Антреприза "Останкино", возглавляемая Галиной Скоробогатовой, начала выпуск самостоятельной сценической продукции. Дебют — пьеса Уильяма Сарояна "Пещерные люди" в постановке Олега Фомина — неудача полная и безоговорочная, но кажется, никого не обескуражившая, считает критик АЛЕКСАНДР СОКОЛЯНСКИЙ.
Публику, приглашенную в телецентр на предварительный просмотр, томили в фойе более двух часов. Очень скромная и очень плохо развешенная экспозиция современной армянской живописи, приуроченная к премьере, успела за это время надоесть, а оркестр, игравший сентиментальную ресторанную музыку, выдохся совершенно. Наконец по селектору (вместо традиционных театральных звонков) прогремело: "Света, запускай зрителей!" — и двери нехотя раскрылись.
Тот же голос, принадлежавший режиссеру, небрежно поблагодарил собравшихся за любовь к искусству, сообщил, что исполнитель главной роли Армен Джигарханян болен и вместо него на сцене появится другой артист, не менее замечательный (коим оказался Виктор Проскурин), сказал что-то о заменах вообще, предупредил, что показывается прогон, дающий уникальную возможность заглянуть в творческую кухню, и умолк, произнеся напоследок: "Извините за талант". Вероятно, это была шутка.
Невежливость неудивительна. Срочные вводы, путаница с монтировкой, все рассыпается, а завтра премьера — в пиковой ситуации Олег Фомин вел себя точно так, как можно было от него ожидать. Подобная бесцеремонность, однако, вынуждает высказаться о его работе без привычных обиняков и экивоков.
Действие началось с анекдотического каскада режиссерских штампов — заезженных, претенциозных и состыкованных наобум. На роликовых коньках по сцене проехали три путаноподобные девицы. Мужчина с возвышенным выражением лица выкинул в воздух полпачки бумаги. Выбежал, приплясывая, парень в галифе и с бубном, а за ним девушка с бичом: попытавшись, как положено, щелкнуть, она смазала по щеке ни в чем не повинного статиста. Была торжественно зачитана и сожжена авторская ремарка. Синтезатор изобразил подобие взрыва, и сцену озарили красно-зеленые прожектора. Такое количество банального вздора всего за полторы минуты времени — своеобразный постановочный рекорд.
Сожжение ремарки, впрочем, некий смысл имело. У Сарояна действие происходит в заброшенном театре, предназначенном на слом; там собираются бездомные и обучаются любить друг друга. Постоянная тема этого армянского классика американской литературы — жизнь бедная и сердечная, "смиренная красота", русскому художественному сознанию очень понятная, но также и трогательная романтичность, принятая так серьезно, как только это возможно. Художник же Леонид Подосемов, судя по его работе, любит красоту совершенно иную. В качестве задника он предложил акриловый морской пейзаж, по бокам выстроил металлические леса со всякими ажурными гнутостями, в середине выложил плексигласовый пандус. Все это, без сомнения, навеяно впечатлениями от спектаклей Романа Виктюка "М. Баттерфляй" и "Лолита", но к чему бы здесь? Шоу вполне можно организовать, героям же Сарояна делать решительно нечего.
Впрочем, они ничего и не делают. Стало почти правилом, что в премьерах антреприз основная задача популярного актера — продемонстрировать публике свои наиболее узнаваемые жесты и интонации в огрубленном для наглядности виде. Главным театральным специалистом по "уплощенному воплощению" является ныне, как известно, режиссер Леонид Трушкин. Опыт сотрудничества с ним имели и Виктор Проскурин, и Татьяна Васильева — топ-модели останкинской антрепризы. Сценическое время в спектакле "Пещерные люди" они отбывают равнодушно и спокойно, с профессиональной корректностью. Работают на двух-трех фирменных интонациях и на холостых оборотах. Сцены, в которых режиссерская рука чувствуется слабее, выглядят лучше. Васильева играет почти не фальшивя. Внешне она в хорошей форме, однако трудно сказать с определенностью, сохранила ли актриса свой талант, некогда незаурядный.
У Татьяны Аугшкап и Андрея Ильина инстинкт антрепризного самосохранения еще не выработался. Они играют свои роли нервно, мучаясь режиссерским пристрастием к высокопарному и надрывно сентиментальному, которое часто уживается с грубостью чувств. Постановочные приемы Олега Фомина — своего рода энциклопедия дурного тона. Он любит рапиды, воздетые руки, фигуры, закутанные тюлем, замирания в красивых позах. Ни разобрать диалог, ни выстроить мизансцену он не умеет. Чего стоит один прожектор, вынесенный на сцену: поиграв лучом полминуты, режиссер забывает о нем до конца спектакля, и аппарат глупо висит среди декораций — как сломавшийся гиперболоид инженера Гарина.
Костюмы, придуманные Аллой Коженковой, сделаны профессионально и, вероятно, могли бы быть красивы. Но нельзя же, в самом деле, кроить нищенское рубище из вареного шелка. Нельзя же устраивать финальный "дефиляж": все в бело-белом и счастливые-счастливые. Первое в точности повторяет анекдот об уличном попрошайке под окнами Уайльда ("блистательный Оскар", уязвленный обносками, велел скопировать их в муслине, сам прорезал дырки, и переодел беднягу), второе напоминает о мечте Остапа Бендера. Как театральный ход и то и другое невыносимо провинциально.
Резюмируем: "Пещерные люди" на редкость беспомощны как драматическое действие, аляповаты и нескладны как зрелище. Дебют подрывает уважение к масштабному и перспективному проекту: наладить производство красивых и желательно умных спектаклей, благодаря телевидению обреченных на популярность, — дело большое и труда действительно стоящее.
Поддавшись продюсерскому соблазну открыть новое имя, Галина Скоробогатова, видимо, упустила из виду разницу между театральным производством и поп-индустрией, в которой при умелом раскручивании личные достоинства звезды особой роли не играют. В театральной работе без профессиональных навыков и некоторого владения "ноу-хау" трудно добиться коммерческого успеха. Оттого и редки новые имена.
Премьерные цены на билеты — шестизначные. Штамп "200.000 руб." на бежевом фоне я видел своими глазами. Сколько мест будет продано, сколько роздано, сколько останутся пустыми — вопрос второй; завоевывается репутация самого дорогого (и, стало быть, престижного) зрелища в театральной Москве. Правда, при достигнутом результате этот первый рекламный ход может стать последним. Из профессионального самоуважения продюсеру следовало бы зачеркнуть хотя бы один нолик.