Венеция не выходит из моды никогда — карнавал, палаццо, гондолы, Казанова, зеленая пахучая вода каналов, Томас Манн и Висконти, залитая водой площадь Сан-Марко, открыточный мост Риальто, веера, маски, куртизанки, кладбище на острове Сан-Микеле, наконец. Культурный курорт Европы на все времена. Любить почти обязательно. Чего не скажешь о венецианском искусстве — его много, оно роскошно, избыточно, большеформатно, оно рассыпано по всему миру, его покупали и покупать будут, но двадцатое столетие было не слишком к нему милостиво: главную гордость венецианской живописи, сладостный и сладострастный XVIII век почитали, но интересовались им мало.
Почтительное полумолчание нарушили в конце 80-х и начале 90-х. За несколько лет по музеям мира прокатилась лавина выставок, посвященных венецианскому искусству как таковому и его частностям. Европа и Америка пели славу Венеции, затем страстно полюбили голубое небо Каналетто, а потом оказались готовы с почестями принять и братьев его меньших — от Луки Карлевариса (чьи предгрозовые облака были забыты за обаянием и легкостью солнечных лучей Каналетто) до Мариески, Византини, Альботто, Беллотто.
За прошедшие с того венецианского бума пятнадцать лет восторги поутихли, и нынешняя роскошная выставка, осенью посетившая Лондон, а сейчас переехавшая в Вашингтон, не столько гимн, сколько рассказ о чисто художественных страстях и нюансах. Венецианские ведуты суть ответ на совершенно четко сформулированный запрос рынка: вошедшее в XVIII веке в обязательную программу воспитания разума и чувств молодого джентльмена паломничество в Италию породило спрос на "документальные" свидетельства. Рим ублажал британских юнцов все больше интеллектуальными штудиями и изысканными гравюрами, а блаженствующая в своей праздности Венеция одаривала прежде всего сочными красками живописных полотен.
Торговля процветала — ведуты шли нарасхват. Иерархия в этом деле сложилась довольно быстро: если в конце XVII века бесспорным лидером промысла был Карлеварис, любивший точность и строгость во всем, включая архитектуру и математику, то уже начиная с 20-х годов нового века основные заказы и всю славу перетягивает на себя блистательный ученик театрального декоратора Джованни Антонио Канале, по прозвищу Каналетто (1697-1768). Сюжеты у обоих мастеров (да и всех ведутистов) одни и те же — Дворец дожей, лагуна, каналы, площадь Сан-Марко, праздники, чествования и гуляния. Историки искусства могут сказать много слов о том, чем, собственно, они различаются (скованность одного, легкость кисти другого, ракурсы, колорит), но точнее всего это было сформулировано художником и агентом коллекционера Стефано Конти Алессандро Маркезини в 1725 году, когда Каналетто только-только появился на венецианском горизонте: "Композиции Каналетто напоминают Карлевариса, разница состоит лишь в том, что в них сияет солнце".
Солнечные виды Каналетто один за другим отправлялись в Туманный Альбион, в коллекции сильных мира сего. И по сей день лучший Каналетто по преимуществу находится в Англии.
Однако в 1740-х годах поток совершающих Гран Тур резко сократился — Европа воевала за австрийское наследство. Каналетто пересекает Ла-Манш, девять лет пишет не столько Венецию, сколько дворцы и поместья британской аристократии, но, почувствовав вскоре спад интереса, возвращается домой. Первое место среди ведутистов он сохранит за собой до самой смерти, но те, кто шел за ним, тоже были не лыком шиты. Его собственный племянник, Бернардо Беллотто, превратил чистое небо Каналетто в насыщенный влагой и светом вибрирующий воздух, а Франческо Гварди изменил веку Просвещения ради поэтических соблазнов романтизма.
Чтобы рассказать всю эту историю, кураторам выставки понадобилось 20 шедевров самого Каналетто, 33 работы его соперников, одна гондола XVIII века, пара камер-обскура и самая большая в мире карта Венеции XVIII века. Стройнейший замысел нарушил, но, конечно же, не разрушил разгоревшийся накануне вернисажа скандал: в связи с обострением культурных отношений России и США ввиду тяжбы хасидов с российским правительством из-за библиотеки Шнеерсона, которую американский суд присудил отдать духовным наследникам любавического ребе Йозефа Шнеерсона, в Вашингтон не приедет "Прием французского посла в Венеции" Каналетто из Эрмитажа. Что жаль — тяжбы тяжбами, а лишние два квадратных метра великой солнечной живописи упустить обидно. Венеции много не бывает.
Вашингтон, Национальная галерея искусств, до 30 мая