Премьера синтез искусств
В Петербурге в концертном зале "Мариинский" состоялась одна из ключевых премьер нынешнего фестиваля "Звезды белых ночей" — опера Вагнера "Тристан и Изольда" с видеосопровождением знаменитого американца Билла Виолы. За развитием видео- и аудиособытий следила ОЛЬГА Ъ-КОМОК.
Певцы, вещавшие с балконов концертного зала, то распугивали громовыми голосами гроздья сидящих на ступеньках слушателей, то с заметным трудом пробирались между ними к сцене. Истерические овации после каждого акта. Оркестр под управлением Валерия Гергиева разместился на сцене, и вагнеровские звуковые шторма, не спрятанные в яму, бушевали в полную децибел-силу. В борьбе с аудиоволнами не все именитые солисты смогли выплыть. Великолепный бас Рене Папе в роли короля Марка и блестящее сопрано Екатерины Губановой (Брангена) вышли сухими, однако Лариса Гоголевская (легендарная Изольда из "Тристана и Изольды" трехлетней давности в постановке Дмитрия Чернякова) и немецкий гость Гари Леман (Тристан) свою вокальную репутацию немного подмочили. Сил на пятичасовое экстатическое полотно у них не хватило. Что и понятно: Вагнер никогда не славился бережным отношением к певцам, да и к слушателям: заметно поредевший к третьему действию зал — тому доказательство.
Но главными действующими лицами в этот вечер были не солисты, и даже не гергиевский оркестр, а видения Билла Виолы, которые транслировались на большой (и вправду очень большой) экран позади сцены. "Тристана и Изольду" с видео господина Виолы критики объявили новой инкарнацией вагнеровского gezamtkunstwerk (совокупного произведения искусства) еще после концертного исполнения 2004 года в лос-анджелесской филармонии, а уж после полноформатной премьеры в Парижской опере с режиссурой Питера Селларса этот опус и вовсе получил статус идеального воплощения вагнеровских идей.
В Петербурге от режиссуры господина Селларса остались рожки (черные френчи, небольшой подиум на авансцене) да ножки (выражение бесконечного страдания, не покидающее лица главных героев с первого до последнего такта партитуры). Видео господина Виолы автоматически вышло на первый план. Причем в буквальном смысле слова. После небольшой зарисовки с холодными корнуоллскими волнами экранные Тристан и Изольда (калифорнийские актеры средних лет Джефф Миллс и Лиза Роден, прекрасные в своей естественной потрепанности жизнью) медленно, как и положено у Билла Виолы, выходят из глубины экрана прямо на зрителя. Потом медленно раздеваются, а лучше бы сказать, разоблачаются, в слезах готовясь к некоему акту — то ли посвящения, то ли жертвоприношения. Потом пока Изольда по третьему разу рассказывает свою печальную историю (как она его исцелила и даже мечом не зарубила, а он ее предательски увез с целью отдать в жены королю), следует серия акций с участием воды. Вода льется на руки героев; герои задыхаются, погружая лица в тазики с водой; героев поливают водой из кувшинов; герои открывают глаза под водой и медленно моргают; герои выныривают; герои тонут.
В сущности, на протяжении последующих нескольких часов партитуры господин Виола эксплуатирует те же (заметим, свои излюбленные) образы: Тристан и Изольда, что в "земном", что в "небесном", с другими актерами, воплощении, тонут неоднократно и с разными визуальными эффектами. Еще плавают под водой (то чисто голубой, то мутной, то подкрашенной огненно-оранжевым), еще немного горят (огонь Биллу Виоле не менее симпатичен, чем вода), являются друг другу в грезах на фоне воды, превращающейся в огонь, и наоборот.
Все остальные видеоэлементы действа кажутся необязательными вставными номерами: и волны, и корабль явно танкерного происхождения, и луна, и всякие деревья, снятые дергающейся камерой, и даже сцена объятий во втором акте, целомудренно запорошенная "белым шумом". Бесконечные экстатические витки вагнеровской партитуры находят отражение в повторяющихся образах видеоряда. И в этом смысле творение Билла Виолы находится в полном согласии с творением Вагнера.
Но ни в каком ином: параллельно вагнеровскому многословному, но музыкально спаянному монолиту у господина Виолы развертывается ряд фрагментов. Частью, конечно, эти фрагменты красивы. Например, сцена вознесения Тристана: пока Изольда поет свою последнюю арию, экранный Тристан медленно возносится со смертного ложа вместе с восходящими потоками воды. В момент музыкальной кульминации голубую морскую гладь прорезает Изольда, которая "тонет наоборот", уплывая, как и Тристан, за верхнюю границу экрана. Немудрено, что эту сцену Билл Виола показывает в музеях, галереях и церквях отдельно от оперы. И без музыки Вагнера.