Фестиваль классическая музыка
В концертном зале Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева состоялось открытие Третьего фестиваля современной музыки "Новые горизонты". С подробностями — ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ.
Афиша третьего по счету мариинского фестиваля "Новые горизонты" составлена лениво и нелюбопытно, по принципу "я ее слепила из того, что было". Финансовый кризис ни при чем — просто в театре нет экспертов по современной музыке, а штатный отдел перспективного планирования бесплоден. Программы пяти фестивальных концертов выглядят одна случайнее другой: играющего в Мариинке-3 по нескольку раз за сезон Юрия Башмета попросили наскрести по сусекам фирменного репертуара что-нибудь из музыки ХХ века, ту же просьбу адресовали московско-парижскому органисту Леониду Кареву, выступавших на фестивалях прошлых лет ансамбль Дмитрия Покровского и группу Opus Posth позвали с не первой свежести "Ночами в Галиции" Владимира Мартынова, "Киев модерн балет" пригласили станцевать два спектакля Раду Поклитару под музыку прибалтийских минималистов Арво Пярта и Петериса Васкса. В качестве главного блюда на открытии фестиваля Валерий Гергиев преподнес две мировые премьеры симфоний композиторов-петербуржцев — корифея Сергея Слонимского, последний десяток лет пишущего много и все под маской служения высокой культуре, и недавнего выпускника Петербургской консерватории Вячеслава Круглика, явное ученичество которого сделала общеизвестным прошлогодняя оперная "Гоголиада".
Симфония (2000) Вячеслава Круглика оказалась студенческим сочинением не только по статусу, но и по сути. Никакой симфонии нет и в помине, есть лишь наскоро сброшюрованные наброски к ней. Сначала быстрая музыка пыжится с наскоку стать кульминацией симфонии Шостаковича (конкретно — расстрелом из "Девятого января" из симфонии "1905 год"), но не может и чахнет. Потом медленная музыка начинает было травестировать лирико-философские адажио малеровского толка, но замолкает на полуслове. В качестве консерваторской отписки для перевода с курса на курс с отметкой "удовлетворительно" подобное бы сошло. Зачем Валерию Гергиеву нужно было выносить сор из избы, осталось не слишком ясным.
Двадцать первая (2009) симфония Сергея Слонимского "Фауст" продемонстрировала ровно ту же минимальную информативность музыкального материала, крайнюю бедность языка и общую ремесленническую безыскусность, что и произведение его младшего коллеги. Разница между этими двумя симфониями лишь в том, что профессор господина Круглика Борис Тищенко не научил своего ученика пользоваться фиговым листом, а господин Слонимский искусством создавать симфонии из воздуха владеет ровно так, как подобает народному артисту России. Представления дважды лауреата Госпремий о трагедии Гете оказались в высшей степени хрестоматийными — композитор оправдал все ожидания среднестатистического обывателя, хоть понаслышке знакомого с "Фаустом" и с историей мировой музыки. Портрет мающегося от бездуховности протагониста рисуется одной лишь проверенной краской: доверив фаготу простонать баховский мотив креста, Слонимский превратил своего "Фауста" в гибрид первых тактов "Фауста" Ференца Листа и "Патетической" Чайковского.
Помыкавшись по всем оркестровым группам и нигде не найдя приюта, в кульминации Фауст покрасовался на фоне колокольного набата и уступил сцену Маргарите. Музыка второй части в высшей степени соответствовала дресс-коду меццо-сопрано Олеси Петровой (роскошное лиловое платье, прическа для свадебной церемонии, скромные бриллианты) — чересчур для крестьянской бедняжки, но в самую пору диве-вокалистке. Маргариту Слонимский поставил на оперные котурны, утопил в приторной оркестровке, снабдил банальным, как детство, немецким мотивом и дал в наперсницы сочувствующие виолончели. Финальная "Вальпургиева ночь" стращала разгулом медных, ерничаньем деревянных духовых и шабашем ударных, но в целом симфония испугала куда больше. Автоматически составленный из оркестровых Фаустов всех времен и народов фоторобот "Фауста" Гете оживило лишь исполнение Валерия Гергиева. Его оркестр оказался посильнее "Фауста" Слонимского: неразборчивая любовь худрука Мариинки к низкопробным партитурам современников победила мертворожденную музыку.