Был больше всех греховен и порочен
И перед всеми виноват кругом,
И щеки не остыли от пощечин, —
Но не об этом речь, а о другом.
О том, что жизнь прошла и сплю в могиле
И вижу сон о том, как на земле
Виновен был, — да не за то судили
И присуждали к плахе и петле.
Скрипит во сне ступенька эшафота,
Вся лестница прямая без перил.
Да только не за то судили что-то,
Ах, что-то не за то, что натворил.
Суд надо мной, земной, под небесами,
Не Страшный, не за то, в чем виноват
Виновный, а за то, что судьи сами
Творили, натворили, натворят.
"Огонек" N 47, 1987 год
Прямота
Словно промыли
Время дожди:
Речи прямые
Нынче в чести,
Все без намеку
И не в подтекст,
А, слава богу,
Так вот, как есть.
Пустопорожье
Горбило нас...
Все-таки, все же
Вырвали шанс.
Если работа,
Если судьба —
Не от кого-то,
А от себя.
Сил и таланту
Хватит поспеть.
А на попятный —
Гибель и смерть.
"Огонек" N 17, 1987 год
Жребий
Успеть бы свой выполнить жребий,
хотя бы десятое спеть,
заветное слово "свобода"
по-русски осмыслить успеть!
Сжать мышцы брюшные железно,
когда тебе врежут под дых,
не дать запороть иноходца,
жеребчика из молодых.
Успеть бы издать Ходасевича,
суметь не продаться за снедь,
в метель — обнаженную розу
к ногам Твоим бросить успеть.
Успеть бы исполнить свой жребий
на флейте пронзительных дней,
на списанной флейте надежды,
на внутренней флейте Твоей.
Не мысля толпе на потребу,
но именно потому
успеть бы свой выполнить жребий
народу помочь своему.
"Огонек" N 35, 1987 год
Как мальчик, волнуясь, читает письмо
От девочки, так мы сегодня газеты
Читаем, как если бы время само
Проветрило комнаты и кабинеты.
Московские новости... Знали бы вы,
С каким напряжением их ждут в Ленинграде.
О шорох газетный, ты шелест листвы
Собой затмеваешь, шуми, бога ради!
Так долго мы жили погодой одной,
Лишь в шелесте лиственном смысл находили,
Но я — человек, а не иволга, мой
Ум жаждет вестей, кроме влаги и пыли.
И Тютчева я понимаю: тесны
Ему одинокие вечные темы.
Мне полночи мало, мне мало весны,
Есть область, где жизнью захвачены все мы.
Покуда болтун в ней кипел и ловкач,
Казалось, что нету меня холоднее,
Но это неправда: я втянут, горяч.
Так ты и с политикой дружен? И с нею!
"Огонек" N 32, 1987 год
Я и время — мы так похожи!
Мы похожи, как близнецы,
Разноглазы и тонкокожи...
Ну скажи, не одно и то же —
Конвоиры и беглецы?!
Ярко-розовые ладони,
Каждый светится капилляр —
Я — в бегах, а он — в погоне,
У обоих мир двусторонний —
Там наш пепел, а там пожар.
Я и время — мы так похожи!
Врозь косые глаза глядят...
Как ты нас различаешь, Боже?
Ну скажи, не одно и то же —
Взгляд вперед или взгляд назад?!
Преимущества никакого
Ни ему не дано, ни мне,
Лишены очага и крова,
Мы бежим, как слова за словом,
В обезумевшей тишине.
"Огонек" N 27, 1988 год
В земные страсти вовлеченный,
я знаю, что из тьмы на свет
однажды выйдет ангел черный
и крикнет, что спасенья нет.
Но простодушный и несмелый,
прекрасный, как Благая весть,
идущий следом ангел белый
прошепчет, что надежда есть.
"Огонек" N 35, 1989 год
Эти убили, а эти ославили.
Где ж наши Каины?
Где ж наши Авели?
Даже могил никаких не оставили,
Горько в родимой земле им лежать.
Нашим убитым,
нашим замученным
мы даже памятник не поставили.
Стыдно.
И не за что нас уважать...
"Огонек" N 26, 1988 год
Килограмм салата рыбного
В кулинарии приобрел.
В этом нет ничего обидного —
Приобрел — и приобрел,
Сам немножечко поел,
Сына единоутробного
Этим делом накормил.
И уселись у окошка,
У прозрачного стекла.
Словно две мужские кошки.
Чтобы жизнь внизу текла.
"Огонек" N 43, 1988 год
Свободы нет. Порыв опасный
Отнюдь не приближает к ней.
Лишь своевольства дух всевластный
Осуществляется вольней.
Но все же в звездные минуты
Мы обольщаемся мечтой
И кровь кипит. И судьбы вздуты,
Как парус, ветром налитой.
И в упоенном нетерпенье
Рвем узы тягостных тенет.
И сокрушаем нетерпенье,
Чтоб утвердился новый гнет.
"Огонек" N15, 1990 год