Несколько дней назад высшая награда Республики Чили — орден Освободителя Бернардо О`Хиггинса — была вручена Евгению Евтушенко. После церемонии поэт дал интервью "Огоньку".
— Евгений Александрович, что связывает вас с Чили и какие чувства вы испытываете, получив чилийский орден?
— Я первый раз приехал в Чили в 1967 году по приглашению Чилийского университета, за моим приглашением стояла инициатива Пабло Неруды, с которым мы подружились в Москве. Он переводил мои стихи, совсем еще юношеские. Чилийцы тогда дали мне возможность узнать страну: предоставили машину и с сопровождающим — известным писателем Франсиско Колоане (его называли чилийским Джеком Лондоном) мы проехали через всю страну. Добрались до Магелланова пролива, потом переплыли на Огненную Землю... Дорога выпала на Рождество. Я спросил, где же мы будем его встречать. А Франсиско мне говорит: "Ровно в половине двенадцатого зайдем в любой дом, который тебе понравится. Ткни пальцем, сам выбери!" Я ткнул пальцем в один из домов — все они мерцали праздничными огнями. Мы зашли в первый попавшийся на дороге дом, там оказался радушный человек, местный портной. Он узнал Франсиско Колоане, пригласил за семейный стол. Чилийское гостеприимство оказалось почти сибирским.
В Чили у меня много друзей и читателей. Еще до пиночетовских времен я вновь приехал в эту страну. Уже начались тяжелые, опасные времена. Я видел Неруду в Париже, и он мне сказал: "Ты знаешь, многие люди сейчас бегут из Чили, наверное, будет что-то вроде путча. Как крысы, они бегут с корабля, а я "антикрыса", я вернусь".
...После путча я написал поэму "Голубь Сант-Яго". Я сам видел, как красавец юноша бросился вниз с крыши отеля "Каррера". Когда его тело подняли, под ним оказался погибший вместе с ним голубь. Веду сейчас переговоры, чтобы поставить фильм по этой поэме. Я ведь преподавал кино в Америке много лет, многому научился, сейчас у меня просто чешутся руки снять этот фильм
— Ваши стихи действительно имеют порой длинную биографию.
— С одним моим стихотворением происходит сейчас нечто невероятное. Это "СССР-ФРГ,1955 год (репортаж из прошлого века)" о футбольном матче СССР-ФРГ. В 1954 году сборная Германии — разрушенной, послевоенной Германии — стала неожиданно для всех чемпионом мира по футболу. Ее капитаном был Фриц Вальтер, бывший в плену в России. Москву тогда окончательно старались "очистить" от инвалидов, которых было еще полно, новое поколение уже не застало людей, похожих на бюсты, героев войны на деревянных платформах, поставленных на подшипники. Их потихоньку выселяли из центра. И вдруг они все, как привидения войны, вышли и покатили. Это было страшное зрелище. Покатили туда, на футбол, а на груди — фанерки с надписями "Бей фрицев!". Этих инвалидов выносили на руках и ставили на гаревую дорожку, потому что больше им негде было сидеть. Футболисты, когда играли, оказывались с инвалидами лицом к лицу. И это действовало на игроков.
Понимаете, там мог быть конфликт, мы все с ужасом думали, не дай бог, что-то завяжется. Но когда наш футболист, Коля Паршин, забив гол, не удержался на ногах и упал, капитан немцев, Фриц Вальтер, поднял его. Мало того, он его обнял, поздравил, пожал руку, обнявшись, они понесли мяч к центру поля. И все переменилось. Инвалиды стали снимать с груди фанерные бирки. Яшин подарил свои перчатки немецкому вратарю...
— А вот говорят, поэзия уходит...
— Почему же тогда мой вечер в "Олимпийском" недавно, в конце 2008 года, с успехом шел четыре с половиной часа? Рок-опера, да еще и с моим чтением... Почему же люди не расходились? А ведь пришло 12 тысяч человек!
— А как вы с вашим опытом, в том числе и чилийским, смотрите на отношения поэта с властью, с официальной идеологией?
— Каждый должен вырабатывать свою философию. И я против официальной идеологии, потому что она сразу превращается в клетку. Шаг вправо — предательство, шаг влево — тоже предательство. Не нужно нам этого. Но нам необходимо, чтобы у людей были человеческие идеалы. Ведь когда читаешь результаты анкетирования молодежи, просто страшно становится. У нас сейчас недостает нормального процента идеализма. Должны быть какие-то границы, которые люди себе устанавливают. Сами! И вообще, уже ушло время, когда политика диктовала искусству, каким оно должно быть. Надо, чтобы культура стала самой главной политикой.