Некролог
В Москве на 71-м году жизни умер Валерий Рубинчик, один из немногих режиссеров-семидесятников, сумевших трезво и зорко увидеть новую реальность. Возможно, потому, что всегда знал: и жизнь, и кино — это только иллюзии.
Валерий Рубинчик снимал с паузами — порой в четыре года. За тридцать лет — полтора десятка фильмов, настолько разных, что кажется: их снимали разные люди. Он был единственным мастером советского жанрового кино, собравшим уйму международных призов за "Дикую охоту короля Стаха" (1980). Готический, болотный триллер о мертвых охотниках, скачущих по Белоруссии, родине Рубинчика, был действительно беспрецедентен: по сути, это единственный советский фильм ужасов. А был еще блестящий телефильм "Последнее лето детства" (1974) по Анатолию Рыбакову с изобретательно стилизованной нэпманской Москвой и незабываемым дуэтом злодеев — светским Валентином Валентиновичем (Евгений Евстигнеев) и уркаганом Костей Карликом (Владимир Лосев).
Но, опровергая репутацию мастера жанра, Рубинчик открыл сценаристку Ренату Литвинову и актрису Ксению Качалину в декларативно авторской "Нелюбви" (1991). Смутном, задыхающемся, как героиня, умирающая без видимых причин — просто от любви или нелюбви, но живом, молодом по своей чувствительности фильме. По сравнению с "Нелюбовью", фильмы многих перестроечных дебютантов кажутся снятыми старикашками. Классическая экранизация "Гамлет Щигровского уезда" (1975) соседствует в фильмографии Рубинчика с запутанным до непроницаемости "Нанкинским пейзажем" (2006), сельская трагикомедия "Культпоход в театр" (1983) с торжественно мрачной антиутопией о клонах "Отступник" (1987).
На самом деле никаких противоречий в творчестве Рубинчика нет. Он был верен одной теме: теме мечты, оборачивающейся иллюзией, как правило, смертельной. Об этом — уже первая его крупная работа "Красный агитатор Трофим Глушков" (1969) о большевике-киномеханике, то есть человеке, несущем людям и коммунистическую мечту, и экранную иллюзию, убитом беляками.
Рубинчик вообще постоянно и жестко выяснял отношения с кино. Москву 1927-го года в "Последнем лете детства" он увидел как немую то ли мелодраму, то ли комическую ленту, оборванную выстрелом всерьез. В "Нелюбви" Рита (Качалина) погибала, идентифицируя себя с Мэрилин Монро. В незаслуженно незамеченном "Кино про кино" (2002) Рубинчик ехидно и печально вывел на экран целый профессиональный паноптикум: маразмирующие советские звезды, новорусский продюсер с творческими позывами и, прежде всего, режиссер, лепящий что скажут, но во сне пересматривающий — то ли в наказание, то ли в утешение — "Зеркало" и "Ночи Кабирии".
Кино оказывалось, по Рубинчику, последней, тщетной иллюзией человечества, но не единственной иллюзией, которым он посвящал свои фильмы. Полярно противоположные, казалось бы, "Гамлет" и "Нанкинский пейзаж" — об одном и том же: о неудачном побеге из реальности. В экранизации Тургенева — о разочарованном идеалисте, обреченном мимикрировать в помещичий быт. В "Пейзаже" — об интеллигенте и уголовнике, которые то ли были, то ли вообразили себя героями другой, экзотической и романтической жизни.
Рубинчику, кажется, было ужасно обидно, что мертвые всадники Стаха, сеющие погибель в Полесье, оказывались плодом человеческого злого разума, а не исчадиями ада. В конце концов, они тоже были пусть чудовищной, но иллюзией.