Пером и лопатой

Фильм Ивана Вырыпаева "Кислород"

Премьера кино

Завтра в прокат выходит аудиовидеоинсталляция "Кислород", снятая Иваном Вырыпаевым на основе пьесы, несколько лет назад принесшей ему культовый статус в театральных кругах. ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА не уверена в том, что текст 2002 года выиграл от того, что в 2009-м под него был подложен визуальный ряд.

"Кислород" рассказывает историю любви девушки из Москвы и молодого человека из Серпухова в форме десяти музыкальных треков, на которые сняты десять клипов, где десять заповедей примеряются на бытовые ситуации. Играющая главную роль Каролина Грушка предстает в двух ипостасях — как рыжая девушка, состоящая из сплошного "кислорода", и как актриса в черном парике, читающая в микрофон текст от автора. Второй чтец-декламатор, Алексей Филимонов, изображающий также возлюбленного рыжей девушки,— бритоголовый молодой человек в накинутом на майку овчинном тулупчике. Стилистически тулупчик прекрасно сочетается с одним из важнейших сквозных символов фильма — лопатой, которой герой убил нелюбимую жену. Тема лопаты в "Кислороде" раскрыта как вербально, так и визуально с разнообразных сторон (кто бы мог подумать, что у примитивного сельхозинвентаря этих сторон так много), и даже когда действие ненадолго переносится на Луну, то и из лунного грунта как бы невзначай торчит воткнутая в него лопата.

Идея повествования, в котором кислород и лопата соотносятся как цель и средство, порождена, вероятно, кризисом терминологии: вместо затертого слова "любовь" Иван Вырыпаев предложил в качестве новой вывески метафору "кислород" — красивую, доходчивую и точную. Без кислорода жить невозможно, но он неуловим и неосязаем, и его, как и настоящую любовь, никто не видел, разве что в виде буквы О в таблице периодических элементов. Ну если только речь не идет о конкретной, физически ощутимой желудком любви к свинине или водке с пельменями, которые фигурируют в вырыпаевском тексте не как продукты, а как символы неких ценностей — противного исламским террористам американского образа жизни или русского великодержавного пафоса. О том, как семь лет назад был злободневен "Кислород", теперь напоминает торчащая в середине любовной истории композиция N 5 "Арабский мир". В ней поясняется, что исламские экстремисты врезаются на самолетах в небоскребы исключительно из-за любви к Богу, а также открывается новый парадоксальный взгляд на лопату: "Если "безумие" сравнивать со свиньей, а джихад с любовью, то выходит, что лопата, рассекающая голову некрасивой женщины, есть меч Аллаха, карающий "неверную" за поедание свиных котлет".

Подобная словесная эквилибристика способна украсить театральный монолог, но для кино она несколько вычурна. В театре важнее всего совпадение психофизики актера и произносимого им текста — все остальное (сценография, костюмы, музыка) по большому счету необязательно, что демонстрировал минималистский спектакль "Кислород", где Иван Вырыпаев сам играл своего лирического героя. В кино совпадение актера с текстом тоже приветствуется, но оно не так принципиально, как правильное взаимодействие картинки с режиссерской мыслью и настроением, а в киноверсии "Кислорода" эта химическая реакция случается лишь иногда. Юмор, заложенный в тексте, несколько раз приятно искрит в сочетании с видеорядом — например, когда словесный портрет нелюбимого мужа героини, "удивительной красоты брюнета", сопровождается появлением немолодого малопривлекательного колдыря или когда стишок "Грибы из Ленинграда" становится частью анимационного рекламного ролика с мухоморами.

Однако когда режиссер не шутит, а пытается говорить о "главном", образы, которые он выбирает для перевода своей пьесы на язык кино, не подчеркивают лучшие качества текста (афористичность, оригинальность сравнений, чувство ритма, остроумие, иногда довольно злое), а наоборот, вдруг проявляют претенциозную и вымученную его сторону, которая незаметна ни на бумаге, где "Кислород" выглядит написанным на одном дыхании, ни в театре, где все эти слова в авторской подаче звучали очень искренне. Театральный Иван Вырыпаев действительно задыхался от кислородного голодания, но в амплуа кинорежиссера он предстает как человек если что-то и чувствующий, то прежде всего направление "новейших тенденций", как дизайнер эффектных смысловых конструкций, стремящийся и умеющий быть модным и актуальным, чрезмерно настороженный против банальности и "провинциальности души" (тоже выражение из "Кислорода") и слишком озабоченный тем, чтобы пресловутая "провинциальность" не просочилась в его ультрасовременный, суперпродвинутый дискурс.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...