Хоровой музыки концертные афиши в принципе предлагают слушателю предостаточно — у Московской филармонии есть специальные абонементы, а Пасхальный фестиваль с самого начала включал в себя громадную хоровую программу. Чаще приходится говорить о светских коллективах, но и церковные хоры на московских концертных площадках выступают регулярно. Причем в первую очередь это хоры монастырские, праздничный хор Данилова монастыря, скажем, или хор Сретенского монастыря, который даже в "Барвиха Luxury Village" в свое время зазвали выступать. Интерес к ним легко объяснить не только любопытством или конфессиональными причинами. На самом деле и в этих хорах поют не чернецы, а миряне-профессионалы, но все равно у этих певцов с духовной музыкой свои отношения, отчасти более свойские, отчасти, наоборот, более благоговейные; такую музыку даже в концертных условиях слушать в их исполнении — в этом, безусловно, есть органичность особого толка.
И все-таки было бы, наверно, страшно неправильно рассматривать само появление монастырского хора в светском зале только как инструмент приобщения к туманной "высокой духовности" или как нечто приятно экзотическое вроде тибетского горлового пения. Возглавляемый Владимиром Горбиком хор московского подворья Троице-Сергиевой лавры, который 11 мая дает концерт в Большом зале консерватории, это еще и просто очень хорошие музыканты. Подворье, о котором идет речь, институция довольно скромная, но так вышло, что именно там сформировался хор, которым мог бы гордиться любой кафедральный собор. Хор на редкость талантливый и узнаваемый, с очень красивым звуком тонкой огранки, прекрасно себя чувствующий в традиционной аскезе восточнохристианской сакральной музыки и в то же самое время чрезвычайно просвещенный и гибкий, мастерски и интересно исполняющий практически любой репертуар, от одноголосного "знамени" до духовной классики ХХ века. Все то привычное множество, что упаковывается обычно в сборники жанра "шедевры русской духовной музыки", в их исполнении часто оборачивается самыми настоящими открытиями — не к этому мы привыкли. Скупое звучание лапидарной древнерусской архаики у них может оказаться мягким и красноречивым; аффектированные или сентиментальные вещи композиторов конца XVIII-XIX века, наоборот, приобретают взвешенность и сосредоточенность.
Сами хористы в ответ на вопрос о творческих приоритетах, вероятно, ответят, что главные приоритеты — церковность и молитвенность, но приходится признать, что тут еще и артистичность, и рафинированность, хотя бы интуитивного рода, то есть музыкальная культура, которая очевидна на любой слух вне зависимости от его привычки к монастырскому пению. С лучшими церковными хорами у нас такое бывало и раньше. О петербургском хоре Императорской придворной капеллы и о московском Синодальном хоре легенды ходили по всей Европе — любознательные путешественники, имевшие возможность послушать этих хористов в наших столицах, оставили вполне восторженные отзывы: это, мол, нечто совершенно уникальное, что-то вполне сравнимое как музыкальный феномен со знаменитейшим хором Западной Европы — папскими певчими Сикстинской капеллы. И пускай публичные концерты духовной музыки сами по себе сравнительно новое явление (только к концу XIX столетия они стали более или менее распространенной практикой), это вовсе не означало, что церковная культура хорового пения как-то закуклена и закрыта для стороннего восприятия. При Екатерине II даже бывало, что хор капеллы пел в спектаклях придворного оперного театра: хлопцы, которых за красивые голоса забирали в Петербург из малороссийских деревень, пели на итальянском так, что итальянцы-капельмейстеры не могли пожелать ничего лучшего. Хор лаврского подворья, случись что-то подобное, тоже бы наверняка не подкачал, но на предстоящем концерте ему предстоит петь основательный родной репертуар — произведения Дегтярева, Архангельского, Рахманинова, Чеснокова, Кастальского, Гречанинова и современных авторов.
Большой зал консерватории, 11 мая, 19.00