В последние годы стремительно растет число посвященных искусству фотографии выставок и публикаций. Нынешняя осень в Кельне тоже проходит под знаком фото. Самое значительное в выставочной жизни города событие — выставка нью-йоркского фотографа Ричарда Аведона в кельнском Кунстхалле. Для Ъ о ней рассказывает журналистка из Кельна НАТАЛЬЯ Ъ-НИКИТИНА.
В Америке Аведон давно стал живым классиком, в Германии его творчество не так широко известно. Выставка в Кельне — первая серьезная экспозиция работ американского фотографа в стране. Она состоит из двух частей. Первая — ретроспектива под названием "Свидетельство" — включает в себя работы 1944-1994 годов: Европа после Второй мировой войны, жизнь Гарлема и Манхэттена, портреты выдающихся писателей, музыкантов, режиссеров, художников, актеров, политиков (среди них следует особо упомянуть портреты художника Фрэнсиса Бэкона и писателя Самуэля Беккета — любимых героев Аведона), иронические сцены из жизни высшего света, жертвы напалма во Вьетнаме, рабочие и нищие американского Запада, падение Берлинской стены. Экспозиция "Свидетельство" уже была показана в музее Уитни в Нью-Йорке, а после Кельна поедет в Милан, потом — в Лондон. Вторая часть выставки демонстрируется только в Кельне по инициативе Музея Людвига. Это фотографии известных парижских манекенщиц, которые Аведон делал для модных журналов Harper`s Bazaar и Vogue. Без них ретроспектива оказывается неполной.
Ричард Аведон родился в 1923 году в Манхэттене в семье выходца из России. В детстве у него было два увлечения: коллекционирование автографов и фотография. И то, и другое способствовали пробуждению вполне закономерного интереса к заметным людям, который помог найти профессию и призвание. Первым художественным жестом Аведона был портрет любимой младшей сестры-красавицы, который мальчик умудрился напечатать на своем плече — он три дня сидел на солнце с привязанным к телу негативом. У отца Аведона был магазин женской одежды. Он рос в окружении женщин — отец редко бывал дома — и постоянно наблюдал за ними ("Я словно был шпионом из другого мира", — вспоминает фотограф). Это определило его любовь к моде и серьезное отношение к ней.
Работать фотографом он начал в 19 лет, когда служил в торговом флоте: ему было поручено снимать моряков на карточки для удостоверений. И даже в этих работах Аведона заметно многое, что принесло затем ему славу портретиста. Это и знаменитый белый фон, перешедший из ремесленнических работ в большое искусство, и пристальная фиксация всех, пусть даже уродливых, черт лица. Не удивительно, что когда он показал эти снимки художественному редактору журнала Harper`s Bazaar — легендарному Алексею Бродовичу, — то был сразу принят на работу. Бродович стал учителем и другом Аведона. Он предъявлял единственное требование — фотография должна вызывать удивление. И этому требованию Аведон следовал всегда, иногда, может быть, чересчур жестко. В 1949 году он получил заказ и аванс от журнала Life на серию фотографий о Нью-Йорке. Полгода бродил он с фотоаппаратом по улицам Гарлема, Центральному парку, станциям метро. Результаты не удовлетворили Аведона, он не стал публиковать свои снимки и вернул огромный по тем временам аванс — $25 тыс. Ему казалось, что получившиеся фотографии недостаточно выражают его творческую индивидуальность, да и вообще работа фоторепортера, как он считал, это вторжение в частную жизнь людей. Аведон сменил технику, он стал пользоваться аппаратом с дистанционным управлением и, делая снимки, стоял рядом с аппаратом, как режиссер. Кино и живопись имели большое влияние на его творчество (например, фильмы Эрнста Любича). Аведон тщательно инсценировал каждый снимок, использовал прожекторы для ночных съемок, или поливал улицы, чтобы создать эффект дождя.
Снимки Аведона 50-х годов, выведшие haute couture из студий на улицы и площади Парижа, в кафе, театры и казино, радикально преобразовал модную фотографию, заставив манекенщиц прыгать, танцевать, плакать, кричать, обниматься, пить вино, зримо создали для американцев неповторимый облик Парижа — праздничного и динамичного. Таким город показан в фильме Funny Face, роль фотографа в котором играет Фрэд Астер, а его модели — Одри Хепберн. Аведон консультировал Астера во время съемок.
Аведона иногда обвиняли в том, что он коммерческий фотограф, а его фотографии моды годятся только для рекламы и не имеют художественного значения. Кельнская выставка опровергает эту критику. Ибо и модные фотографии Аведона — свидетельство "о времени и о себе". Как разительно отличается на его снимках атмосфера 50-х, еще несущих на себе черты довоенного времени, от духа "ревущих" 60-х — уже совсем иной эпохи. Но и эти годы предстают на снимках иначе, чем воспринимались тогда. Сквозь сумасшедшую динамику, которая привела к окончательному разрыву с предыдущей культурой и породила новую эстетику, просвечивают неуверенность и даже истеричность. В модных снимках 50-60-х годов фотограф исследовал, по его словам, "приводящую в смятение сущность красоты". Но красота проходит с возрастом. И, старея сам, Аведон отказывается от нее.
К тому же умирает в психиатрической клинике его первая модель — сестра. В 1963 году появляется серия фотографий из психиатрической больницы в Луизиане. Тема одиночества человека, которая прослеживается во всех портретах Аведона, достигает здесь подлинного трагизма.
В одном из последних залов кельнской выставки экспонируется серия "Бранденбургские ворота", сделанная 31 декабря 1989 года в Берлине и посвященная падению Берлинской стены. Когда смотришь на эти снимки сейчас, то понимаешь, что объектив Аведона пророчески зафиксировал настроения, которые только позднее охватили восточных немцев: страх перед будущим, утрата иллюзий. Сам Аведон на вопросы немецких журналистов об этой серии отвечает: "Если вы верите в Апокалипсис, вы никогда не ошибетесь".
Сейчас, когда мы видим работы Аведона, нас многое уже не удивляет, но нельзя забывать, что это многое он сделал в свое время один из первых. Это и работа с сериями, это и огромный формат — Аведон не побоялся увеличивать свои фотографии, рискуя их качеством; это и аскетическое оформление снимков, и знаменитая черная рамка. Работы его несомненно повлияли на американских гиперреалистов. Что касается фотографов, то у Аведона, безусловно, будет учиться еще не одно их поколение.