Сегодня Борис Ельцин в Доме приемов на улице Косыгина представит свою новую книгу "Президентский марафон", выходящую в издательстве АСТ. В ней автор подробно рассказывает об одном из самых интересных периодов своей жизни — с 1996 года по сегодняшний день. Ъ получил разрешение опубликовать заключительную главу этой книги "Другая жизнь".
Первые дни января 2000 года меня сопровождало какое-то удивительное настроение.
Как будто попал в другую жизнь.
Я почти физически ощущал: с плеч упала безумная тяжесть всех последних недель, месяцев, лет. Передать это словами невозможно. Никакой депрессии, пустоты, которой так боялся и к которой себя исподволь, заранее пытался готовить, не было и в помине. Совсем наоборот — положительные эмоции, хорошее, ровное настроение.
1 января к нам в гости пришли Владимир Путин с женой Людмилой.
...Я за все эти дни, которые прошли после отставки, услышал очень много приятных слов. Даже слишком много. Столько мне сразу никогда не говорили.
И новогодний тост Владимира Владимировича, конечно же, помню.
Мы с ним с удовольствием чокнулись шампанским. И не только по поводу Нового года.
С этого дня Путин абсолютно свободен во всем: в выборе приоритетов, экономической концепции, наконец, в выборе людей для своей новой команды. И я, и он это прекрасно понимаем: у него началась абсолютно новая жизнь.
Ну а потом была и вовсе какая-то сказочная неделя.
После Нового года я улетал с Наиной и дочерьми в Израиль, в Вифлеем, на празднование 2000-летия христианства. Летели в очень плохую погоду: то ли дождь, то ли мокрый снег, ветер, гроза...
В аэропорту я спросил у одного из встречавших: а что, та самая звезда над Вифлеемом уже взошла? Он смутился и ответил, что из-за дождя толком ничего не видно. А мне казалось: я обязательно должен был увидеть эту звезду над Вифлеемом. В конце концов, начало нового тысячелетия от Рождества Христова было и моим вторым рождением.
Главное в нашей программе — богослужение в базилике Рождества Христова. Но сначала мы посетили Иерусалим.
...Израиль поразил ощущением какого-то обыденного, простого чуда.
Голубой средиземноморский воздух пропитан мифами, тайнами, древностью. Это сразу чувствуется, с первых шагов по израильской земле.
Я встречался с президентом Вейцманом, обсуждал вопросы двусторонних отношений. Визит готовился заранее, еще до моей отставки, и все необходимые документы я изучил заранее. И вдруг поймал себя на том, что вместо обычного "хорошо, договорились" я заставляю себя (конечно, с некоторым усилием, привычка есть привычка) произносить: "Обязательно передам ваши слова Владимиру Владимировичу".
...По дороге в резиденцию Ясира Арафата нашу машину неожиданно остановили. Прямо на шоссе. Четыре минуты происходило что-то непонятное. Я не волновался, но Анатолий Кузнецов, руководитель охраны, тот все-таки был напряжен — террористические акты в Израиле не редкость. И вдруг выяснилось, что, пока мы стоим на дороге, к дворцу Арафата на страшной скорости везут в автобусах палестинских гвардейцев: лидер автономии решил принять меня с особыми почестями.
Я, конечно, был польщен таким радушием.
Кстати, Анатолий Кузнецов — из тех людей, которые все долгие годы моего президентства практически неотлучно были со мной рядом. Веселый, добродушный, большой умница. Как изменилось его самочувствие, когда он охраняет уже не действующего президента? Внешне — никак. Все так же рядом со мной его тяжелая борцовская фигура. Но думаю, и внутренне он ничуть не изменился. Толя — удивительно преданный человек, надежный.
В Израиле произошла еще одна важная для меня встреча, с моими однокурсниками, друзьями по Свердловску: Арнольдом Лавочкиным и Аней Львовой, которых не видел бог знает сколько времени. Несколько лет назад они переехали сюда, в Израиль. Наина заранее с ними созвонилась, и вот сидим вместе в гостиничном номере. Нолик Лавочкин хлопает меня по колену и восклицает: "Борька! Кто бы мог подумать!" Аня неторопливо, подробно рассказывает нам о здешнем житье-бытье. Пенсионерам здесь, наверное, неплохо: море, фрукты, солнце, прекрасное социальное обеспечение. Но я бы, конечно, не смог. Во-первых, дикая жара летом. Во-вторых... дома все-таки лучше. Однако Нолик не скучает, подрабатывает в разных местах понемножку. Даже дворником. Мне показалось, что у дворников здесь, в Иерусалиме, многовато работы. Нолик не жалуется. "Здесь все по-другому, Борька! — говорит он.— Другая жизнь!"
...И еще одно впечатление: огромное постоянное многолюдье в Иерусалиме. На каждой улице, на каждом перекрестке. Особенно остро я это почувствовал во время визита в Иерусалимскую патриархию. Служба безопасности буквально физически — локтями, телами — сдерживала толпу.
Здесь, в патриархии, президентам православных стран были вручены Звезды кавалеров ордена Гроба Господня. Рядом со мной стояли Кучма, Лукашенко, Шеварднадзе, Лучинский, мои давние коллеги. Я посмотрел на них, все они выглядели немного растерянно в этой непривычной обстановке. В зале было шумно, там собрались журналисты, политики, священники. Тихая Иерусалимская патриархия в этот день была переполнена гостями.
Наконец подошло время моего выступления. Отложил заготовленную речь: обстановка такая, что не мог выступать по бумажке. Сказал, что в этом городе будет когда-нибудь подписан общий международный документ о мире. Новая хартия мира. И отчетливо услышал, как в зале немного затихли и кто-то негромко сказал по-русски: "Молодец, дед!"
А на следующий день после официальных визитов мы побывали в Вифлеемской базилике Рождества Христова. Узкие проходы между домами. Какой-то безумный выплеск эмоций на фоне застывших камней. Низкий, едва мне до пояса, вход...
Древние седые патриархи, как из Библии. Полумрак. Потрескивание свечей. И страшно душно.
В храме было очень много людей, в алтаре на всех языках православных народов пели славу Спасителю, а под алтарем, в пещере, где в свое время укрылись Иосиф и его жена Мария, тихо молились. Прямо на земле спали измученные, видимо, долгой дорогой паломники. Я почувствовал, как волнуюсь.
В свое время, в детстве, я был крещен, но обрядов, как и подавляющее большинство советских людей, не соблюдал — просто некому было научить. Нельзя было креститься, нельзя ходить в церковь, нельзя молиться. И только в последние годы, мне кажется, люди у нас повернулись к Богу.
Вышел из храма, и ко мне обратилось множество паломников на русском языке: "Здравствуйте, Борис Николаевич! Как вы себя чувствуете? Мы с вами, мы за вас переживаем! С Рождеством!"
Не ожидал, что здесь, далеко от дома, услышу так много родной речи, увижу столько родных лиц.
...Домой летел переполненный эмоциями. Это ведь был первый мой визит после отставки.
7 января мы с Наиной и Таней пошли в Большой театр, на вручение ежегодной премии "Триумф". Честно говоря, сначала я хотел сослаться на здоровье и не пойти. Волновался. Это был мой следующий экзамен в новом качестве. Первое публичное появление уже перед российской публикой. Таня надо мной слегка подшучивала: "Папа, чего ты боишься? Я тебе гарантирую — как минимум не освищут".
Знаменитая площадь перед Большим театром вся в свете прожекторов, реклам, прозрачная снежная новогодняя Москва, колючий морозный воздух. Меня ждут у служебного подъезда, я поднимаюсь в ложу, вхожу. Сначала непроизвольно зажмуриваюсь.
И вдруг — зал встает, аплодирует. Честно говоря, не ожидал. Не ожидал, что после всех этих восьми лет тяжелейшей политической борьбы — и последнего года, самого кризисного,— реакция людей будет именно такой. Ошеломляюще искренней.
..."Триумф" — заметное культурное событие в России. кроме того, великолепный рождественский праздник в Большом театре. Я видел перед собой кумиров страны — поэтов Беллу Ахмадулину и Андрея Вознесенского, сатирика Михаила Жванецкого и мима Вячеслава Полунина, драматурга Александра Володина и многих, многих других. И то, что они подошли ко мне, поздравили с праздником, сказали какие-то простые, но важные слова,— это была и честь для меня, и, если хотите, важнейший психологический тест.
Поддерживать на высоте статус ушедшего в отставку президента — в этом, как мне кажется, проявляется достоинство нации. В тот вечер впервые по-настоящему почувствовал, что я справляюсь с работой — быть "первым президентом России", как меня теперь называют. Почувствовал теплоту людей.
Прошел день или два. Я отдохнул, успокоился. И вдруг резко ощутил чувство пустоты, о котором предполагал заранее, но не хотел верить, что встречусь с ним.
Утром 10 января, проснувшись рано, я, как всегда, пришел в свой кабинет.
Обычно здесь меня ждала гора документов. Много лет изо дня в день эта стопка исписанных бумажных листов составляла мою жизнь, занимала мой мозг. Я читал сухой текст, и за ним вставали сложные проблемы, отношения, весь спектр государственной жизни.
Эта стопка бумаги разом вливала привычную порцию адреналина в кровь.
И вот — стол пуст.
Подошел к столу и взял с пульта трубку телефона специальной связи. Гудков не было. Телефон не работал. Мне было совершенно нечего делать в этом кабинете. Я немного посидел в кресле и вышел.
Целый день был под впечатлением этой нахлынувшей пустоты.
Было чувство одиночества и даже тоски. Очень не хотелось навязывать его окружающим близким людям. То, что я более замкнут, чем все эти последние дни, было, наверное, все-таки заметно. Лена, Таня и Наина присматривались ко мне. Я погулял, пообедал, потом немного подремал. В конце дня все же решил выяснить, что с пультом, почему он отключен. Мне ответили, что идет переналаживание сети и что завтра утром все будет уже в порядке. Это была чисто техническая пауза. Я просто сразу не понял.
Неужели каждая такая мелочь будет выводить меня из себя? Как же жить? Как привыкать? Трудные вопросы. Тяжелые. Я смотрел в окно, думал. Но потом, не сразу, постепенно, сумел все же в них разобраться, найти ответы.
Первое, что пришло в голову,— я действительно обязан вернуть себе все то, чего был лишен эти последние годы: созерцание, размышления, покой, радость каждой минуты, радость простых человеческих удовольствий, радость от музыки, театра, чтения.
Кроме того, я отвечаю за всех, кого вырастил, с кем работал, я отвечаю по-прежнему за все, что происходит. Да, не как президент, а как человек, несущий ответственность за тот политический процесс, за тот путь, которым пошла Россия. Каждый, включая нового президента, может сегодня прийти ко мне, спросить мое мнение, задать свой наболевший вопрос. И я обязан на него ответить, вовсе не претендуя на истину в последней инстанции!
Да. Вот это важно. Я обязан смирить в себе многолетний рефлекс руководителя и стать для всех этих людей просто собеседником — важным, ценным, мнением которого они дорожат. Но просто собеседником! И это - огромная, серьезная миссия.
Ну и третье.
Мои полночные дневники, мои мысли, мои разнообразные заметки, впечатления, эмоции, записи. Теперь я вправе отдать книге столько времени, сколько захочу. Быть может, она понравится читателю, а если даже и нет — для меня она все равно будет одним из самых важных "документов", над которыми я работал.
Я подумал, как же хорошо, что я никому ничего не сказал и прожил вчерашний день один. И подумал еще, что такой день обязательно бывает в жизни любого человека, который всю жизнь работал. А потом вдруг вышел на пенсию.
С этими мыслями заснул. Проснулся опять спокойный, полный сил.
С этого утра в моей "другой жизни" установился некий новый, довольно стройный порядок.
Встаю по-прежнему рано, в районе шести. Организм уже не переделаешь. Пью чай, иду в кабинет... Сегодня мне тоже есть что почитать — президентская служба по-прежнему готовит и присылает сюда, в Горки-9, справку с итогами социологических опросов, анализом событий, дайджестом прессы. Читаю аналитические справки, но все чаще и чаще сижу с диктофоном (а теперь вот уже с рукописью книги). Если надоедает диктовать в кабинете, выхожу в сад, хожу по дорожкам, снова диктую. Диктофон мне подарили на день рождения. Хороший диктофон, легко умещается на ладони. Только слушать себя сначала с непривычки было странно — как будто не мой голос.
...Иногда рано утром или днем, на даче, захожу в конюшню к нашим лошадям. Вот такая интересная подробность: наверное, десятки лошадей, которых частенько мне дарили во время официальных визитов, я отдавал на конезаводы. Но один ахалтекинский жеребец, подаренный Нурсултаном Назарбаевым, так был красив, так хорош, что я захотел его оставить. Ну и чтоб ему не скучно было, присоединили еще пару смирных лошадок, и я решил: пусть дочери и внуки учатся кататься верхом, мне-то уже поздновато. Из этого проекта пока ничего не вышло. Все слишком заняты. Таня помогает мне. Лена по-прежнему вся в своих новых обязанностях молодой бабушки. Катя — юная мама. Маша закончила школу, поступила в МГИМО. Борька бы обязательно освоил верховую езду, но он далеко — учится за рубежом.
...А лошади остались.
Я захожу к ним, трогаю теплую морду, заглядываю в умные глаза. Кормлю с руки. Ну, привет! И настроение сразу становится на несколько "градусов" выше.
Часто четырехлетний Глеб, двухлетний Ванька тянут меня в бассейн. Им ужасно нравится поплескаться вместе с дедом, поиграть, побезобразничать, покувыркаться. Мне, откровенно говоря, все это тоже доставляет огромное удовольствие.
Возвращаюсь в кабинет.
Вот здесь надо справиться с собой. В крови — четкий рефлекс начала рабочего дня. Впрочем, во многом для меня он и остался рабочим. Обязательно раздаются звонки, или звоню я. Аппарат "СК" для связи с некоторыми важными абонентами у меня по-прежнему в кабинете.
Двенадцать — время запланированных визитов.
За первые месяцы после отставки несколько раз встречались с Владимиром Путиным. Обсуждали выборы, и особенно часто — проблему Чечни.
По тому же поводу — Чечня, армия — несколько раз были встречи с министром обороны, маршалом Игорем Сергеевым, с начальником Генштаба Анатолием Квашниным, министром внутренних дел Владимиром Рушайло. Больная для меня тема. Очень верю в то, что уже в этом году мир в Чечне будет установлен.
Было несколько встреч с новым премьер-министром Михаилом Касьяновым. Мне он нравится. Спокойный, уверенный, компетентный. Вообще сейчас в правительстве сложилась сильная команда, это приятно.
С силовиками — министром МЧС Сергеем Шойгу, начальником пограничной службы Константином Тоцким, директором ФАПСИ Владимиром Матюхиным. Не раз встречался с руководителем Федеральной службы охраны Юрием Крапивиным. Жаль, что через несколько месяцев после моей отставки Юрий Васильевич тоже принял решение уйти. Всегда нравилось, как он работал: незаметно, неброско, но абсолютно надежно, как и должен работать руководитель такой спецслужбы. У нас ним сложились очень хорошие личные отношения. И теперь мы встречаемся уже в ином качестве. Нам есть что вспомнить, о чем поговорить... Полный список моих встреч приводить, я думаю, не обязательно.
Круг моего личного общения за последние месяцы стал, кстати, значительно шире. Я гораздо чаще приглашаю людей к себе в гости. Теперь есть такая возможность, а раньше с этим было трудно. Дорогую цену пришлось заплатить за свою политическую карьеру: потеря здоровья, потеря друзей детства и юности. Почти все они остались в Свердловске. Да и с теми, что в Москве, встречаемся редко: всегда не хватало времени и сил. И теперь все мои мысли по-прежнему в контексте политической жизни, борьбы, страстей.
...В час — обед.
Моя склонность к простой, незамысловатой пище в последнее время только укрепилась. Особенных кулинарных открытий за время своих официальных поездок не сделал. Всегда свое "президентское" меню, из продуктов, проверенных ФСО. Никаких изысков. На официальных приемах есть вообще не люблю. Да там и не до того. Напряжение, переговоры.
Кажется, в Пекине был такой случай. Таня с Наиной решили все-таки попробовать знаменитую утку по-пекински, заказали к себе в номер, поздно вечером, чтобы никто не запретил есть "непроверенную" пищу. Я неожиданно проснулся, вышел в гостиную в халате. "Что это вы здесь едите? Я тоже хочу попробовать!"
Но это — исключение.
К тому же сейчас пытаюсь сбросить вес. Таня купила мне электронные весы. Почти как в спорте — ежедневное взвешивание, диета. Мы с Таней соревнуемся, кто раньше достигнет запланированного результата. Я даю ей ценные советы. Она смеется: взвешивание покажет! Ем мало, за ужином выпиваю стакан кефира — и все.
В выходные наша большая семья собирается, как правило, вся без исключения. Такова традиция, мной же и установленная.
А в будни... жду в гости государственных людей.
В конце марта у нас в семье состоялся "театральный штурм". Сходили в "Современник" на спектакль "Пигмалион". Это мой любимый театр, и режиссер любимый — Галина Борисовна Волчек. Удивительная женщина, с очень тонким юмором, замечательный художественный руководитель. Не знаю, где еще в Москве есть такая же театральная атмосфера, особая публика, такой высокий накал понимания и сочувствия, такой контакт между сценой и залом. А какие артисты: Марина Неелова, Елена Яковлева, Лия Ахеджакова, Валентин Гафт, Игорь Кваша — всех и не перечислить.
И буквально на следующий день Таня вдруг зовет на современный мюзикл "Метро" в Театр оперетты. Наина говорит: "Что это мы так зачастили? Наверстываем упущенное?" А Таня отвечает: "Мама, это самый модный спектакль в Москве. Вы обязательно должны его посмотреть".
Тут я решил: идем! Самый модный, самый молодежный не пропущу ни за что.
Вышел из машины на бывшей Пушкинской. Вдруг раздается оглушительный многоголосый девчачий визг, я даже вздрогнул. Оказывается, в дни показа "Метро" у театра собирается масса молодежи — фанаты мюзикла. Увидев "живого Ельцина", они и устроили "торжественный прием". По-своему. Конечно, много было просто здоровых эмоций, которые можно объяснить одним — возрастом. Но было и искреннее чувство.
Я это понял уже в театре, когда ко мне из зала (мы сидели в ложе) потянулась девушка, почти вылезая из туфелек, и протянула программку: "Пожалуйста, автограф, Борис Николаевич!" Я говорю: "Извините, у меня ручки нет!" Она: "Вот, помаду мою возьмите, Борис Николаевич!" Мои женщины, конечно, помадой писать автограф не разрешили, тут же нашли ручку.
Смешная деталь, а вспоминать почему-то приятно.
Мюзикл просто потряс энергетикой, чистым ярким вокалом и... децибелами. Чуть-чуть бы громкости поменьше. Но потрясающие ребята, и очень современно все это по языку, по стилю, по движению на сцене. Актер, который играет циничного продюсера, так сказать, приспособленца, по ходу действия разговаривает с каким-то важным начальником. Ему звонят по мобильному телефону, и он, естественно, отвечает: "Слушаю, Борис Николаевич!" Зал молодой, на шутку реагирует, хохочет. В зале, кстати, сидел мой внук Борька с тремя приятелями. В шестом ряду. По-моему, им тоже было интересно. Жаль только, уйти мне пришлось чуть-чуть раньше, поскольку в тот вечер была еще одна встреча. Но мне понравилось. Честное слово!
...Слушаю в последнее время очень много музыки. Чаще классику — в разных исполнениях, в разных вариациях — Моцарта, Вивальди, Чайковского. Знаменитые оперы. В последнее время приучился к современным мюзиклам. Это тоже, как правило, почти классика. Слушаю вещи Вебера ("Призрак оперы", например). Понравился французский мюзикл "Нотр-Дам де Пари". Интересная особенность: как только я запоминаю ритм вещи, ее музыкальную тему (а происходит это после двух-трех прослушиваний), становится неинтересно, и я пристаю к Тане или Лене: пожалуйста, привезите что-нибудь новенькое!
За последнее время появилось много литературы о Второй мировой, там столько новой фактуры, а порой и новых мыслей, что хочется прочесть все. К тому же к мемуарам у меня, понятно, свой интерес. Пытаюсь лучше понять специфику этого жанра.
Из новых привычек. Появился в моей жизни телевизор. По-прежнему не люблю политические программы, но смотрю новости. Иногда — кино. Хотя хорошие фильмы у нас показывают, к сожалению, всегда за полночь, а я ложусь спать рано.
По моей просьбе Таня заказала в Госфильмофонде все картины Владимира Мотыля. Его "Белое солнце пустыни" я знаю практически наизусть, и моя семья тоже. С огромным удовольствием посмотрел и другие фильмы: "Женя, Женечка и 'катюша'", "Звезда пленительного счастья", "Лес". Хочу пригласить этого великого режиссера поужинать в ресторане. И знаете, в каком? "Белое солнце пустыни"!
Вот такой распорядок дня.
Но бывают в этом распорядке, конечно, и исключения! Очень хорошие исключения...
...С огромным волнением впервые после долгого перерыва я ехал в Кремль.
Все-таки трудно в первый раз возвращаться на старое место работы, с которого ты недавно ушел.
Причина визита в Кремль — встреча с журналистами, моим президентским "пулом". Это те люди, которые летали со мной во все поездки начиная с 1996 года. Татьяна Малкина, Наталья Тимакова, Вероника Куцылло, Светлана Бабаева, Вячеслав Терехов и многие другие. Встречу провели в одном из кабинетов Большого Кремлевского дворца, чтобы не беспокоить обитателей "рабочих" корпусов. Она была очень трогательной. Даже язвительный Алексей Венедиктов с "Эха Москвы" был, как никогда, мил и любезен.
Каждому гостю я подарил знаменитые президентские часы, девушкам еще и по букету цветов. Но этим дело не кончилось. Расставаться совершенно не хотелось. По-моему, Таня Малкина спросила: "А как день рождения будете отмечать, Борис Николаевич?" "Как еще,— говорю,— дома буду отмечать. Придете?" Они: "А пригласите?" — "Разумеется, приглашаю!"
День рождения получился веселый. И у меня после него появилось новое орудие труда — диктофон. Правда, накануне Наина не спала полночи: пекла торты, чтобы всех журналистов угостить.
А девочки из "Коммерсанта" сделали для меня подарок: спецвыпуск их газеты, тиражом 50 экземпляров, в котором собраны все лучшие коммерсантовские статьи обо мне.
Ценный подарок. Потом, через несколько дней, они расхрабрились и позвонили: "Борис Николаевич, верните хоть один экземплярчик, с вашим автографом!"
14 марта был день рождения Наины. Мы с дочерьми задумались, что ей подарить. Украшения? Платье?
И вдруг вспомнили, как совсем недавно она сказала: "Слушайте, а может быть, мне все-таки начать шить? Я же всю жизнь мечтала..."
Швейная машинка!
Таня тут же поехала в магазин, долго выбирала, а потом сказала продавцам: "Давайте самую последнюю модель". Когда увидел эту швейную машинку, глазам не поверил: какая-то сплошная электроника, можно нажать несколько кнопок, и она сама выберет из сотни стежков, из десятков петель — просто компьютер какой-то. Такое впечатление: засунешь в эту швейную машинку кусок материи, а она в ответ тебе готовый костюм выдаст!..
Рано утром мы втроем вкатили к Наине в комнату столик, на котором стояли цветы и возвышалась машинка-компьютер.
Такая традиция. Человек просыпается, вся семья в сборе, цветы и подарки. Странно было одно — на этот раз в это утро я никуда не торопился. Я долго стоял, смотрел, как Наина восхищается машинкой: "Что же я буду с этим богатством делать?" "Вышей мне инициалы на платках...— сказал я.— Для начала".
Как же редко мы все эти годы с Наиной куда-нибудь ходили — в театр, в ресторан. А теперь вот начали ходить. Мы пригласили в гости доктора Сергея Миронова, который долгие годы был руководителем моего консилиума. А потом решили: лучше все вместе сходим в грузинский ресторан! И мы отправились в ресторан "Сулико". Все получилось замечательно. У жены доктора Миронова, Джулии, великолепный грудной голос. Она пела вместе с грузинским мужским хором. Поет она просто прекрасно, глубоко, красиво. А когда раздались ритмичные грузинские песни, я даже пытался отбивать ритм на ложках.
Над моей страстью к ложкам много раз смеялись журналисты. Ну что же делать, если во времена моей юности не было таких шикарных ударных инструментов, как сейчас. Учился отбивать ритм на ложках. А ритм — это у меня в крови.
Я ритмичный, хотя и по-своему, человек. Люблю в разговоре резкие повороты, иногда паузы, неожиданные переходы, держу ритм и терпеть не могу тупую монотонность.
...Директор ресторана пытался закрыть ресторан, чтобы никого, кроме нас, в зале не было, но я попросил этого не делать. Было шумно, весело, настоящий грузинский вечер. И настоящая грузинская еда, вино "Александроули", специальный заказ из Тбилиси.
...Весь февраль и март были связаны с предвыборными волнениями.
Я был абсолютно уверен в победе Путина. Об этом говорило все: и моя интуиция, и весь расклад общественного мнения, подтвержденный "диагнозами" социологов, и реальная ситуация — альтернативы Путину не было никакой.
Ждал 26 марта в спокойном, бодром, приподнятом настроении.
И все же сам день выборов был для меня чрезвычайно волнующим. Я узнавал предварительные результаты по телефону, звонил губернаторам тех областей и краев, где выборы уже прошли: что? как?
Таня пыталась меня образумить: "Папа, ну что ты волнуешься? Все равно он победит!" "Сам знаю. Хочу скорее узнать результат",— отвечал я.
Когда по экрану поползли первые открытые цифры голосования и их стал объявлять Николай Сванидзе, я позвал всех домашних: "Несите шампанское! Быстрей!"
В доме все были тоже в приподнятом, возбужденном настроении.
Я от волнения не мог усидеть на месте. Победа! Быть может, главная моя победа!
Господи, как долго я этого ждал!
Кстати, Лена со своим сыном, моим внуком Ванькой, которому два с половиной года, ходила в этот день, 26 марта, голосовать на избирательный участок. Там Ванька, наплевав на Закон о выборах, стал громко требовать, чтобы все голосовали за Путина. А когда объявили результаты, мама Лена сказала ему: "Смотри, твой кандидат победил. Знаешь, кем он теперь будет работать?" "Знаю!" — сказал Ваня. "Кем?" — "Ельциным!"
...А в апреле в Москву прилетел бывший премьер-министр Японии Рютаро Хасимото.
Я пригласил Рю в резиденцию "Русь", в мое любимое Завидово. Мы продолжили нашу рыболовную традицию — пошли рыбачить. Вернее, поехали: Таня отвезла нас на электрокаре к пруду. В нем разводят форель и зеркальных карпов.
Но, к сожалению, за все это время, после Красноярска, Рю так и не научился подсекать удочку с наживкой. А спиннинг с блесной — с берега ну никак не идет. Так что Рю со вздохом взял в руки русскую удочку. Однако волновал его, конечно, совсем не улов. Он хотел выяснить степень моего доверия новому президенту, степень преемственности политического курса. Рю очень не хотелось терять достигнутое нами в Красноярске. И я сказал, что абсолютно доверяю Путину. И курс на партнерство с Японией, безусловно, будет продолжен новым президентом России.
Думаю, что и новый премьер-министр Мори, к сожалению, при печальных обстоятельствах занявший свой пост (весной этого года скоропостижно скончался премьер Кэйдзо Обути, семье которого я выразил свое глубочайшее соболезнование), будет держаться той же линии.
...Пока мы возвращались с рыбалки, мне пришла в голову интересная идея. А ведь можно создать клуб бывших президентов и премьеров! Ну не могут такие мощные фигуры, задававшие тон на мировой политической сцене, как Коль, Буш, Тэтчер, как Клинтон или Хасимото, как Валенса или Мандела, в одночасье уйти в личную жизнь, удалиться на покой. По себе знаю, как это трудно — перейти в иное качество. В другую жизнь.
Но дело не только в общении. Такой "клуб старейшин" мог бы оказать нравственное влияние на весь международный климат.
Вот закончу с книгой и обязательно вернусь к этой идее.
Еще одна встреча. В Москву с официальным визитом прилетел президент США Билл Клинтон.
...После переговоров в Кремле с Владимиром Путиным, после публичных выступлений, после всей официальной программы он заехал к нам. Мы с Биллом давно не виделись, и, честно говоря, я даже соскучился. И вот распахнулись ворота, кортеж президента США въехал в Горки-9.
Я спросил у Клинтона, в который же раз мы встречаемся.
Он улыбнулся: трудно посчитать.
...Время летит быстро. Очень быстро. Хотя в политике время другое — оно то ползет, замедляется во время тяжелейших кризисов, то стремительно рвется вперед. Но сейчас мы говорили о другом времени. Об обычном, человеческом.
В этом обычном человеческом времени мы с Биллом за эти годы успели подружиться, проникнуться друг к другу симпатией.
"Тебе понравился Путин?" — спросил я. "Хороший, сильный лидер,— серьезно ответил Билл. Потом продолжил: — Я знаю, у него в России огромный авторитет. Но он еще только делает первые шаги, и, чтобы стать великим политиком, ему нужно больше доверять своему сердцу, доверять своим ощущениям".
Я спросил Билла, как, с его точки зрения, прошли переговоры по проблеме ПРО. Клинтон ответил неопределенно. Мол, есть в проблеме ПРО аспекты философские, политические, есть технические. Сами механизмы наших договоренностей должны уточнять военные. Я напомнил ему, как мы вместе находили выход из самых тупиковых ситуаций, даже из тех, где не могли договориться наши эксперты.
...Клинтон на минуту задумался. Я понимал о чем. Билл хочет уйти, окончательно решив проблему ПРО. Чтобы не оставлять ее новому президенту. Как теперь пойдет диалог наших стран? Что ждет мир в результате этого диалога? Я убежден, что только путем взаимных компромиссов мы сохраним достигнутое нами в области разоружения, сохраним у человечества надежду на то, что двадцать первый век будет веком мира.
...Я спросил его, как поживает Хиллари. Клинтон рассказал в ответ неожиданную историю: "Я вчера выступал на вашем радио.— Накануне он в прямом эфире отвечал на вопросы российских радиослушателей.— Был смешной вопрос, Борис. Что будет, если Хиллари станет президентом США? Как я себя буду чувствовать в роли мужа президента? Я им ответил: а что, буду носить ей чай!"
...Мне всегда нравились добродушная открытость Билла, его свобода, легкость в общении. Как-то раз на одном из торжественных приемов мы долго сидели рядом. Он сказал: "Мы с тобой почти одного роста, Борис". Я спросил: "Билл, а у тебя какой размер обуви? Давай померяемся". Он засмеялся, я стал снимать ботинок. Оказалось, рост одинаковый, а размер у меня — сорок третий, а у него — сорок шестой. Вот так бывает...
Я ждал в гости одного Билла, а приехала американская делегация почти в полном составе. Это были те люди, которые помогали Биллу в последние годы, тесно работали с нашей администрацией. Все они захотели пожать мне руку, сказать теплые слова. Это было приятно.
Наконец я встал, чтобы проводить гостя. На прощание Билл сказал интересную вещь: "Ты хотел изменить страну, Борис, и ты ее изменил". "И ты изменил свою страну, Билл",— сказал я в ответ. Думаю, это не были дежурные слова.
Мы вышли из дома. Замечательный день. Таня и Наина сфотографировались с президентом США. Он помахал рукой и направился к машине. Перед ним прошел офицер с ядерным чемоданчиком — в перчатках, несмотря на жару.
...Когда Билл уехал, я долго смотрел на фотографию, которую он мне подарил. Мы с ним сидим в знаменитых плетеных креслах. И смотрим вдаль. На голубое небо.
Два президента. Два человека.
Хорошая фотография.
Наступили майские праздники. До инаугурации Владимира Путина оставались считанные дни. Я чувствовал, как все больше и больше меня охватывает волнение.
Александр Волошин, руководитель президентской администрации, привез предварительный план инаугурации. Было два варианта: Дворец съездов, где проходила инаугурация 96-го года, или Большой Кремлевский дворец. Я вспомнил, что у меня с той церемонией связаны не самые лучшие воспоминания, и поэтому мне судить трудно. Решайте сами. Но был очень рад, когда узнал, что инаугурацию решено проводить в недавно отреставрированном зале старого Кремля, а не в стеклобетонном советском Дворце съездов.
И вот все решено. 7 мая в Андреевском зале Большого Кремлевского дворца должна состояться инаугурация нового президента России. Здесь, в этих залах — Георгиевском, Андреевском, Александровском,— короновали на царство. Залы хранят память об этих исторических событиях. И нет ничего плохого в таких аналогиях. Это наша большая история, которая требует к себе и любви, и уважения.
Но вот интересная деталь — сколько кресел во Дворце съездов, известно всем. А сколько человек поместится в этих залах Большого Кремлевского дворца? Этого не знал никто. Проблему решили просто: привезли солдат, которые встали вдоль ковровой дорожки и некоторое время представляли собой гостей инаугурации. А затем их просто пересчитали.
Я внимательно изучал сценарий.
...Однако стоит ли мне выходить на сцену вместе с Путиным, стоит ли произносить свою речь? С этим тоже было связано немало сомнений.
Но в конце концов я понял: в этой конкретной инаугурации роль бывшего президента обозначена не по прихоти сценария, а самой историей.
И все-таки, когда началась работа над речью, разволновался окончательно. Восемь лет я был у власти в России. Восемь лет пытался удерживать страну от потрясений и вместе с тем шел на очень трудные, непопулярные меры. Восемь лет такого дьявольского напряжения, которому не вижу аналогов в мировой политической практике последней четверти века. Что я могу сказать об этом на одной страничке текста?
Встали рано утром. Как всегда, меня собирали в дорогу мои женщины. Таня спросила, какой костюм я надену. "Не знаю. А ты какой предлагаешь?" Таня предложила темно-синий. Я считал, что черный — более строго. Вот тут она меня переспорила, что случается у нас не часто. Провожать за ворота вышли всей семьей.
Большой Кремлевский дворец, недавно отреставрированный, был полон. Огромное напряжение. В залах БКД — полторы тысячи человек, представители всей российской элиты. Политики, чиновники, журналисты, бизнесмены, деятели культуры. Духовные пастыри всех без исключения конфессий.
Здесь же первый и последний президент СССР Михаил Сергеевич Горбачев.
В огромных хрустальных люстрах искрится свет, золоченые бархатные перевязи отделяют от аудитории путь, по которому пройдет к сцене новый президент. Кортеж автомобилей и мотоциклистов строго по расписанию, в полдень, подъезжает к Кремлю, когда участники инаугурации уже в зале. Владимир Путин начинает свой долгий путь мимо всех, кто внимательно наблюдает — и будет наблюдать еще четыре года! — за каждым его шагом, каждым движением. Какими же долгими, наверное, показались ему эти несколько минут!
Инаугурация не только соответствовала строгим государственным канонам, но и стала великолепным зрелищем. Компания Си-эн-эн, другие крупнейшие западные телекомпании транслировали ее на весь мир в прямом эфире. Естественно, по российскому телевидению ее передавали три федеральных канала. Каждая мелочь была продумана, и недаром вся страна припала к своим телевизорам 7 мая. Одно лишь плохо: яркие лампы-софиты не вовремя подло "сбликовали", и на экране монитора, по которому бежали строки моей речи, я ничего не увидел, кроме отдельных слов. Потом все наладилось. Слава Богу, заминка не сказалась на общем празднике.
Выходит, не зря я волновался.
Впрочем, и это, если вдуматься, символично. Не было у меня здесь, в Кремле, ни одной легкой минуты. От начала до самого конца.
Мы с Владимиром Владимировичем вышли на Соборную площадь. Дул легкий ветерок, светило неяркое солнце. Я столько лет ждал этого дня, готовился к нему. А чувствую себя все-таки грустно.
Полк кремлевских гвардейцев промаршировал мимо нашей трибуны.
Казалось, что все это я вижу как в кино, со стороны.
Ударили пушки с набережной. И в гулком воздухе растаяла, исчезла та огромная, невиданная эпоха перемен и потрясений, в которой я был одним из главных действующих лиц.
...Проснулся сегодня ночью. Подумал: а все ли правильно в моей книге? Да, я так устроен, что могу говорить только от первого лица, могу писать только о том, что сам знаю и чувствую. Да, я был долгие годы президентом, и от моих действий, правильных или нет, зависело очень многое в нашей стране. Но в конце концов, история пишется ведь не отдельными людьми. Есть общие, подчас таинственные закономерности в жизни целых наций.
Не слишком ли я самонадеян, не много ли на себя беру?
Думаю, все-таки нет. Я обязан абсолютно честно отчитаться обо всем, что думал, что чувствовал, почему поступал так или иначе. Но вопросы остаются: что дальше? кто я сегодня, сейчас?
Наверное, я чувствую себя бегуном, который пробежал супермарафон, сорок тысяч километров.
Вот такое у меня сегодня состояние. Я отдал все силы, всю душу своему президентскому марафону. Я честно выложился на дистанции.
Если у меня есть необходимость в чем-то оправдываться, то вот мое оправдание: можете лучше — попробуйте. Пробегите эти сорок тысяч заново. Быстрее. Лучше. Изящнее. Легче.
А я это сделал.