В Амстердаме завершился художественный проект Exchange ("Обмен"), в котором приняли участие художники из России и Голландии. О проекте рассказывает побывавшая в Амстердаме ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ.
Московские участники проекта: Дмитрий Врубель, Владимир Дубосарский, Илья Китуп, Валерий Кошляков, Юрий Лейдерман, Георгий Литичевский, Антон Ольшванг, Анатолий Осмоловский, Гия Ригвава, Александр Сигутин, Авдей Тер-Оганян, Вадим Фишкин, Ольга Чернышева, Алексей Шульгин, группа Fensolights.
Первая часть "Обмена" состоялась в сентябре 1993 года в Москве — голландские и русские художники устроили тогда тридцать более или менее шумных артистических акций на улицах города. Вторую часть кураторы Сюзанна Оксенар и Винсент де Бур (а также их коллега из Москвы Ольга Лопухова) задумали как "приватную", в отличие от "публичной" первой. При этом кураторам хотелось чего-то сугубо русского, поэтому в чистом, продуваемом страшными голландскими ветрами поле в двадцати километрах от Амстердама было на сваях построено то, что авторы сочли "дачей". Голландцы тщетно пытались добиться от россиян тайны национальных традиций, применяемых при постройке дачи, — таковых не оказалось, а до неизбежно пародийного окропления святой водой, к счастью, не дошло. Поэтому импровизированно закопали бутылку водки в основание дома. Пока художник Михель Фут строил, стуча топором, русские авторы дышали воздухом и пивом Амстердама и обдумывали свои будущие произведения. Кураторы были невероятно заботливы и сделали все морально и материально возможное для того, чтобы москвичи полюбили Голландию. Так оно, разумеется, и случилось. Долгая совместная жизнь и неизбежные приключения (пожары, романы, потери денег и документов) сплотили художников обеих стран, подарив к концу срока чувство локтя и печаль расставания. Москвичи уезжали со слезами на глазах, понимая, что такие безмятежные каникулы бывают только раз.
Впрочем, всякая дружба есть немного соперничество. И хотя московские участники — в своей весовой категории — были самые известные в Москве имена, а голландские в их контексте — вероятно, не самые, голландцы явно выиграли. Их работы в целом были более осмысленны, более профессиональны и никак не подпадали под категорию "халтура". Многие так или иначе повествовали о частной жизни и ее иллюзорности, о доме и его отсутствии (как все мы хорошо знаем, современному искусству легче всего говорить о том, что чего-то нет, заставляя зрителя почувствовать, что чего-то жаль). Так, помянутый Михель Фут, кроме Дачи, построил еще и Башню: поднявшись по крутой лестнице, посетители расслаблялись и начинали шептаться о чем-то своем, а система подслушивающих устройств транслировала их разговоры прямо в здание Дачи. Каролин Схолтес тоже посвящала в чужую тайну — прямо в поле, на полпути к Даче, прохожий неожиданно слышал чьи-то монологи (на спрятанный в земле магнитофон были записаны рассказы детей местной школы о том, как выглядит их дом). Сушан Киношита собиралась сбросить на Дачу с вертолета ком пыли из своего собственного дома (не получилось из-за нелетной погоды). Лиза Пост в короткой белой шубке и голубых колготках весь вернисаж неподвижно простояла у окна, романтически уставившись в бесконечную Даль. Сандра де Волф поняла тему бездомности буквально, пригласив на Дачу людей, находящихся в Голландии в ожидании политического убежища. Стивен Шенабрук трактовал тот же мотив метафорически: сидя на стуле в маске осла вдали от Дачи и спиной к ней, он строчил загадочные тексты, засовывал их в воздушные шарики и посылал куда ветер подует. К шарикам прилагались не координаты терпящего бедствие, а просьба сообщить координаты нашедшего; первый же успешно долетел до Германии.
В общем, все кончилось хорошо; но и в том, что хорошо кончается, интереснее всего точки взаимного непонимания. Инициатива в проекте была на стороне голландских кураторов, и хозяева явно чувствовали — хотя и не могли понять — недостаток энтузиазма и, главное, недостаток идеализма российских художников. Похоже, в Москве голландцы действительно верили, что люди на улицах были признательны им за подарки в форме символических художественных действий или хотя бы их заметили. Похоже, они верили, что и русские ценят дружбу выше творчества, а процесс — выше результата. Голландцы исходили из идеи первенства жизни по отношению к искусству. Не выставка была важна, а человеческие отношения. Не профессионализм, а искренность. Не широкая реклама, а каталог — семейный альбом в единственном экземпляре. Беда в том, что москвичи готовы были отдыхать и дружить, но подобная атмосфера не склоняла их к серьезному творчеству. Итог — полная победа голландской стороны.
Силой западного искусства действительно является его идеализм, то есть прямота, если не сказать прямолинейность. Лучшие же русские проекты были полны самоиронии и скепсиса. Юрий Лейдерман развязывал шнурки "жителям Центральной империи", то есть Амстердама, не считая себя достойным чего-то большего; Дмитрий Врубель снабдил Дачу уличным сортиром, где вместо мятой газетки положил сделанные на розовой бумаге ксероксы со своих известных картин.
Дача была определена устроителями как "символ новой интенсивности жизни", которую якобы ищут сейчас русские, и как "интимное пространство", где можно укрыться от большого города. Но на Даче, где не было ни одной отдельной комнатки, абсолютно невозможно было укрыться даже не столько от ветра, сколько от взгляда коллектива. В проекте, по сути дела, не было ничего приватного, а вот желанные "коллективность" и "сплоченность" были взяты как нечто специфически русское — именно это, как известно, любят уставшие от индивидуализма иностранцы в России, и именно это смущает русских, поголовно прошедших через пионерлагерь. Приехав в Москву, голландские кураторы больше всего полюбили групповые чаепития с бубликами, в то время как у московских художников было смутное ощущение, что эти радости они несколько переросли, — им хотелось бы ориентироваться на более индивидуальные цели, проще говоря, на карьеру. Но они не сказали голландским кураторам об этом ни в Москве, ни в Амстердаме. Так что образ России — заповедника дружбы продолжает свое шествие по Европе.
Из Амстердама сообщают, что Дачу посетили представители местных властей. Им все так понравилось, что они собираются выделить для нее постоянный участок земли в некоем лесу, и празднику жизни-искусства ветераны проекта (а также их дети и внуки), похоже, смогут предаваться до конца своих дней.