Весной сменилось руководство у самой крупной частной энергокомпании России — ОАО "Мосэнерго", контроль над которым в прошлом году получил "Газпром". Новый гендиректор "Мосэнерго" ВИТАЛИЙ ЯКОВЛЕВ в своем первом интервью рассказал "Ъ", что многие объекты компании работают на устаревшем оборудовании, источники финансирования ее инвестпрограммы пока неясны, зато уже очевидно, что в Москве будет развиваться угольная генерация.
— Вы недавно пришли в "Мосэнерго". Как впечатления от компании?
— Компания, конечно, необычная: где-то большая, где-то маленькая. Где-то новая, где-то старая. Где-то интересная, где-то скучная. Не совсем, конечно, то, что я ожидал здесь увидеть.
— А что ожидали?
— У "Мосэнерго" имидж передовой компании в энергосистеме, и я все-таки ожидал с технологической точки зрения немного другое, чем то, что увидел здесь, да и с организационной, откровенно говоря, тоже. Если конкретно, то у нас на некоторых станциях стоят трофейные котлы 1928 года производства. Ну, например, на ГЭС-1, которая работает на периметр Садового кольца.
— Ну, ГЭС-1 это же памятник архитектуры...
— Думаете, это причина, по которой их не меняли? Возможно. Но это не объясняет, почему они есть на других станциях.
— Но у "Мосэнерго" есть и нормальное оборудование. Вы довольны теми котлами и турбинами, которые выбраны для новых объектов прежним руководством?
— Блоки, которые были построены,— это хорошие, современные блоки. В целом то, что сделано, это здорово. Наши новые установки с совершенно передовым КПД, около 57%. В сухих цифрах это означает, что они газа потребляют меньше на 25-30%, и в принципе это уровень технологически очень близкий к Европе. Он чуть-чуть ниже, чем в Европе, но всего на 2-3%, а не на 20-30%. Плохо одно — этих блоков сейчас только два. И это только 900 МВт из 11 тыс. МВт генерирующих мощностей "Мосэнерго". А нужно, чтобы все работали с таким КПД.
— Когда ваш предшественник Анатолий Копсов покинул компанию, РАО ЕЭС поставило "Мосэнерго" неудовлетворительную оценку на инвестсессии. Почему?
— С моей точки зрения, эта история в большей степени эмоциональная и связанная именно со сменой менеджмента. Эмоциональный градус был повышен довольно сильно. Претензии, которые там выдвигались, были абсолютно высосаны из пальца. Я тогда сделал, если угодно, одну тактическую ошибку: не пошел на инвестсессию, а пошел на переговоры с Alstom. Я должен был быть в РАО, но я не мог уйти с переговоров с вице-президентом Alstom.
— То есть претензии к тому, что вы ничего не строите и сокращаете инвестпрограмму, необоснованны?
— Если говорить об инвестпрограмме, то ситуация ровно противоположная. С тех пор как "Газпром" пришел в "Мосэнерго", мы добавили к инвестпрограмме еще четыре энергоблока общей мощностью каждый по 420 МВт. Та инвестпрограмма, которая была в "Мосэнерго", перекочевала к нам вся до последнего объекта. Мы ни технически, ни юридически, ни организационно никаких изменений в эту программу не внесли. Правда, когда мы стали смотреть на эту инвестпрограмму, объективно говоря, в ней не было ровным счетом ничего: решения принимались без всякой оглядки на цифры, на понимание того, что мы будем делать дальше со всем этим добром, которое мы построим и за которое мы не в 2015 году, а сегодня должны заплатить €500 млн. Ни одного ТЭО ни по одному инвестпроекту у нас не было, эту работу мы завершаем сейчас. Завершаем ее в пожарном режиме к 31 июля. Только после 31 июля у нас будет твердое понимание того, какие проекты мы хотим оставить, какие проекты мы хотим развивать, но еще раз хочу подчеркнуть, что те крупные проекты, которые содержались в программе "Мосэнерго" на момент приобретения его "Газпромом", будут завершены.
— Много было разговоров о том, что непонятны источники финансирования вашей инвестпрограммы.
— Непонятные источники финансирования у всех ТГК и ОГК. Источником финансирования физически является не амортизация, а расчетный счет. На расчетный счет деньги попадают или от операционной деятельности компании, или из внешних источников: акционеров или кредиторов. Икс номер один — операционные притоки, которые мы не можем спрогнозировать, не понимая до конца, что будет происходить с динамикой цен на электроэнергию. Икс номер два — это позиция акционеров в отношении расширения уставного капитала. Потому что мы не знаем, какие намерения у правительства Москвы, готовы ли они к допэмиссии. Не думаю, что в "Газпроме" вам сейчас кто-нибудь ответит, когда они будут рассматривать вопрос допэмиссии. Пока мы этот вопрос даже не ставим. Более или менее понятна только третья переменная — сумма, которую можно привлечь извне, кредитование. Здесь мы оцениваем, что можем более или менее комфортно, не убивая компанию, иметь кредитный портфель в сумме там до $2 млрд. На сегодняшний момент мы даже к $1 млрд не подошли. Будем ли мы привлекать дополнительно кредитование? Вопрос, жестко увязанный с двумя первыми переменными и привязанный к ситуации на финансовых рынках, к позиции акционеров, операционному притоку и так далее.
— Вы сказали, что возможно расширение капитала "Мосэнерго". Как и когда?
— Принятие решения по этому вопросу в компетенции основных акционеров. Моя задача как управленца в другом. Мы проанализируем, где и когда у нас возникают финансовые дыры и как мы эти дыры можем закрыть операционными потоками. Потом мы изучим, что нам предлагает в этом смысле кредитование. И если после этого там по-прежнему будут дыры, мы поставим вопрос о допэмиссии. Если дыр не будет, то вопроса ставить не будем. В целом, если на бумаге раскладывать примерную стоимость тех энергоблоков, которые мы хотим построить, примерную стоимость программы размещения, примерные операционные потоки, которые мы видим, я бы сказал, что нам допэмиссия с высокой вероятностью не потребуется.
— Когда будет окончательное понимание?
— Твердое понимание по десятилетней инвестпрограмме мы планируем получить к концу августа, но не знаем, что будет с доходной частью происходить.
— Правда, что вы хотите продавать здание "Мосэнерго", потому что компании нужны деньги?
— Я бы вопрос поставил шире. У нас довольно много непрофильных активов, которые не связаны с генерацией никаким образом. Конкретно по этому зданию вопрос никогда не стоял. Речь шла об имуществе, которого много, недвижимого в том числе, и которое сдается в аренду. У нас только в Москве шесть офисных зданий, которые мы сдаем в аренду. Есть активы, используемые сейчас другими московскими энергетическими предприятиями. Есть дома культуры, пансионаты в Сочи, колхоз "Шатурский". Мы готовы с этим расстаться и понимаем для себя, что цена сохранения всего этого имущества — это цена нашего кредитного портфеля. Сегодня это дорогая цена. При этом вопросы социальной политики и социального пакета с этим имуществом напрямую не связаны. Если мы говорим, что примем или не примем решение продать пансионат в Сочи, это не означает, что мы лишаем сотрудников возможности отдыхать в Сочи.
— "Газпром" много раз говорил, что "Мосэнерго" оказалось не той компанией с точки зрения финансового состояния, которую рекламировало РАО ЕЭС. Это так?
— Про финансовое состояние обмануть крайне сложно: есть баланс, есть отчет о прибылях и убытках, отчет о движении денежных средств, с ними все ясно. Если говорить о стратегических перспективах, надо сказать, что сейчас мы видим ряд проблем, которые не могли видеть извне. Но у меня нет ощущения, что в "Газпроме" кто-то разочаровался, купив "Мосэнерго". Хотя есть ряд специфических московских проблем, которые мы не ожидали увидеть настолько глубокими.
— Какие?
— Одна из них — сбыт тепла. Мы остались, наверное, единственной в России энергосистемой, не имеющей своих магистральных тепловых сетей. Фактически это означает только одно — мы не имеем возможности управлять гидравлическими режимами, распределять тепловые нагрузки, это кто-то делает за нас. Причем особенно это опасно в ситуации аварийной, когда, если бы магистраль была наша, мы могли бы перекидывать эти нагрузки с одной электростанции на другую. Ну и добавляет особого перца во всю эту историю то, что МТК и МОЭК — квартальная и магистральная сети — находятся в собственности правительства Москвы и, будучи бизнесом, ведут свою деятельность, которая в целом вызывает у нас много вопросов.
— Глава МОЭК Александр Ремезов говорил, что раз "Мосэнерго" не имеет точек присоединения по теплу, оно не может иметь прямые договоры с потребителями. Но эти договоры есть и обеспечивают доход в 7 млрд рублей в год. МОЭК обещает бороться с вами за этих потребителей.
— То, что делает сегодня МОЭК, называется монополизацией рынка. Попытка выбить последнего крупного конкурента. К чему приводит монополия — всем известно. Сейчас очень любят рассуждать о плюсах одного окна, как это здорово для потребителя, забывая при этом, что именно это одно окно решает абсолютно все и человеку, помимо этого одного окна, некуда пойти. Это одно окно имеет возможность выдвигать любые совершенно требования.
— Господин Ремезов говорил, что МОЭК хочет забрать у "Мосэнерго" 200 км теплосетей. Будто бы вы заявляли, что у вас есть 500 км, но оказалось, что документы на собственность оформлены только по 200 км.
— Здесь мотивация только одна: отобрать у "Мосэнерго" то имущество, которое ему принадлежит по праву, но которое было в свое время не до конца оформлено.
— Это, видимо, произошло, когда в 2005 году "Мосэнерго" разделилось на 13 компаний?
— Да, это произошло при разделении. Сети были построены давно и не были в свое время зарегистрированы, но стоят они на балансе "Мосэнерго". Такое имущество есть практически в любой компании. Теперь мы идем его регистрировать. Если в судебном порядке будет признано, что сети принадлежат нам, то они наши. Если суд решит, что они не наши, значит, не наши.
— Как вы относитесь к идее Юрия Лужкова снова объединить московскую энергосистему за счет слияния МОЭК, МТК и "Мосэнерго"?
— Я против объединения МТК, МОЭК и "Мосэнерго". Но я за объединение МТК и "Мосэнерго". За объединение по одной причине. МТК — это магистральная теплосеть, то есть управление тепловыми режимами, а значит, эффективная работа. МОЭК — это совсем другая история. Технологически это просто квартальная теплосеть, которая иногда технически связана с магистральной теплосетью, иногда автономна. Это другой бизнес даже с точки зрения организационной структуры. У них территориальная организация, у нас — вертикальная. Бизнес МОЭК — это взять тепло из магистральной теплосети и доставить его потребителю. Причем было бы неплохо, если бы у потребителя был выбор, откуда подключиться: от этой квартальной теплосети, или от другой или напрямую от "Мосэнерго".
— Это возможно?
— Часто это возможно. Особенно там, где магистральные теплосети есть. По крайней мере потребителей, которые находятся в зоне электростанции, мы готовы подключать, и иногда делаем это весьма успешно. Поэтому объединение с МОЭК с точки зрения технологических преимуществ ничего не принесет. С точки зрения конкуренции объединение "Мосэнерго" и МОЭК приведет вот к чему. Сейчас есть локальная тепловая конкуренция, то есть существует, например, зона, где стоит ТЭЦ-25, а рядом стоит РТС (районная теплостанция.— "Ъ"). Если это объединить, что единая компания с РТС сделает? Она ее закроет моментально! Даже те зачатки физической конкуренции, которые сейчас есть, будут сразу же уничтожены, потому что зачем ТЭЦ, которая имеет избыток мощности по теплу, отдавать его вот на эту РТС. Мы не боимся конкуренции. КПД наших ТЭЦ в разы превышает КПД котельных МОЭК. Финансовые результаты МОЭК тоже не впечатляют. А если представить, что компания будет работать на рынке без поддержки городского правительства, прогнозировать результаты ее деятельности становится крайне сложно. Одним словом, для "Мосэнерго" МОЭК скорее обуза, чем приобретение, и как бизнес нам она неинтересна.
— Будете создавать собственную тепловую компанию?
— Как генкомпания, создавать тепловую мы не будем. Но в "Газпроме", я знаю, проект розничной работы на рынке рассматривается. И я всегда был сторонником того, чтобы "Газпром" попытался предложить рынку нечто особое, некую синергию, которая была бы выгодна потребителю в первую очередь, которая подразумевала бы прямую работу не только по теплу, но и по электроэнергии, и по газу, и по другим таким инфраструктурным продуктам. А компании энергетического блока "Газпрома" ее реализовывали.
— То есть в принципе "Мосэнерго" заинтересовано в рознице?
— "Мосэнерго" заинтересовано в эффективной генерации. Я хочу, чтобы это была технологически совершенная компания, устойчивая с финансовой точки зрения. И для этого нам нужно выстроить массу систем. Систему управления персоналом, которая здесь существует в неизменном виде с советских времен. Информационную систему, которой лет семь, наверное, никто не занимался. Сбытовую систему, систему ремонтов, сервисного обслуживания. И мы этим сейчас активно занимаемся.
— Раньше "Газпром" хотел купить "Мосэнергосбыт" и присоединить его к "Мосэнерго". Что теперь?
— Мы генерация, еще раз повторю, и розницей непосредственно в "Мосэнерго" заниматься не будем. Если говорить про историю с "Мосэнергосбытом", то, по моей информации, он продавался за неадекватно высокую цену. Поэтому и не захотели его покупать. Выбор был такой: либо создать свою собственную структуру, либо купить "Мосэнергосбыт". Решили, что дешевле создать свою.
— То есть в повторном аукционе по "Мосэнергосбыту", получается, участвовать не будете?
— Нет, так не получается. Обсуждение продолжается, оно достаточно живое, есть разные видения того, каким должен быть розничный бизнес.
— У вас, как компании "Газпрома", есть привилегии по обеспечению газом?
— Серьезные ограничения по газу устанавливает не "Газпром". Самые серьезные ограничения по газу устанавливает перспектива роста цены на него. Глядя в будущее, я могу твердо сказать, что технологически у "Мосэнерго" путь такой: заменить старое оборудование, сэкономив на том же газе 25-30%, и развивать угольную генерацию.
— Но есть хотя бы предварительные договоры по газу?
— Нет. Объективно говоря, по тем блокам, которые мы сейчас строим, тоже еще ведутся переговоры. Радует то, что вводить мы их будем в 2011-2013 годах, когда частично проблемы уже будут решены, и тогда, я думаю, нам будет проще разговаривать. И я надеюсь, что мощности, которые мы сейчас строим, позволят высвободить некоторые объемы газа, которые сейчас потребляют наши электростанции.
— Насколько возможна в Москве угольная генерация?
— Я не вижу никаких проблем со строительством угольных станций, ни экологических, ни проблем с золоотвалами, если инженерно выбираются оптимальные решения. Да, это приводит к удорожанию. Но выбор очень легко сделать, когда выбора нет. А ситуация с угольной генерацией сейчас очень похожа на ту, когда выбора нет. Поэтому эти проекты мы внимательно будем изучать и просчитывать. И не только угольные. Мы хотим посмотреть и на громадные свалки мусора, на торф — вообще на все, что может гореть и генерировать тепло и электроэнергию. Как бы это абсурдно ни звучало, мы хотим выйти с инициативой и по поводу возобновляемых источников энергии — ветер в первую очередь. Мы хотим и другим направлением заняться, в частности, тригенерацией, потому что московский климат позволяет генерировать и успешно окупать проекты не только по электроэнергии плюс тепло, но и по холоду, его централизованной подаче потребителю (см. материал на стр. 10). Что тоже, с нашей точки зрения, позволит частично снять нагрузку с энергосистемы. Потому что на сегодняшний момент ее ключевая неэффективность зарыта именно в использовании тепла, которое через градирни вылетает в атмосферу. Если мы добьемся частичной утилизации тепла для генерации холода, то сможем обеспечить более высокий КПД работы станции. Мы и рабочую группу сейчас создали, и с техническими агентами пытаемся прорабатывать вопрос по генерации холода и предлагаем эти решения нашим клиентам.
— Был проект строительства большой Петровской ГРЭС, но, насколько я знаю, "Газпром" не разделяет эту идею.
— Дело не в позиции "Газпрома" как таковой. Этот проект был, наверное, единственным проектом "Мосэнерго", который был просчитан как ТЭО. Если вкратце, то проект был убыточным, причем жестоко убыточным. То есть все выглядело настолько глухо и беспросветно, что совет директоров тогда проект этот отклонил, о чем и было заявлено в пресс-релизе.
— То есть не будет Петровской ГРЭС?
— Проект нужен прежде всего для обеспечения стабильности московской энергосистемы. Он заложен в генсхему. Наша позиция в том, что никто не мешает тому же "Системному оператору" (100% голосующих акций у государства.— "Ъ") объявить конкурс по механизму гарантирования инвестиций и построить Петровскую ГРЭС. Проблем у нее две. Во-первых, там нет инфраструктуры, ее нужно создавать. А строить станцию планируется в плохом месте, болотистом. Во-вторых, там нет потребителя тепла, и оно должно будет уходить прямо в атмосферу.
В связи с этим мы сейчас ведем переговоры и с правительством Московской области, и с "Системным оператором" на предмет того, чтобы посмотреть другую площадку для ГРЭС, которая бы позволила сократить затраты на инфраструктуру и обеспечить сбыт тепла, то есть приблизить источник энергии к потребителю. Я понимаю, что это наверняка приведет к сдвижке проекта по срокам, но лучше это решение рационально принять сейчас, чем потратить €6 млрд и понести €1,5 млрд убытка.
— Есть генеральная схема размещения объектов электроэнергетики, и есть прогноз по росту потребления. Многие полагают, что эти прогнозы завышены. Как думаете, схему придется корректировать?
— Да, ее нужно корректировать. На сегодняшний момент схема не отвечает на вопрос, каким образом, допустим, будет обеспечена электроснабжением и теплоснабжением Московская область. Я имею в виду прежде всего такие проекты, как "Большое Домодедово", как проект жилого массива А-101. С другой стороны, она говорит про Петровскую ГРЭС, где потребителя тепла вообще нет и по электроэнергии тоже есть вопросы. Генсхема в целом, наверное, хорошая, но если ее будут использовать как инструмент для того, чтобы нас заставить делать то, что приносит акционерам убыток, я буду протестовать. Если ее будут использовать для того, чтобы обеспечить более грамотное планирование по энергопотреблению, по газопотреблению,— я только за. Но я за ее корректировку под здравый смысл.