Об идеологии и программе 30-го Московского международного кинофестиваля обозревателю Ъ МИХАИЛУ ТРОФИМЕНКОВУ рассказал председатель отборочной комиссии, обозреватель Ъ АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Международная фестивальная конъюнктура меняется с каждым годом: позавчера в моде был Китай, вчера — Южная Корея, сегодня — Румыния. Как реагирует ММКФ на выход на авансцену стран и регионов, еще недавно незаметных на кинокарте мира?
Фестиваль в целом, поскольку конкурс — это лишь малая его часть, конечно, старается представить горячие точки и белые пятна в лучшем виде. Например, в этом году есть программа израильского кино, в последнее время обращающего на себя все большее внимание. Но мы не гнались за модой, например, на румынское кино. Его не так уж много, и за этими немногими фильмами охотятся буквально все фестивали. Зато в конкурсе будет интересный албанский фильм "Мао Цзэдун": это малоосвоенная территория. Мы попытались лучше осветить Юго-Восточную Азию, Дальний Восток, с ними у нас были спорадические контакты. Но мне удалось поехать в Китай и на Тайвань и привезти ретроспективу Цай Минляна, на мой взгляд, режиссера номер один в мировом кино, у нас почти неизвестного классика 1990-х годов.
Исходя из каких принципов формировался конкурс?
Конкурс мы старались, несмотря на большие организационные сложности, сбалансировать, избежать однообразия. Но все фильмы работают на общую эмоциональную идею: это должно быть актуальное кино, по форме — обязательно, по содержанию — желательно. Там есть псевдоклассические экранизации: "Сад" Сергея Овчарова по Антону Чехову, "Простая душа" Марион Лэйн по Гюставу Флоберу. Есть гротеск "Абсурдистан" (к одноименному роману отношения не имеет), снятый немцем Файтом Хелмером в Азербайджане на русском языке. По духу этот фильм близок Ираклию Квирикадзе или Бахтиеру Худойназарову. Есть более традиционные фильмы: китайская драма из времен второй мировой войны "Война на другом берегу" или "Для моего отца" Дрора Захави, вариация истории Ромео и Джульетты на материале израильско-палестинского конфликта. Есть реалистические картины — "Посетитель" Тома Маккартни на острую социально-расовую тему. Я выделяю "Дзифт" Явора Гырдева, очень необычный, черно-белый, достаточно жестокий, но поэтический ретрофильм о Болгарии 1960-х годов. Выражаясь языком прежних лет, это — антисоветская картина, но не примитив, а изощренный исторический гротеск. Роман Балаян в "Райских птицах" обрел новое дыхание, неожиданно сняв почти ремейк "Полетов во сне и наяву", вышел за пределы реальности, смело, на грани фола реализовал поэтическую метафору. И, конечно, "Однажды в провинции" Кати Шагаловой — образец востребованного социально-актуального кино о молодом поколении, которого очень не хватает.
Отозвался ли ММКФ на наметившийся бум латиноамериканского кино?
Сомневаюсь я в том, что наметился бум. Да, испанский язык очень важен в сегодняшнем кинопроцессе. Есть несколько хороших мексиканских режиссеров, что-то определивших в современном кино. Но большинство из них, кроме Карлоса Рейгадаса, завоевав плацдарм, переезжают в Голливуд и становятся интернациональными режиссерами. Сейчас говорят об успехах аргентинского кино. Вообще, Латинская Америка — перспективная территория, с которой из-за географической и психологической отдаленности нам трудно работать. Хотя в программе "Перспективы" есть фильм мексиканца Рене Виллареаля "Кумбия нас связала". В общем, сюжет не оригинален, связан с движением видеокамеры героя, следующего за девушкой, но решен он по-мексикански неожиданно, экзотично. К тому же это своего рода мюзикл. Мы даже думали включить его в основной конкурс. Покажем мы и победителя Берлинского фестиваля — "Особый отряд" Жозе Падильи. В Берлине он вызвал большие споры. С одной точки зрения, это коммерческий боевик с элементами жестокости. Но некоторые посчитали, что он снят с радикально правых позиций и призывает бороться с коррупцией и прочими безобразиями при помощи "сильной руки".
Удивляет очень скромное присутствие Ирана, еще вчера считавшегося чуть ли ни лидером мирового кинопроцесса.
Во время Каннского фестиваля даже вышла статья одной иранской женщины-критика "Куда исчезло иранское кино?" Раньше было хорошим тоном и общим местом включать в программу любого уважающего себя фестиваля иранские фильмы. Сейчас это уже не совсем так. Кстати, ММКФ еще в 1970-х годах активно представлял азиатское и латиноамериканское кино, никакой моды на которое тогда и в помине не было. Многие западные люди приезжали в Москву именно ради него: его нигде больше не было возможности увидеть. Но иранское кино сейчас переживает некую мутацию, классики — Аббас Киаростами, Мохсен Махмальбаф — перешли в какую-то другую фазу. Зато появились интересные женщины-режиссеры: традиция иранского кино никуда не исчезла. И в конкурсе есть очень интересный фильм "Проще простого", снял его режиссер Мир Карими. Вот уж, действительно, фильм — проще простого: обыденные жизненные ситуации, сложный быт женщины и ничего больше, кино как бы без всякого полета. Но раньше иранское кино воздействовало на зрителей через метафору: кино как жизнь — жизнь как кино. Или же через немного сдвинутое восприятие мира ребенком, чаще всего девочкой. Мы не очень понимали, что за реальность стоит за поэтическим экранным миром. Теперь иранское кино более прикреплено к реальности.
Раз уж ты упомянул ММКФ советской эпохи, не считаешь ли ты, что был не только идеологический, но и эстетический смысл в раздаче "всем сестрам по сережке"? Среди победителей обязательно был советский фильм, фильм из "третьего мира", из социалистической страны, фильм "прогрессивного" западного режиссера. Возможно, разные киновселенные не всегда можно сравнивать?
Наверное, смысл в этом был. Я сам из тех критиков, которые пустили много стрел в ММКФ: его было за что критиковать, было чем возмущаться. Но сейчас он вспоминается не в злой тональности. Дело не в ностальгии, а именно в том, о чем ты сказал. В основном, по крайней мере в кино, мы изжили идеологические маразмы, но что-то потеряли. ММКФ привлекал много достойных людей. Звезды приезжали бескорыстно, не за деньги, не ради проката: они хотели увидеть страну и легендарных московских зрителей, наполнявших стадионы. Приезжали хорошие режиссеры, тот же Этторе Скола, преимущественно, конечно, прогрессивные: Сэм Пекинпа вряд ли попал бы в Москву. Возникали и неожиданные люди: Кшиштоф Кесьлевский и Аки Каурисмяки чуть ли не впервые были признаны именно в Москве. В господствовавших тогда схемах была странная привлекательность. Победа "8 1/2" в Москве значила гораздо больше, чем победа фильма в Канне. Оборотная сторона идеологии — возможность неожиданного прорыва в эстетическое качество. Но та эпоха ушла и вряд ли сможет служить примером.
Что ты имел в виду, когда говорил о больших сложностях с подготовкой ММКФ?
То же, что и всегда. Меняются руководители, системы, идеологии, но что-то остается неизменным. Одна и та же ситуация преследует ММКФ из года в год: в силу бюрократических причин, а не по чьей-то злой воле. Неприятная бюрократическая традиция не позволяет весь год спокойно, уверенно, без суеты готовить следующий фестиваль. У любого мирового фестиваля есть постоянная структура. Вот Шанхайский фестиваль проходит одновременно с Московским, а уже в ноябре у них в офисе кипит работа, у них большой штат. У нас ничего этого нет. Из-за неоправданно, безобразно позднего проведения тендера работу каждый раз приходится начинать, как с чистого листа. Только благодаря невероятным ухищрениям удается сохранить костяк отборщиков.