согласен со "Снобом". Огромное тебе спасибо! Тогда скажи: вот это, действительно, боязно задать вопрос, который может быть неприятен самому президенту?
— Вот пока у меня не начали спрашивать об этом мои коллеги там, на пресс-конференции, и мои коллеги здесь уже в редакции. Я как-то не думал, о том, что в этом может быть что-то опасное, что это может быть страшно. Но вот первый вопрос после окончания, после моего выхода с пресс-конференции, первое включение в прямой эфир, у меня сразу же спросили: подходили ли ко мне сотрудники ФСО или администрации президента. Нет, не подходили. В общем, ко мне сразу же подбежали журналисты. В первую очередь, иностранные журналисты, у них был один-единственный вопрос: как мне согласовали это? Как мне согласовали вопрос про Ходорковского? И мне, в общем, стоило некоторых усилий, больших достаточно трудов, чтобы убедить, что мы не согласовывали этого вопроса ни с администрацией президента, ни с ФСО, ни с кем бы то ни было еще.
— Да, но тебе все-таки дали задать этот вопрос.
— Мне дали задать вот последним. Я, на самом деле, я был уверен уже, что Медведев мне не даст задать вопрос, потому что он дважды смотрел на поднятый на вытянутой руке нарисованный мною твердый знак, который как раз символизировал как раз издательский дом "КоммерсанЪ" и "Коммерсантъ FM" в частности. Он дважды в упор смотрел на эту бумажку, но в третий раз почему-то вдруг решил дать слово мне.
— Хорошо. Тогда непосредственно к самой пресс-конференции. Какие впечатления, такие, общие впечатления? Какова была атмосфера?
— Ну, можно описать, наверное, одним словом состояние журналистов, которые вышли с пресс-конференции — это недоумение. Никто так и не понял, высокая цель да главная цель этого собрания журналистов, которых пришло, действительно, около 900 человек. Все ожидали, что будет какое-то программное заявление. И в кулуарах перед началом говорилось о том, что: "Ну, скорее всего, он сейчас скажет про президентский срок. Он сейчас скажет, пойдет он или не пойдет. Конкретно уже скажет. Другие говорили: "Нет, осторожнее, нет, скорее всего, он сейчас не скажет, но он, по крайней мере, уже сможет более понятно, более конструктивно развить свою мысль о том, что будущим президентом или каким-то в ближайшем обозримом будущем президентом страны должен быть партийный человек. Может быть, он объявит о том, что он намерен возглавить какую-то партию или создать новую партию". Но конкретных ответов на эти вопросы так и не прозвучало.
— Но до этого политологи говорили, что это, все-таки, не совсем президентский формат, не совсем медведевский формат — вот такую большую пресс-конференцию. И Медведев не выдержал конкуренции в данном случае с Путиным. Было это заметно, что президент несколько растерян, иногда как бы теряется в своих ответах и в контроле над залом?
— Ну, на самом деле, он с самого начала оговорился, что он не намерен бить чьи-либо рекорды. Понятно, что имелось в виду под этими рекордами, которые устанавливает по продолжительности своей пресс-конференции господин Путин, но сказать, что он как-то часто терялся, я бы не сказал. Он даже вот смог выкрутиться с историей про оленя, который используется в народном хозяйстве более, чем на 100%. Но я заметил, что на мой вопрос, он, конечно, прежде чем ответить на него, была некоторая заминка. Он даже опустил голову и так помялся с ноги на ногу.
— То есть, он не ожидал все-таки, что возникнет такой вопрос? Да?
— Ну, он с самого начала объявил, что готов к любым вопросам. Более того, он чуть даже как-то в середине пресс-конференции, когда ему наконец-то задали вопрос про второй президентский срок, он сказал, что ожидал, что этот вопрос будет самым первым, и он сказал, что, в общем, готов, наверное, отвечать на все. Но я так думаю, что он не ожидал, что кто-то наберется смелости напрямую спросить у него про судьбу Ходорковского.