События минувшей недели окончательно отвратили демократическое движение, до тех пор сохранявшее лояльность, от президента. О причинах этого в интервью Ъ рассказывает депутат VI Госдумы и один из главных оппонентов нового правительственного курса Егор Гайдар.
— Вы заявили, что две недели назад существовали два кандидата в президенты от некоммунистических сил, а сегодня нет ни одного. Чем бы вы объяснили такую скоротечность и одновременность гибели блестящих репутаций?
— Я не знаю, почему это, собственно, произошло. Конечно, копились некие процессы и тенденции, но не очень понятно, почему совпали по времени. Что касается крайней неосторожности г. Явлинского в его контактах с коммунистами, здесь свою роль сыграло простое обстоятельство — крайняя избалованность прессой и общественным мнением, до последнего времени прощавшими ему все и не желавшими замечать очевидных вещей. Что же до президента, то у меня ощущение, что и в декабре 1993 года, и в декабре 1995 года он производил ошибочную коррекцию курса. Тогда была сделана ставка на державность в политике и отказ от борьбы с инфляцией в экономике, за что мы заплатили экономической катастрофой 1994 года и чеченской войной. Эти события во многом подорвали престиж нынешней власти и привели к поражению на выборах в парламенте 1995 года, а на поражения в выборах 1995 года ответили еще более решительной попыткой окончательно перейти на поле имперского националистического выбора. Проблема в том, что между желанием и результатом есть дистанция, а я даже теоретически не понимаю, кого он рассчитывает результатами своих действий удовлетворить. Например, есть моя позиция по поводу Чечни, Первомайского и так далее. Ее не все разделяют. Возможно, другая часть общества, которая не разделяет мою позицию, могла бы принять даже уничтожение заложников установками "Град" — вместе с боевиками. Но я не знаю человека, который был бы согласен с точкой зрения о том, что нужно поубивать заложников и дать после пятидневных боев уйти костяку банды вместе с главарем. Это не может вызвать поддержку ни с какой стороны и то, что происходит, не может понравиться никому.
— Вы можете сформулировать, где находится точка излома, на которой кончается лояльная оппозиция и наступает окончательный разрыв с президентом?
— С того момента, когда я понял, что тактика избрана. Я хорошо знал (или во всяком случае мне так казалось), что происходил выбор линии, формирование ее. В какую идти сторону? В правую или в левую? Мне казалось, что в какой-то степени, пусть слабой, есть возможность повлиять на выбор последовательной и мирной политики, начала осмысленных структурных реформ. Эта линия для меня была понятна, я готов был, с чем-то соглашаясь, а с чем-то нет, участвовать в ее обсуждении. Но когда становится ясно, что выбирается другая линия, то вне зависимости, эффективна она или нет, я поддерживать ее не могу. Плюс ко всему она еще и неэффективна.
— Создается впечатление, что ситуация сильно похожа на конец 16-го года, когда власть и нелояльная оппозиция выдавили оппозицию лояльную и совместно пошли вразнос. В таком случае, как и в 1916 году, могут активизироваться разговоры о каких-то нетривиальных мерах по спасению отечества. Когда и власть, и борцы с режимом срываются с цепи, чем вообще может заниматься лояльная оппозиция?
— Понятно, чем должна была заниматься лояльная оппозиция в конце 16-го года. Она должна была пытаться убедить царя в необходимости существенного изменения состава окружения и собственно политики. И делать все возможное до тех пор, пока была бы хоть какая-то надежда, что это удастся сделать. Сегодня лояльная оппозиция должна сделать все возможное, чтобы убедить Ельцина не выставлять свою кандидатуру на следующий срок. Потому что, на мой взгляд, это решение со всех точек зрения является самоубийственным, приводит к набору неизбежных политических последствий, очень тяжелых для страны. Пока возможность убедить не исчерпана, до тех пор это — самая главная задача лояльной оппозиции.
— А если не удастся?
— Это сделает ситуацию предельно тяжелой. Тогда так или иначе придется занимать собственную позицию, придется вести консультации и думать о том, какую мы сможем предложить кандидатуру в президенты. Потому что мы, к сожалению, вряд ли можем просто предложить обществу выбирать из Зюганова, Жириновского, Явлинского и нынешнего Ельцина.
— Но если удастся избежать худшего, вы будете готовы раствориться в группе поддержки разумно-номенклатурного кандидата?
— Мы готовы раствориться, хотя это никак не значит, что мы готовы отказаться от своих принципов. Мы и сегодня главной своей задачей видим не торжество замечательного и прекрасного либерализма, а недопущение национальной катастрофы, связанной с попыткой возврата коммунизма. Эта задача является для нас самой важной и самой главной. Я сейчас думаю над тем, как сделать так, чтобы наши политические оппоненты не смогли продемонстрировать в полной мере тупиковость своего пути.
— Во всяком случае ваш разрыв с президентом ставит точку на каком-то периоде существования лояльной оппозиции. Как вы оцениваете его в целом?
— Как в целом малоэффективный, хотя, конечно, что-то удавалось сделать. В смысле сути дела, как все-таки полезный, потому что без него экономическое положение было бы неизмеримо хуже, чем оно есть сейчас. В смысле практической политики, т. е. реализации воли к власти, как предельно нерентабельный.