Биеннале современное искусство
В Музее современного искусства РАХ на Гоголевском бульваре открылась выставка "Товарищество "Искусство или смерть"", сделанная при поддержке фонда "Общество поощрения художеств" как специальный проект 3-й Московской биеннале современного искусства. В том, что первая ретроспектива одного из самых ярких художественных объединений перестроечных лет, куда входили нынешние классики Авдей Тер-Оганьян, Валерий Кошляков, Юрий Шабельников и Александр Сигутин, должна быть показанной в Третьяковке и Русском музее, не сомневается АННА Ъ-ТОЛСТОВА.
Оказалось, что самым страстным любителем живописи, тончайшим и колористом, и эстетом был Авдей Тер-Оганьян, разворошивший гадюшник общественного мнения своей акцией "Юный безбожник". В его ранних наглых, неоэкспрессионистских ремейках такие импрессионисты и кубисты, Джорджоне и Энгры, Малевичи, Клее и Уорхолы, такой умопомрачительный Матисс, что даже неловко как-то становится, что человек вот так во всю глотку орет о своей любви. Когда видишь портрет Делекторской, понимаешь, как любил Матисс свою секретаршу, но когда видишь матиссовскую Делекторскую, переписанную Тер-Оганьяном, понимаешь, что этот выгнанный из худучилища хам любил ее еще больше. Валерий Кошляков, напротив, в юности выступал отъявленным радикалом и концептуалистом. Разрисовывал журнальные фотографии, резал их и царапал, заворачивал в целлофановый пакетик, занавешивал тюлем, клеил коллажи и ассамбляжи и, конечно, мучил репродукцию Джоконды. Ранний Юрий Шабельников отличался пастозной фактурностью и глубоким пониманием черного, что происходило, видимо, от гениального вчувствования в экспрессионизм парижской школы и круга Поллока. Александр Сигутин был колеблющийся — между Сезанном, Матиссом и Моранди. А еще был Василий Слепченко — он умел писать одним лишь светом, как Боннар. А еще Николай Константинов, он местами вообще не хуже де Кунинга.
Куратору Ольге Головановой удалось не просто собрать две сотни раритетов музейного уровня, но и уговорить не то чтобы жирующих художников или их наследников не продавать ранние работы до этой выставки. То есть этот проект неплохо было бы перехватить Русскому музею и Третьяковской галерее — пока коллекционеры не расхватали "добезбожного" Тер-Оганьяна.
История товарищества "Искусство или смерть", образовавшегося в самом конце 1980-х в Ростове-на-Дону, успела обрасти мифами и легендами. Все они родом кто из Ростова, кто из Таганрога, учились в Ростовском художественном училище имени Грекова, откуда их периодически гнали — за формализм и безобразный образ жизни в целом. А жизнь била ключом: джаз, рок (в членах был Сергей Тимофеев, создатель группы "Пекин Роу-Роу"), однодневные выставки в заводских ДК и сортирах (выбранный для этих целей кооперативный туалет помещался в намоленном месте — рядом с "Подвалом поэтов", где в 1920-м выступал перед "ничевоками" Велимир Хлебников), не афиши — стихотворения в прозе (в товарищество входил Мирослав Немиров). То, что они делали в Ростове в конце 1980-х, было в духе времени: так писали в Италии "трансавангардисты", так писали в Германии "новые дикие", так писали в Ленинграде "новые художники". Их панковский драйв вкупе с перестроечным попустительством властей пробивал все стены — вскоре они уже выставлялись в областном Музее изобразительных искусств. После чего отправились покорять Москву, влившись наряду с киевлянами и одесситами в накрывшую ее в начале 1990-х "южнорусскую волну".
Дальше их пути разошлись. Старшие товарищи-учителя Александр Кисляков и покойный (его убили десять лет назад прямо в мастерской) Леонид Стуканов никуда не поехали, остались в Таганроге — их работ периода "Искусства или смерти" почти не сохранилось. Николай Константинов и Василий Слепченко в столице не прижились, вернулись в Ростов, оба погибли. Сильнейшие выжили. Начинали с рисования портретов, предсказаний будущего и прочего веселого шарлатанства на Арбате, продолжили в легендарных сквотах в Трехпрудном и на Бауманской, где в 1990-х делалось самое актуальное в России искусство. Теперь Валерий Кошляков, Александр Сигутин, Юрий Шабельников — звезды, кое-кто и на международном небосклоне. Душа компании и ее идеолог Авдей Тер-Оганьян после героического перформанса "Юный безбожник" с рубкой икон в Манеже, за который его чуть было не посадили, стал первым художником-политэмигрантом: обретается в Праге, изредка шлет на родину политико-провокационные картины, как Герцен — номера "Колокола". На вернисаж не приехал — во избежание ареста.
Их пути разошлись и в метафизическом смысле: оставшиеся в Ростове и Таганроге остались при живописи, выжившие в Москве пережили ее смерть. Кошляков ушел в театральные инсталляции в духе Ансельма Кифера, Сигутин с Шабельниковым — в постмодернистские игры с картиной и объектом. Тяжелее всех, похоже, пришлось самому верному рыцарю живописи Тер-Оганьяну: все его последующие радикальные жесты — от рубки икон до матерных фраз в ремейках кубистических коллажей — после этой выставки начинают казаться реакцией отчаяния на смерть того искусства, которому они поклонялись в юности. Искусство или смерть — когда вопрос ставится так, приходится отдавать и кошелек, и даже жизнь.