Партизанская вылазка

Голливудский ремейк "Забавных игр" Михаэля Ханеке

Спустя десять лет после выхода фильма "Забавные игры" Михаэль Ханеке переснял его дословно и покадрово, на этот раз в Голливуде и с участием звезд. Ханеке не изменил ни строчки в сценарии, а на экране даже планы и ракурсы в точности повторяют первоначальный вариант: ни смещения акцентов, ни нового смысла. Все тот же сон, точнее, кошмарное дежавю.

Добропорядочное семейство Георга (Тим Рот) и Анны (Наоми Уоттс) приезжает с сыном в уединенный загородный дом. По дороге они обращают внимание на странное поведение соседа, который беседует на лужайке перед домом с двумя незнакомцами. А спустя некоторое время эти двое парней в белых теннисках и шортах (Майкл Питт и Брэди Корбетт) появятся на их пороге. Все начнется с невинной просьбы одолжить яиц для омлета. А закончится тем, что Георгу сломают ногу клюшкой для гольфа, Анну подвергнут унизительному раздеванию, ребенку натянут на голову мешок, и в финале двое палачей будут выбирать жертву с помощью детской считалки (как Микки и Мэлори в "Прирожденных убийцах" Оливера Стоуна). Сцены насилия Ханеке аккуратно выносит за кадр, и все происходящее благодаря этому приему выглядит еще невыносимее.

Если бы дело было только в том, чтобы переплюнуть коллег по части шокирования зрителей, сердитый австрийский интеллектуал вряд ли стал браться за такое кино. Хорошо известно отношение режиссера к насилию на экране. Голливудские методы заигрывания с ним Ханеке считает неприемлемыми. Прикормленный зритель мыслит экранный ужас как условность, как обычное развлечение, будоражащее воображение. Ханеке прерывает уютное бодрствование коллективного тела перед экраном с однообразными кровавыми зрелищами, устраивая зрителю изощренную психологическую пытку и возвращая экранному насилию статус реального. Ханеке, по собственному признанию, "показывает зрителю не насилие, а его собственное положение по отношению к насилию", понуждая к соучастию, негодованию, поиску выхода. На каннской премьере "Забавных игр" десятилетней давности недовольные кинокритики массово покидали зал, за ними ретировался возмущенный Вим Вендерс.

В самом деле, смотреть, как два юных хлыща в белых перчатках долго, тщательно и со вкусом издеваются над несчастными супругами,— занятие не для слабонервных, и удовольствия оно не предполагает. Эти двое в белом — прямые наследники ублюдка Алекса из "Заводного апельсина" Стэнли Кубрика, такие же пижоны и подонки, устраивающие добропорядочным гражданам кровавый ужас. Причем без всякого мотива и повода, шутки ради. Наоми Уоттс (выступившая одним из продюсеров фильма) отыгрывает амплуа хичкоковской блондинки в опасности, широко раскрывая голубые глаза посреди неумолимого саспенса. Тим Рот играет трагедию мужественности: он не в силах противостоять мерзавцам, издевающимся над его семьей. Правда, не вполне понятно, почему. Те же клюшки для гольфа, которыми вооружаются негодяи, есть и у него под рукой — бери и защищайся. Но буржуа ведут себя пассивно. Очевидно, что с развитием цивилизации у них инстинкт самосохранения атрофировался. Зритель не замечает, как становится на сторону парней в белом и начинает думать: а не поделом ли этим овцам? Именно этого и добивается Ханеке — вовлеченности: перестаньте быть зомби, начните думать; это провокация, на ваших глазах сначала убьют собаку, потом ребенка — и вам наконец-то это не понравится! Ханеке показывает зрителю, как легко им манипулировать: смотрите, эти забавные игры так нравились вам раньше, так что же теперь вы заныли и норовите сбежать из зрительного зала?

Осталось ответить на вопрос, зачем один в один повторять старый фильм. Переснять собственное кино покадрово было для Ханеке мазохистской акцией, но не только. "Если бы положение вещей изменилось, я снял бы другой фильм,— объясняет режиссер,— но оно осталось прежним, так что это дело принципа". Более того, теперь у него появилась возможность в точности донести свою концепцию до непуганой американской аудитории и снять свое подрывное кино на вражеской голливудской территории. Фильм, разрушающий голливудские стандарты восприятия и при этом сделанный в Голливуде,— настоящая партизанщина. Ведь невозможно бороться с насилием, одновременно зарабатывая на его демонстрации деньги, оно должно быть мучительным, неудобоваримым. "Нельзя снять антифашистское кино в фашистской эстетике",— утверждает Ханеке. Потому глупы фильмы вроде "Прирожденных убийц", а лучший фильм о насилии, по его мнению,— "Сало, или 120 дней Содома" Пазолини, потому что он невыносим.

Зрители и критики, видевшие оригинал, пеняют ремейку разве что за утрату актерской холодности в кадре. Американские звезды наддают аффектов — ну не могут они иначе, гонят Станиславского там, где лучше всего работает отстранение, ледяное спокойствие обреченности, как в оригинале 1997 года. Однако ремейк все же получился такой же пощечиной общественному вкусу, как и оригинал. Он отвратителен — очевидно, этого и добивался Ханеке.