Премьера кино
В прокат вышел фильм Отара Иоселиани "Шантрапа" (2010). Грузинский классик, с 1984 года работающий во Франции, озадачил МИХАИЛА ТРОФИМЕНКОВА мизантропией по отношению к своему экранному альтер эго и восхитил благородством по отношению к французским коллегам.
В "Фаворитах луны" (1984), первом французском фильме Отара Иоселиани, мотивы и стилистику которого он с тех пор более или менее удачно варьирует, главными героями были сервиз и картина, неумолимо уменьшавшиеся в размерах, переходя из рук в руки. В "Шантрапе" такой вещью оказывается молодой режиссер Нико, переходящий из рук запрещающей его фильм советской номенклатуры в руки еще более безжалостных французских продюсеров. Если первые просто кладут на полку снятый им антисоветский лубок, то вторые кромсают по живому невинное авторское кино.
Ему бы и посочувствовать (а Нико еще и жестоко избивают в тбилисской ментовке), но как-то не получается: вещи вообще трудно сочувствовать. Отар Иоселиани давно не скрывает своего отношения к людям, как к вредным насекомым, способным лишь портить то, что создано не ими. Он нашел наиболее адекватную такому отношению эстетику: фильмы выстраиваются, как череда живых картин, словно разыгранных марионетками. Это отношение ни в коем случае нельзя осуждать с моральной типа точки зрения: такова авторская позиция. Но в "Шантрапе" она не то что шокирует, а озадачивает.
Когда грузинский режиссер, уехавший во Францию, делает фильм об уехавшем во Францию грузинском режиссере, трудно не поставить знак равенства между творцом и его героем. Тем более что Иоселиани дарит Нико свою прелестную студенческую короткометражку "Цветы" (1959). Пусть даже Иоселиани не был, как Нико, изнасилован алчными и глупыми продюсерами и не вернулся на родину, что в фильме равнозначно самоубийству, а снимает каждые три года по фильму, которым гарантирована премьера на главных мировых фестивалях. Иоселиани сходит с рук даже то, что любого другого режиссера обрекло бы на остракизм как "расиста": первое, что видит Нико в Париже,— засилье китайцев и африканцев. Получается, что режиссер предостерегает коллег: от добра добра — точнее говоря, "от зла зла" — не ищут, ни в коем случае не делайте, как я, вам не повезет, как мне, кукуйте на родном болоте.
При этом на полях истории самого Нико, сыгранного Дато Тариелашвили с высочайшей степенью невыразительности, Иоселиани демонстрирует потрясающий класс не то что работы с актерами, потому что речь идет не об актерах, а циничной психологической проницательности при распределении ролей второго плана. Оказывается, что адекватнее всего сыграть вальяжную гэбэшно-дипломатическую братию могут светские советские вольнодумцы Юрий Рост и Юлиан Панич. А роли акул капиталистического кинопроизводства идеально удаются замечательным французским критикам и историкам кино, сценаристам и интеллектуалам Бернару Эйзеншицу и Паскалю Боницеру.
Но снять шляпу перед Иоселиани стоит прежде всего за то, что он вернул на экран 82-летнего великого французского клоуна Пьера Этекса, сыгравшего самую главную продюсерскую гниду. Иллюзионист, человек, придумывавший гэги для Жака Тати и сыгравший руки карманника в "Карманнике" (1959) Робера Брессона, наследник по прямой Бастера Китона и Чарли Чаплина, создатель Национальной цирковой школы, Этекс поставил всего семь фильмов за полвека. Куда больше у него нереализованных проектов, непонятых замыслов, разочарований и конфликтов. И скорее уж именно его можно счесть прототипом Нико, хотя Этекс никуда в своей жизни не эмигрировал.