Никто уже не удивляется тому, что Новый драматический театр показывает свои премьеры в Камергерском переулке. Новый драматический расположен на окраине, поэтому время от время "приезжает на гастроли" в центр. В завершение сезона на Новой сцене МХАТа была показана "Героическая комедия" Фердинанда Брукнера в постановке художественного руководителя театра Бориса Львова-Анохина.
Теперь в Москве — правда, на разных площадках — можно увидеть обе части "наполеоновской" дилогии Брукнера. Поставленный Анатолием Эфросом в начале 80-х в Театре на Малой Бронной спектакль "Наполеон I" с Ольгой Яковлевой и Михаилом Ульяновым в главных ролях был несколько лет назад восстановлен на сцене Театра имени Маяковского. Эфрос сместил акценты в "Наполеоне Первом" — лирические мотивы для режиссера были дороже, чем тема разрушающей личность жажды власти. Тогда Эфрос поставил пронзительную драму об утраченной любви, и на первый план вышла жена императора Жозефина, которую играла Яковлева.
В "Героической комедии" сам Брукнер поставил в центр событий женщину — знаменитую французскую писательницу Жермену де Сталь, защитницу гражданских прав, ведущую непримиримую борьбу с императором. Она лишена соперниц: в спектакле одна женская и пять мужских ролей — но Наполеона среди них уже нет. Во второй части дилогии Бонапарт превращен драматургом в персонаж внесценический. Наполеон запрещает сочинения Жермены, собирается уничтожить ее книгу и высылает из Франции. Невидимый и могущественный противник, "тиран с сытым одутловатым лицом", как называет его де Сталь, определяет все ее поступки и помыслы. Но если она для него всего лишь один из оппозиционеров, то он для нее — антигерой всей жизни. Отвыкшая существовать вне политической борьбы, Жермена попадает в зависимость от своего диссидентства, как от сильного наркотика. Невозможность жить частной жизнью лишает ее душевного спокойствия.
Написанная в разгар второй мировой войны пьеса о Жермене де Сталь не могла не вызвать антифашистских аллюзий. И тем не менее Брукнер определил жанр исторической дилогии как комедию. В комедию, по его представлению, вырождается не только неуемная жажда власти, но и неуемное желание противостоять и ниспровергать. Жермена де Сталь обменивает личную судьбу на ущербное счастье поборницы всеобщей свободы.
Возможно, именно потому, что этот мотив — и вполне обоснованно — показался Львову-Анохину весьма современным, он отказался от всякого исторического антуража. Текст сокращен, спектакль идет чуть более часа, в перерывах между картинами выкрики газетчиков напоминают о "закадровых" событиях пьесы. По оформлению и костюмам Андрея Сергеева можно предположить, что действие происходит в современном отеле, куда только что приехала группа состоятельных путешественников: светлые жалюзи огораживают сценическую площадку, занятую многочисленными нейлоновыми сумками и модными обтекаемыми чемоданами. Манипулируя ими, как блоками, художник организует то парижскую гостиную, то стокгольмское убежище, то террасу на берегу моря. Лишенная устоявшегося быта, госпожа де Сталь обречена жить на чемоданах.
Правда, Оксана Мысина в роли Жермены де Сталь играет скорее нервную клоунессу, нежели стареющую воительницу, Жанну д`Арк в последнем приступе молодости. Жермену, коротко стриженую жгучую брюнетку, подвижную и энергичную, ведет за собой не столько идеология, сколько, быть может, врожденный эксцентризм. Но кажется, режиссер, заботясь о сохранении единого тона спектакля, сдерживает Мысину, смягчает краски, которыми актриса умеет распорядиться более щедро.
Вообще в "Героической комедии" Львов-Анохин и его постоянный соавтор Сергеев корректируют свой почерк последних лет. В предыдущих спектаклях, помещенных в традиционные сценические коробки, — "Орленке", "Опасных связях", "Письмах Асперна", — они старались держаться некоего "большого эстетического стиля", замешанного на хорошем вкусе, плавных линиях, красивых костюмах и прочих признаках "общей культуры". Многим критикам подобная манера казалась стерильной, выморочной, искусственной и бессильно старомодной. В "Героической комедии" сделан шаг к камерной строгости и новой сценической фактуре, не лишенной самоиронии. И это выглядит не поражением, но знаком трезвости. Ведь сейчас роскошь быть элегантным оплачивается, помимо прочего, и добровольным отказом от недавних иллюзий.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ