"Да будет свет!" Мартина Скорсезе, "Марадона" Эмира Кустурицы — это только два примера документальных фильмов, снятых в последнее время знаменитыми режиссерами, сделавшими блестящую карьеру в игровом кино. О том, что стоит за этой тенденцией, рассказывает Андрей Плахов.
Монстры рока
Когда на открытии последнего Берлинского фестиваля показывали фильм "Да будет свет!", посвященный легендарной группе The Rolling Stones, слетелся весь Берлин — не столько на фильм, сколько на живых монстров рока. Скептики злословили, что подход к Berlinale Palast не случайно покрыли мягким ковром, сгладив и без того покатые, но коварные ступени: боялись, как бы престарелые роллинги не споткнулись и не покатились вниз. Но опасения были напрасны — Мик Джаггер, Кит Ричардс, Рон Вуд и Чарли Уоттс прошли сквозь строй поклонников целыми и невредимыми, хотя и казались несколько не в себе. Такими же они выглядели и на сцене, где Джаггеру вручили почетный приз, а Уоттсу — барабанные палочки.
Это обычное состояние великолепной четверки, которая олицетворяет собой лучшие годы ХХ века, триумф свободы и воли над бренной плотью. За почти полвека, прошедшие с их возникновения, они пережили все, что можно пережить, и давно превратились из конкретных людей в артефакты, в обобщенные мифы искусства нашего времени. Впервые за 58 лет своего существования Берлинале открылся документальным фильмом, но именно этот фильм послужил фестивалю лучшей рекламой. А зрители, попавшие на этот просмотр, признавались, что испытали редкое в сегодняшнем кино ощущение полного счастья.
Не было никаких сомнений, что такой зубр, как Мартин Скорсезе, снимет не самый худший фильм, поскольку он явно делал его не для "Оскара" и не для денег. В послужном списке режиссера, прославившегося на совсем ином поприще, несколько музыкальных лент, в том числе о Бобе Дилане и об истории блюза. Нью-йоркский концерт роллингов 2006 года снимали со всех возможных точек 20 лучших операторов Голливуда. Но не это делает фильм, как не делают его появление виповской пары Хиллари & Билл Клинтон и включения в концерт Бадди Гая или Кристины Агилеры.
Делают его сами музыканты. Скорсезе умер в своих героях, а те оказались живее всех живых — со своими старческими морщинами и жилами загнанных скаковых лошадей, но при этом с бешеной энергией, которая пробивает любые стены. Грандиозно гитарное соло Кита Ричардса, гипнотизирует каждый отработанный проход по залу прекрасного и ужасного ветерана сексуальной революции Мика Джаггера. По сути, то, что показано в фильме,— это музей, но не восковых фигур, а актуального искусства, запечатленного в момент, когда оно превращается из конечного в бесконечное, из сиюминутного в вечное.
Антиглобалист и бунтарь
Нечто подобное по силе эмоций случилось в этом же году на Каннском фестивале. Там тоже одним из главных событий стал показанный вне конкурса документальный фильм знаменитого режиссера — "Марадона" Эмира Кустурицы. Интриговало само сочетание имен знаменитого футболиста и знаменитого режиссера, а присутствие обоих накаляло атмосферу в зале. После премьеры Кустурица играл и пел со своей группой The No Smoking Orchestra, и тут в разгар веселья ворвался Марадона. Режиссер признавался потом: "Это была непростая ситуация для меня как музыканта. Представьте, вас слушает 5 тыс. человек — и вдруг появляется некто. Все отворачиваются от тебя и смотрят на него. И он затягивает ту же песню". На самом деле между ними нет соперничества. Кустурицу недаром называют Марадоной кинематографа — они выражают себя в разных сферах, но внутренне похожи. Это проявляется и в откровенно личной форме картины, которая в оригинале называется "Марадона глазами Кустурицы". В отличие от Скорсезе, который уходит в тень, чтобы высветить крупным планом своих героев, Кустурица не скрывает личного участия в судьбе Марадоны и своего присутствия в фильме.
Кустурица известен тем, что делает кино потрясающих гротескных образов, но в то же время отлично чувствует реальность. Уже в его ранних лентах "Помнишь ли ты Долли Белл?" и "Папа в командировке" он показал жизнь, полную страсти, жестокого юмора и поэзии. Место идеологии и культуры занимали в ней рок-н-ролл и футбол. Режиссер гордится тем, что в фильме "Жизнь как чудо" снял одну из лучших в мировом кино сцен футбольных поединков; сам он без ложной скромности называет ее просто лучшей. Когда испанцы предложили ему взяться за фильм о Марадоне, он задумался о смысле такого проекта. О Марадоне уже снято несколько фильмов, и авторы почти всегда использовали эту раскрученную поп-фигуру в качестве метафоры, чтобы рассказать какую-то другую историю. Кустурица же считает, что Марадона — феномен, оказавший глубокое влияние на современный мир, и нет нужды превращать реальность в фикцию. Он сразу решил, что откажется от художественности и будет делать чисто документальный фильм.
На этом пути режиссера ждало немало сложностей. Иногда он вообще не верил, что закончит картину. Он встретился со своим героем, когда тот совершил come back после трудного периода потери профессии, болезней и наркотической зависимости. Марадона впал в религию и одновременно предстал политическим активистом. Эта позиция особенно близка Кустурице: они оба представляют сравнительно небольшие страны — Аргентину и Сербию, оба имеют имидж антиглобалистов и бунтарей против власти чистогана и политики Буша.
Снимать Марадону было непросто — свет софитов раздражал его: он впервые за долгое время публично выступал за пределами Аргентины. Однако, как сразу понял режиссер, он был если не актером, то прирожденным шоуменом — выступая в ток-шоу у себя на родине, мог даже натурально заплакать. Съемочная группа Кустурицы ездила за футболистом по миру в поисках правды его характера. Все происходило довольно хаотично и только потом сложилось в концепцию.
Марадона предстал на экране противоречивой личностью со своими достоинствами и недостатками, но в то же время в нем есть харизматическая цельность, которая обеспечила ему статус поп-иконы нашего времени. Такими иконами в середине прошлого века были Элвис Пресли и Мэрилин Монро, The Beatles и The Rolling Stones. И вот сегодня звезды поп-культуры оказываются под прицелом кинокамеры, за которой стоят крупнейшие мастера большого кино.
Стертые границы
Едва ли не каждый второй из режиссеров первого ряда хоть раз в жизни снял документальный фильм — и не только в начале карьеры, но и на гребне мирового успеха. Особенно часто такие зигзаги творческой биографии случаются на почве увлечения кинематографистов современной музыкой, которая так и просится на экран.
Синтез зрелищно-звуковых искусств стал основой целого ряда блестящих киноработ. Джим Джармуш снял документальную ленту, посвященную Нилу Янгу, Вуди Аллен — Филипу Глассу, Джулиан Шнабель — Лу Риду. Вим Вендерс нашел потрясающих музыкантов на Кубе. А Аки Каурисмяки вообще сделал пародийную панк-рок-группу "Ленинградские ковбои" одной из главных составляющих своего режиссерского имиджа и посвятил ей несколько фильмов, жанр которых практически невозможно определить.
Отдельно стоит выделить опыт испанского классика Карлоса Сауры. В годы франкизма он прославился игровыми фильмами, каждый из которых представлял собой завуалированную политическую метафору. Но когда цензура перестала существовать, режиссер потерял интерес к игровым сюжетам и вместо этого создал серию картин, посвященных танго, фламенко, а совсем недавно — португальской музыкальной традиции фадо. В "Фадо" особенно ярко проявился принцип этой серии: это кино образов, которое можно назвать документальным, лишь имея в виду традицию Дзиги Вертова и других мастеров прошлого. Воспринятая у телевидения унылая репортажность здесь ни при чем, ее крупные мастера оставляют ремесленникам документального цеха. Сами же, вторгаясь в неигровую реальность, делают ее частью своего авторского образного мира.
Несколько выдающихся мастеров мирового кино работают одновременно на двух параллельных уровнях. Вернер Херцог снимает фильмы об уникальных людях (например, об американском летчике, сбитом вьетконговцами и проведшем несколько лет в плену в джунглях Лаоса), иногда даже в двух вариантах — документальном и игровом. Цзя Чжанке описывает грандиозный процесс индустриализации современного Китая в форме художественных эпопей и документальных репортажей, порой внедряя в группу настоящих участников событий актера или актрису. Александр Сокуров на протяжении всей жизни сохраняет приверженность неигровому кино, а в "Русском ковчеге" выстраивает то, что можно назвать документальной фантазией.
При этом наблюдается и встречное движение со стороны документалистов. Виталий Манский ("Девственность"), Марина Разбежкина ("Время жатвы", "Яр"), Сергей Дворцевой ("Тюльпан") расширяют границы документалистики, а иногда вообще далеко заходят в зону игрового кино, сохраняя при этом связь с фактурами и типажами неотрепетированной реальности.