Накануне саммита G20 в Лондоне Россия и ЕС пытались выработать единую согласованную программу реформы глобальной финансовой архитектуры. Впрочем, эти планы столкнулись с доминированием США в мировой системе финансов — большинство амбициозных предложений Москвы и Брюсселя так и не были утверждены. Зато в Лондоне лидерам удалось найти общего врага в лице офшоров, а по итогам саммита в России распространилась европейская практика борьбы с бонусами для топ-менеджмента тех компаний, которые получают антикризисную поддержку от государства.
Координация проблем
Накануне прошлого саммита G20, прошедшего в Вашингтоне 15-16 ноября 2008 года, Россия и ЕС демонстрировали завидную координацию при выработке антикризисных предложений. На саммите Россия--ЕС в Ницце в первых числах ноября президент РФ Дмитрий Медведев и президент председательствовавшей в Евросоюзе Франции Никола Саркози заявили, что взгляды Москвы и Брюсселя на проблемы реформирования мировой финансовой архитектуры "очень близки". В ходе подготовки к апрельскому саммиту G20 в Лондоне высокопоставленные российские и европейские чиновники порой говорили о том, что выступят с чуть ли не единым пакетом мер.
Демонстрировать единство политики продолжали вплоть до самого последнего момента. Например, отправляясь в Лондон, Дмитрий Медведев 31 марта сначала заехал в Берлин "сверить часы" с одним из ближайших российских союзников — Германией. "В том, что касается встречи в формате "двадцатки", у нас довольно-таки похожие позиции и ожидания, с которыми мы едем в Лондон",— заявила по итогам этих переговоров канцлер ФРГ Ангела Меркель. "Я готов согласиться на 100 процентов с тем, что было сказано госпожой федеральным канцлером, у нас действительно очень близкие ощущения, что нужно делать, и тех позиций, которые нужно отстаивать на этой встрече",— вторил ей Дмитрий Медведев.
Впрочем, несмотря на все попытки политиков демонстрировать единство, эффективного взаимодействия с ноября по апрель не было видно не только между Европой и Россией, пережившими в январе газовый кризис, но и даже внутри ЕС. Например, 1 марта в Брюсселе прошел экстренный саммит Евросоюза, посвященный углублению общеевропейских мер по борьбе с кризисом и выработке единых предложений накануне встречи в Лондоне. Однако призывы руководства ЕС во главе с Еврокомиссией выступить единым фронтом против нарастающей рецессии столкнулись с противоречиями между членами Евросоюза, вызванными дисбалансом национальных и общеевропейских интересов.
Главным объектом недовольства на саммите в Брюсселе стал нарастающий в Европе протекционизм, хотя в итоговом заявлении вашингтонского саммита G20 участники обещают по возможности не принимать меры, поддерживающие национальных производителей. В Европе удар по этой идее неожиданно нанес один из ключевых идеологов европейской интеграции — Никола Саркози. В конце февраля он пообещал выделить французским автопроизводителям Peugeot Citroen и Renault помощь из бюджета в размере €3 млрд. Именно европейская автомобильная промышленность, которая обеспечивает занятость 12 млн человек в ЕС, стала одной из отраслей, в наибольшей степени пострадавшей от кризиса,— продажи автомобилей в Европе заметно упали, а производители начали сокращать продолжительность рабочей недели и оптимизировать штат. В обмен на бюджетные деньги французские автоконцерны должны были не закрывать предприятия и сохранить рабочие места.
Действия Парижа сразу же вызвали обвинения в "протекционизме", "экономическом национализме" и нарушении принципов либерального и конкурентного общеевропейского рынка. Глава Еврокомиссии Жозе Мануэл Баррозу заявил, что господдержка пострадавших от кризиса отраслей не должна помешать движению Евросоюза к конкурентоспособным открытым рынкам. Однако заблокировать действия Никола Саркози саммит ЕС не смог. Более того, похожие меры, причем не только в автомобилестроении, применяли и другие европейские страны.
В России события развивались по тому же сценарию. При этом Москва в условиях разрастания кризиса начала отказываться от государственной поддержки частных компаний, а вместо этого сконцентрировалась на спасении созданных при активном участии Кремля бюрократических монстров — госкорпораций. Например, владельцу холдинга "Базэл" и главному акционеру алюминиевого гиганта "Русал" Олегу Дерипаске, долги которого по разным оценкам составляют от $20 до $30 млрд, российские власти в лице вице-премьера Игоря Сечина посоветовали проявить "коммерческую смекалку". Зато автопроизводителю АвтоВАЗ (блокпакетом владеют "Ростехнологии" во главе с Сергеем Чемезовым) премьер Владимир Путин в конце марта пообещал 25 млрд руб. из госбюджета на покрытие кассовых разрывов, хотя еще недавно жители Дальнего востока России протестовали против поддержки АвтоВАЗа и планов правительства ввести заградительные таможенные пошлины на импорт иномарок.
В Европе объектом жестких баталий также стало распределение антикризисной помощи. На мартовском саммите ЕС в Брюсселе премьер-министр Венгрии Ференц Дьюрчань выступил от лица особенно сильно пострадавших от кризиса стран Восточной Европы и Балтии и предложил принять экстренную программу спасения экономик стран "новой Европы". Для этого предлагалось выделить им финансовую помощь в размере €190 млрд с привлечением кредитных ресурсов Европейского центробанка, МВФ и Всемирного банка. Ференц Дьюрчань нарисовал перед собравшимися мрачную картину того, к чему может привести отсутствие солидарности внутри ЕС: "экономический крах", "крупные дефолты", политические потрясения и массовая иммиграция из стран Восточной Европы в другие страны ЕС в связи с кризисом на рынке труда. "В результате пострадает весь Евросоюз",— предупредил премьер Венгрии и призвал коллег "не позволить создать новый железный занавес и разделить Европу на две части". Кроме того, за немедленное принятие в зону евро выступили правительства Латвии, Литвы, Эстонии и Болгарии.
Впрочем, призывы господина Дьюрчаня, равно как и его восточноевропейских коллег, услышаны не были. "Я не думаю, что этот регион ЕС является чем-то особым, требующим выделять какие-то страны. Помощь Евросоюза должна носить общий характер, а не быть рассчитана только на государства на Востоке ЕС",— выразил позицию руководства ЕС председательствующий на саммите премьер Чехии Мирек Тополанек. Любопытно, что вскоре пророчество Ференца Дьюрчаня о смене правительств в Восточной Европе сбылось — и для него самого (он объявил об отставке 23 марта), и для господина Тополанека, получившего в парламенте вотум недоверия уже 24 марта.
Костры амбиций
Несмотря на все эти проблемы, Москва и Брюссель все же подготовили к саммиту G20 весьма амбициозные проекты. 16 марта пресс-служба президента РФ опубликовала текст российских предложений саммиту G20. В этом документе Москва предложила придать МВФ или другой международной финансовой организации статус эмитента "суперрезервной валюты", унифицировать стандарты бюджетной политики стран G20, а также ввести единые мировые правила государственного регулирования финансовых рынков. В документе сохранились многие идеи, высказанные российским руководством еще в прошлом году, суть которых сводилась к необходимости борьбы с однополярным порядком мировых финансов и особенной ролью США. В частности, Кремль предложил создать "региональные финансовые центры", одним из которых должна стать Москва. Кроме того, Россия отстаивала принцип "демократичности и равномерной ответственности за принятие решений в финансовой системе" — то есть все участники G20 должны были иметь равные голоса. Было предложено "разработать и принять международное соглашение, определяющее глобальные стандарты регулирования и надзора в финансовом секторе — Standard Universal Regulatory Framework (SURF)".
Самой яркой российской инициативой стало предложение заменить доллар США мировой "наднациональной" или "суперрезервной" валютой, призванной стать резервной валютой для центробанков всех стран G20. Переход к новой системе резервных валют должен был основываться на специальных правах заимствования (SDR) Международного валютного фонда (МВФ) или любой другой специально созданной мировой резервной валюте — главное, чтобы она не была связана непосредственно с долларом США. По сути, Москва предложила пересмотреть итоги Ямайской конференции 1978 года в рамках Бреттон-Вудских соглашений, по которым окончательно отменялся золотой стандарт и вводились плавающие курсы основных резервных валют (британский фунт, японская иена, швейцарский франк) к доллару США. Как пояснил помощник президента по экономическим вопросам Аркадий Дворкович, основанная на SDR мировая валютная система должна была вернуть элементы золотого стандарта — обеспечение золотом базовой для мира валюты. Для начала же, по мнению Москвы, неплохо было бы расширить корзину мировых резервных валют за счет российского рубля, китайского юаня и золота. С российскими предложениями публично согласился лишь Пекин, остальные страны G20 тактично ушли от дискуссии, а президент Франции Никола Саркози перед самым началом встречи в Лондоне сказал, что саммит — "неподходящее место" для обсуждения идеи единой мировой валюты.
Не менее амбициозными оказались и предложения Евросоюза. Брюссель не стал выставлять единый пакет мер, однако схожие пожелания обнародовали лидеры всех европейских стран, входящих в G20. Главной идеей, которую поддержали Никола Саркози, Ангела Меркель и другие европейские лидеры, стала необходимость единого регулирования рынка производных финансовых инструментов (дериватов), где по-прежнему царит хаос: объем долговых обязательств по ним исчисляется триллионами долларов и, по некоторым расчетам, на порядок превосходит мировой ВВП. Осуществлять эти меры ЕС предложил под эгидой уже существующих общемировых институтов вроде МВФ или Всемирного банка, придав им в том или ином виде регулятивные функции. Это предложение, по сути, было адресовано США, которые являются лидером на рынке дериватов (большинство обращается именно на бирже в Нью-Йорке). Соединенные Штаты должны были допустить на свой рынок международного регулятора. Впрочем, это предложение также было отвергнуто — министр финансов США Тимоти Гайтнер, прибыв в Лондон, дал интервью The Financial Times, в котором развеял надежды партнеров. "Мы не передадим никому ответственность за принятие решений относительно баланса между стабильностью и эффективностью наших рынков",— заявил он. Таким образом, накануне саммита G20 оказались отвергнуты ключевые идеи и Москвы, и Брюсселя. Впрочем, ЕС не принял и предложения США создать единый увеличенный фонд в рамках ЕС для борьбы с кризисом — руководство Евросоюза заявило, что принятых мер пока вполне достаточно.
Общий враг
В этих условиях принятая на саммите G20 в Лондоне итоговая декларация, содержащая много амбициозных, но в то же время весьма расплывчатых обещаний, имела два практических итога. Сразу после саммита ЕС и Россия вместе с остальными участниками форума предприняли скоординированную атаку на офшоры, которые были в Лондоне названы в числе главных факторов дестабилизации мировой финансовой системы. После подписания итогового заявления участников саммита G20 Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) опубликовала черный, серый и белый списки, где страны сгруппированы в зависимости от соответствия международным нормам налогообложения, борьбы с финансовыми махинациями и раскрытия банковской информации. К черному списку ОЭСР отнесла страны, не подписавшие соглашения об обмене налоговыми данными и не принимающие мер по борьбе с налоговыми мошенничествами. В серый попали страны, формально присоединившиеся к соглашениям о раскрытии информации, но не выполняющие их на деле. В белом списке числятся страны, полностью соблюдающие рекомендации ОЭСР и международные договоренности. Россия попала в белый список ОЭСР. В сером списке оказалось несколько европейских государств, в том числе Монако, Лихтенштейн, Люксембург и даже Австрия. Власти проштрафившихся стран в основном пообещали исправить свое законодательство и улучшить практику международного сотрудничества, чтобы до конца 2009 года попасть в белый список.
Наконец, вторым важнейшим итогом G20 для России стало принятие общеевропейской и американской практики по борьбе с бонусами топ-менеджеров компаний, получавших господдержку. Правительство РФ в лице главы Минфина Алексея Кудрина объявило, что распространит ограничение размера премий, ранее рассматривавшееся применительно к спасаемым государством банкам, на госкомпании и госкорпорации. А значит, Россия и ЕС по итогам G20, если и не выработали общей программы антикризисных действий, зато нашли двух общих врагов.