Выставка раритеты
В зале в Толмачах Государственной Третьяковской галереи открылась выставка "Валентин Окороков. Предмет и вне предмета", подготовленная фондом "Старые годы". Произведения извлеченного из забвения художника, которому удалось застать первый и второй, послевоенный, русский авангард, рассматривала ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Фонд "Старые годы" обладает удивительным везением во всем, что касается поиска забытых художников. Каждая новая выставка в Толмачах представляет не только любопытную живопись, но и удивительную историю жизни, по которой в пору снимать фильм. Валентин Окороков начинал свою карьеру в авангардные 1920-е годы, а после войны оказался среди участников пресловутой манежной выставки к 30-летию МОСХа, на которой Никита Хрущев громил "абстракцистов". Впрочем, сохранив верность беспредметному искусству, с которым боролись как в 1930-е, так и в 1960-е, Валентин Окороков не был в центре событий ни первого, ни второго авангарда.
Родившийся в 1891 году, он попал в Москву в начале 1920-х, общался со студентами ВХУТЕИНа и ВХУТЕМАСа и даже вроде бы посещал мастерскую Владимира Татлина — однако назвать его учеником кого-то из мэтров авангарда или строгим последователем какого-то течения затруднительно. Что он делал во время расцвета соцреализма и борьбы против формалистов, не совсем понятно. Однако в 1958 году немолодой художник прибился к студии Элия Белютина, проповедовавшего беспредметное искусство. В какой-то момент, рассорившись с женой, Валентин Окороков даже поселился на даче Элия Белютина в Абрамцево. Молодые белютинцы, кажется, не испытывали к живому свидетелю исторического авангарда какого-то особого интереса: вежливый и тихий пожилой художник, помогавший Белютину по хозяйству, отнюдь не воспринимался ими как мэтр. Умер Валентин Окороков в 1973 году.
Большинство произведений на выставке в Толмачах относится к тому периоду, когда Валентин Окороков входил в студию Белютина. Наследник футуризма, судя по всему, оказался весьма восприимчивым к духу 1960-х, романтике научно-технической революции и покорения космоса. Он называет свои абстрактные работы "Симфония стройки", "Конец энтропии", "Рождение сверхновой", "Пилот", "Икона века — атом", "Бионика", "Магелланово облако", "Рождение новой галактики" и черпает вдохновение в романах Станислава Лема. Его полыхающие множеством красок абстрактно-экспрессионистские полотна выглядят образцово шестидесятническими.
Романтика научного прогресса у Валентина Окорокова вполне естественно переплетается со всяческой полумистической "духовкой". Рядом с разного рода галактиками может возникнуть и какая-нибудь "Мимолетность", и даже "Жемчужные грезы", а экспрессивные мазки и потоки краски время от времени взбиваются в декоративную радужную воздушную пену, в которой с равным успехом можно увидеть хоть видения космоса, хоть цветущие сады (одна из его картин, к примеру, называется "Слушает цвет вишен").
Эта декоративность и орнаментальность, только куда более формалистическая, лишенная сентиментальности, отточенная, структурированная и сознательная увлекала Валентина Окорокова с самого начала. В 1929 году он, например, создает примечательную композицию "Розы в бетоне" — динамичный орнамент из трех повторяющихся угловатых форм, напоминающих гибрид цветка с деталью механизма. А в начале 1930-х делает коллаж "Ход луча", в котором разрывающие городской пейзаж всполохи разноцветных лучей кажутся проектами какого-то фантастического лазерного шоу.
В 1960-1970-е Окороков время от времени возвращается к своим ранним поискам и создает вещи действительно новаторские и неожиданные и для российских 1960-х. На фоне лирической абстракции внезапно прорастают все те же повторяющиеся, как орнамент на обоях, жесткие розы-шестеренки 30-х ("Раздел роз"). В 1965 году Валентин Окороков отмечает одноименной работой свое знакомство с поп-артом, наклеивая на абстрактное полотно чертежные лекала, модель корабля, старые часы и бог знает что еще. А очередная вариация на космические темы, "В далекой галактике. Необратимость" (1968), оказывается минималистским объектом — вклеенным в живописный черный овал круглым зеркалом, напоминающим этакий глаз в негативе. И кажется, что в 1960-е у Валентина Окорокова было куда больше разнообразных единомышленников, чем студийцы Белютина — например, группа "Движение", развивавшая идеи супрематизма в научно-фантастические феерии, или создававший поп-артные ассамбляжи Борис Турецкий. Остается только пожалеть, что художник не встретился с ними.