Выставка фонды
В Третьяковской галерее на Крымском Валу открылась выставка с незамысловатым названием "Третьяковская галерея на Крымском Валу открывает свои запасники". АННА Ъ-ТОЛСТОВА подумала, что если и называть что-то "позором России", так это такие простоватые выставочные концепции.
Буквально каждая из выставленных на Крымском Валу вещей чрезвычайно интересна. И трагическая картина-икона "У гроба Ленина" Кузьмы Петрова-Водкина, где покойный так похож на автопортрет художника, что невольно веришь, будто вместе с вождем мирового пролетариата в этом обитом алым бархатом гробе упокоилась какая-то часть революционной петров-водкинской души. И комическая статуэтка-пародия "Сталин с медвежьей лапой" классика соц-арта Леонида Сокова. Автор любимой картины советских пионеров и школьников "Опять двойка" Федор Решетников представлен здесь уморительным триптихом "Тайны абстракционизма", где в карикатурном виде рассказана вся история мирового авангарда — от парижских прохиндеев, выставляющих в Салоне независимых картину, написанную ослиным хвостом, до Джексона Поллока, поливающего полотно чем-то желтым из сосуда, напоминающего ночную вазу. А придворный кремлевский портретист Александр Герасимов показан эстетом и жизнелюбцем, во всяком случае языческое торжество плоти в импрессионистической акварели "Сельская баня" свидетельствует, что ничто человеческое и кое-что художественно ему не было чуждо.
Конечно, большинство выставок отечественных музеев является протокольной, без всяких там изысков и фантазий, демонстрацией того, что хранится в музейных фондах. Только в большинстве музеев это обычно стараются сгруппировать по какому-то принципу: показать, скажем, монеты эпохи эллинизма, найденные на территории Керчи, или рисунки мастеров фламандского барокко. Выставки, сделанные таким старинным проверенным методом, приобретают все же какой-то сюжет и смысл. Но в Третьяковке нашли совершенно новаторский подход к выставочной деятельности: не мудрствуя лукаво вытрясти все сколько-нибудь занятное за последнее столетие, с 1910-х по 2000-е годы, из своих запасников. Пусть, дескать, публика (не простая, а подготовленная, знающая историю русского искусства) ходит и удивляется: экий, оказывается, остроумец был Решетников, экий шалун был Герасимов.
В одну кучу свалено все: авангард и соцреализм, нонконформизм и официоз — все чистенькое, отреставрированное, в образцовом состоянии. Есть даже актуальное искусство, явно выставленное для того, чтобы показать: и без уволенного со скандалом начальника отдела новейших течений Андрея Ерофеева Третьяковка не пропадет и с новейшими течениями сама разберется. Здесь, правда, случился конфуз. Расхрабрившись, в Третьяковке даже вывесили работу опального политэмигранта Авдея Тер-Оганьяна (того самого, что рубил лубочные иконки), только вывесили очень странно. Тер-Оганьян вообще-то написал большой, состоящий из шести частей ремейк картины Клода Моне "Бульвар Капуцинок". То ли в Третьяковке никто не видел оригинала (он ведь хранится не у них в музее, а в ГМИИ имени Пушкина), то ли считают, что актуальное искусство как ни повесь, все одно гадость, но все шесть частей развесили рядком, так что низ "Бульвара" оказался сбоку от верха и вполне узнаваемый, несмотря на свободную неоэкспрессионистскую манеру, пейзаж превратился в какую-то совсем загадочную абстракцию. Прошло некоторое время, пока неловкость не исправили.
Дело, разумеется, не в том, что один Андрей Ерофеев знал, как выглядит "Бульвар Капуцинок". Дело в том, что для него кураторская работа была искусством и каждую свою выставку он придумывал как художественный ответ на какой-нибудь художественный вопрос. Скажем, а был ли в СССР и есть ли сейчас в России поп-арт ("Русский поп-арт"). Или для чего герои андеграунда объединялись и объединяются в группы ("Сообщники"). Вопросы можно и нужно задавать не только современному искусству — это прекрасно получается с передвижниками или соцреалистами у еще одной бывшей сотрудницы Третьяковки Екатерины Деготь. Взять хоть ее последнюю выставку "Борьба за знамя", только что закрывшуюся в "Новом Манеже": советское революционное искусство конца 1920-х — начала 1930-х годов, самое трудное для интерпретаций, часто упрекаемое в предательстве авангардистских идеалов, Екатерина Деготь представляет как проект, по радикальности идеологии не только не уступающий авангарду, но даже превосходящий его. Видеть такие выставки на Крымском Валу было бы гораздо приятнее и полезнее, чем бессмысленное ассорти из запасников, показывающее, что с коллекцией вещей у музея полный порядок — все, как на военных складах Третьего рейха, хранится в полной боевой готовности. Только воевать этим оружием в Третьяковке некому. Похоже, настала пора коллекционировать людей — в смысле, светлые головы.