29 марта в Государственном центре современного искусства покажут работы, вошедшие в шорт-лист VI Всероссийского конкурса в области современного визуального искусства "Инновация". В списке лучших значится и арт-группа "Война" с акцией на Литейном мосту. О том, войдет ли "Член в плену у КГБ" в историю искусства, "Власть" поговорила с художественным руководителем ГЦСИ Леонидом Бажановым.
На ваш взгляд, акцию на Литейном мосту можно отнести к какой-либо художественной традиции или это новое явление?
Корни у такого творчества разные. В первую очередь непосредственные истоки — это русский исторический и европейский авангард, футуризм, дадаизм... В начале ХХ века это было и в России, и в Швейцарии, и в Германии, и в Италии. Поэтому то, что происходит сейчас,— не просто противостояние художника и власти, как это пытается представить пресса. На деле все сложнее. Одна из фундаментальных стратегий современного искусства — выход за его границы. Неважно, это границы между визуальным и вербальным искусством, между сценическим и визуальным или это границы между искусством и политикой, психологией, наукой. Так развивались исторический авангард, неоавангард и особенно новейшее актуальное искусство.
В эту же стратегию входит то, что в начале ХХ века называлось эпатажем, а сейчас — провокацией. Сознательный тактический ход — разбудить сознание зрителя, обратить внимание на содержимое художественного произведения и заставить работать его мозг. Но иногда художник подменяет собой свое произведение, и речь идет уже не о считывании его смыслов, а о художественной личности, которая стоит за этим произведением.
Современные художники обращаются к политическому и социальному пространству сознательно. Это и называется актуальным искусством — не просто contemporary art, а именно actual art. В западной терминологии это все уже расписано. В России такое творчество сопряжено с политической ситуацией: эволюционной, революционной — как хотите.
Вам как руководителю ГЦСИ это интересно?
Мы с коллегами в ГЦСИ работаем с этим кругом художников, потому что уверены, что они входят в пространство современного искусства, и на том стоим. Диапазон современного искусства широк, и мы занимаемся как абстрактной геометрией, герметичным творчеством Александра Константинова (художник создает графические инсталляции из скотча.— "Власть"), так и актуальными акциями группы "Война", просто по-разному. Например, сейчас планируем лекцию Олега Мавроматти (художник-акционист, в 2000 году устроивший перформанс "Не верь глазам", в ходе которого его распяли на кресте, а в 2010-м — публичное голосование по поводу своей казни на электрическом стуле, сейчас живет в Болгарии, а в России преследуется по 282-й статье Уголовного кодекса за оскорбление чувств верующих.— "Власть"). Недавно была конференция "Современное искусство и табу" вместе с Центром Сахарова. Был круглый стол с Авдеем Тер-Оганяном (художник-авангардист, работы которого в 2010 году Росохранкультура запретила вывозить на выставку в Лувр, так как они "содержат призыв к насильственному изменению конституционного строя РФ, а также призыв, направленный на разжигание межрелигиозной ненависти и вражды".— "Власть").
Чем вы руководствуетесь, причисляя "Войну" к художникам?
Те, о ком мы сейчас говорим,— искусство ли это вообще? Я, будучи профессионалом, специалистом в области современного искусства, затрудняюсь ответить себе на вопрос: это художник или политический, социальный активист?
Когда я защищаю их на судебном процессе, я настаиваю на том, что они художники. Когда я сталкиваюсь с ними в пространстве художественно-критической рефлексии, я не всегда оцениваю их произведения как художественный шедевр. Исхожу из личного профессионального опыта. Вообще для этого существуют институты экспертов и критиков, но такой структуры в России практически нет, чем еще больше осложняется ситуация. При этом, наоборот, бурно развивается механизм общественных связей. И пиар-интересы деформируют современное искусство: зрители, журналисты, сами художники ищут не новые смыслы в том или ином произведении, а новостной повод. Так художники влипают в рынок.
Поэтому одно произведение той же группы "Война" о перевернутых автомобилях может рассматриваться в рамках судебного производства, а второе — выдвигаться на государственную премию. Кстати, "Инновация" — это общественная премия, а не государственная, просто она инициирована в том числе и ГЦСИ, но мы не власть. Минкульт одобрил создание конкурса "Инновация", но процесс учреждения именно госпремии иной, там нужен правительственный указ.
Что за запутанная история произошла с выдвижением "Войны" на "Инновацию"?
История тут простая. После того как большинство членов жюри проголосовало за это выдвижение, действительно выяснилось, что у организаторов не было согласия номинантов. В конкурсе их пять, и если кто-то откажется, то его место займет другой. Бывали отказы и раньше, и на освободившееся место приходили новые персонажи. Худрук "Войны" Алексей Плуцер-Сарно, к которому я отношусь с большим интересом, выступил с пламенным призывом, что не надо иметь ничего общего с госструктурами. Остроумно. Ну можно обозначить себя как революционера, но мы и Эдика Лимонова к себе приглашали — не как политдеятеля, а как литератора, он участвовал в наших круглых столах. В общем, пока мы пытались получить ответ, участников "Войны" арестовали, связи не было. Ситуация, кстати, не прояснилась до сих пор. Художник всегда может сказать "нет", но "Война" вообще не разговаривает.
Их выдвинули, потому что им надо помочь, привлечь внимание к беде или потому что они действительно этого заслуживают?
Думаю, заслуживают. Выдвинули бы и без ареста. Это интересное произведение, и оно должно рассматриваться в рамках искусства, а не в рамках политического или социального жеста. Дело не только в оппонировании ФСБ, это художественное произведение со своими корнями: здесь и стрит-арт, и низовая культура, и шутовская культура. Столетние, между прочим, традиции.
А насчет "Дворцового переворота", я вас уверяю, даже в Минкульте нет единого мнения. Власти этой акцией тоже поставлены в двусмысленное положение: задета честь мундира... Они начинают видеть в этом противостояние силовым структурам и государственным устоям. И здесь начинается то, к чему подталкивает пиаровская шумиха,— деление на правых и левых, белых и красных.
На один из наших семинаров в Нижнем Новгороде заранее настроенные на такое противостояние сотрудники силовой структуры ворвались чуть ли не в масках с автоматами. Потом, правда, извинились, разобрались, но сначала думали, что это не семинар ГЦСИ, а незаконное собрание. Ну такое бывает. Или процесс над Ерофеевым и Самодуровым, где суд изначально поставил себе задачу осудить этих людей, которые, на мой взгляд, невиновны. Все это свидетельствует не о поисках разумного выхода из этих коллизий, а о привычке к противостоянию.
Вам не кажется, что такое противостояние для многих художников этого искусства — импульс? Что без него группа "Война" не была бы группой "Война"? И Мавроматти тот же.
Конечно, такой соблазн есть, но все же в художнике такое противостояние заложено меньше, чем в сотруднике силовой структуры,— просто в силу профессии. Например, у Владимира Маяковского или у художника-футуриста Михаила Ларионова в юности ярко проявлялся радикализм, но потом они оставались в рамках искусства. Александр Бренер, чьи вопиющие, вызывающие акции в 1990-х шокировали публику (в 1995 году в Елоховском соборе во время службы он неожиданно выбежал к алтарю с воплями "Чечня! Чечня!".— "Власть"), сейчас поэт и литератор, остающийся в пространстве художественной культуры.
Художник поддается на провокации нашего времени и реагирует сильнее обывателя. И политическая, и идеологическая ситуация в России неидеальны. И не всегда реакция на это выражается в формах поэзии Бродского, хотя тот тоже проходил через социальный кошмар и мог бы реагировать радикальнее. Художнику надо доверять, подозревать в нем хулигана и преступника непродуктивно.
Это проблема непонимания или злых намерений власти?
Непонимания. У нас нет опыта, практики, нормального образования, публика не умеет воспринимать актуальное искусство. И в этом мы виноваты, я лично виноват. Вот сидя на этом месте, видимо, делаю мало для просвещения и перевода противостояния в диалог.
Художники заранее знают, что нарушают закон, и идут на это осознанно.
Но у них цель не сломать мигалку на машине, а вскрыть проблемы общества. Это может происходить не только в рамках журналистского расследования, но и в художественной практике. Так что нынешние акции в большой степени спровоцированы здешней социальной ситуацией. Разбираться надо не только в залах суда из-за перевернутой машины, но и в самих проблемах. Настраиваться надо не на противостояние. "С кем вы, деятели культуры?" — это старый советский лозунг.
То есть в России остается отношение к культуре как к идеологическому рупору?
Может, это и не рупор, но радикальная художественная культура социализирована и направлена на вскрытие социальных узлов напряжения. Надо, наоборот, быть благодарными художникам за то, что они указывают на зоны напряжения, и обращать на это внимание, не ждать, когда грянет гром. Посмотреть на опыт русского исторического авангарда, понять, о чем он в десятые годы ХХ века говорил, а не только увлекаться торговлей его произведениями. Не один Толстой был зеркалом русской революции, художники-авангардисты тоже оповещали о возможных катаклизмах.
Вы видите параллели между той ситуацией и теперешней?
Повторений в истории нет, но опыт надо учитывать.
Если сравнивать авангард начала XX века и XXI века, вам не кажется, что современные художники безыдейные?
Начало XX века и авангард базировались на невероятно высоком уровне культуры и общества. Теперь же мы пребываем в ситуации кризиса, причем не только мы, но и западное искусство тоже, так что исходная ситуация просто разная.
В академическом сообществе таких, как "Война", часто считают маргиналами, которые не имеют права называться художниками.
Академическое сообщество консервативно и во многом право. Искусство развивается эволюционно, а не революционными скачками, как бы мы такими акциями ни восторгались. В историю культуры участники группы "Война" войдут, а вот в историю искусства — неизвестно. Им и самим предстоит определиться. Социальные активисты их своими не признают, называют плохо подготовленными элементами, и художественное сообщество не считает их своей частью — не только русское, но и западное. Но в ситуации, когда они угнетаемые, под давлением и запретом, симпатии к ним растут. Когда напряжение спадет, неизвестно, как к ним будут относиться.
То есть им играет на руку быть бескастовыми художниками?
Нельзя стратегию продвижения себя в художественной карьере принимать за содержательность самих произведений. Каждый художник преодолевает границы, но не во имя преодоления, а для приобретения новых смыслов. И рано или поздно он определяет для себя моральные и вкусовые границы. И убить во имя преодоления культурных табу — не думаю, что это эффективно. Хотя, если говорить о чистом сознании и предельности концепции, что может остановить?
Как вам кажется, если "Война" возьмет номинацию, это будет скандалом?
Не думаю. Я считаю, что если бы все были поумнее, то поняли бы, что на нашем безрыбье 2010 года это работа состоятельная. Придавать ей статус политического и социального манифеста бессмысленно. Ну получит и получит. Я сам, кстати, ее шедевром не считаю. Это остроумно, но не более того.