Этот дом построил Сергей Киселев на Новочеремушкинской улице в Москве. Дом достаточно знаменитый. В прошлом году он получил титул "дом года" в интернет-голосовании на сайте "Другая Москва" (www.drumsk.ru), а в этом году Сергей Киселев стал архитектором года на выставке "Арх-Москва", проходившей в рамках только что закончившейся Московской архитектурной биеннале.
В общем-то это простой дом. 20-этажная жилая башня, овальная в плане. У нас сейчас принято сдавать дома без внутренней отделки, поэтому архитекторы, как правило, не слишком думают о планировке, но тут как раз обратный случай — у этого дома очень правильные квартиры. Глядя на план этажа, испытываешь некоторое удовлетворение от того, как остроумно они решены. Я понимаю, что читателю это до лампочки, но это вообще-то свидетельствует о качестве дома, и даже те, кто в нем не живет, могут, вероятно, получить удовольствие от того, что все эти произвольные повороты овала не просто так, а изящное решение функциональных и экономических задач. Так иногда бывает с математикой: кто-то составил сложное уравнение, зачем — не всегда понятно, но то, как красиво оно решено, почему-то радует.
Но это внутренности. Снаружи этот дом, разумеется, прежде всего запоминается разноцветными веселыми панельками, придающими ему несколько легкомысленный радостный характер. Здесь я должен покаяться. Я сначала ничего не понял про этот дом. Вернее, я все понял неправильно.
Дело в том, что он появился на следующий год после здания Torre Aqbar в Барселоне — башни, которую построил великий архитектор Жан Нувель. Эта башня принадлежит организации под названием Aqua Barcelona, по русским меркам что-то вроде "Барселонводоканала", и поэтому она сделана как бы в форме бьющего фонтана. Фонтан стеклянный и весь украшен прямоугольничками разного цвета — как бы в шашечку, издалека они сливаются, и кажется, будто в фонтан попала радуга. А вблизи — будто перед тобой сильно увеличенная фотография в компьютере, настолько, что уже полезли пиксели. И я подумал, что Сергей Киселев просто взял Жана Нувеля и перевел его на русскую почву. Ну и получилось как-то как обычно: у Жана Нувеля цветов 256, а у Киселева — 12, в Барселоне размер цветной панели сантиметров 40 на 60, а у нас — метр на полтора. Словом, русский пиксель — самый крупный пиксель в мире.
Больше того, когда я пришел в офис к Сергею Киселеву, я, к глубокому своему изумлению, обнаружил там большую фотографию Torre Aqbar. Все же одно дело, когда критик говорит, что вот здание Сергея Киселева вдохновлено зданием Жана Нувеля — мало ли что критику примерещится,— а другое — когда архитектор открыто вешает источник своего вдохновения в офисе. Я даже поразился некоторому простодушию архитектора, позволяющего себе вот так открыто рассказывать, откуда что растет. Ведь вот и критики ходят, и заказчики — чего ж им лишнее показывать?
А потом я поехал смотреть этот дом. И оказалось, что я все понял неправильно. Бывает такое ощущение, когда дом удивительно кстати — довольно редко, но бывает. Сначала даже не понимаешь почему. И это бывает трудно проанализировать и тем более объяснить. Зато когда получается, это большое удовольствие.
Там вот что придумано. Эти самые цветные панельки, они ровно в размер окна, так что там получается чередование — то цветная панелька, то окошко, то окошко с балкончиком, то два. Это в принципе не фокус. Но дело в том, что окна в этом доме точно в размер советских окон в массовой жилой застройке, которая окружает дом со всех сторон. И из-за этого возникает эффект, что все дома вокруг, они тоже становятся цветными, несколько наивно веселенькими.
Сначала мне там просто вспомнились пятиэтажки моего детства. Мало кто относится к пятиэтажкам как к архитектурному шедевру, да они того и не заслуживают. Но у людей, проведших, как я, детство в пятиэтажном районе, на это дело род импринтинга, и для меня нормальный жилой дом изначально — это всегда пятиэтажка. Так вот когда пятиэтажки появились, то балконы в них было принято декорировать очень цветастыми панелями из ребристого плексигласа. Они были синие, зеленые, желтые и красные, не то чтобы прозрачные, но все же и не совсем плотные — так, что через них немного проникал свет. Это был материал на редкость недолговечный в смысле своей привлекательности, но исключительно упорный в смысле существования — десятилетиями потерявшие цвет и прозрачность, растрескавшиеся склизкие панели хлопали на ветру с какими-то хрустящими всхлипами. Но я помню их в самом начале, когда они горели на солнце, и мне по детской неразумности казалось, что это такая красота, какая бывает только у елочной гирлянды.
В этот район вдруг вернулись цветные прямоугольнички, и он вдруг зажил всеми цветами радуги! Я обходил этот дом, рассматривал странные ножки, на которые он опирается, думал о странной форме овала, в которой он сделан, и вдруг понял, откуда он взялся. Когда мы переехали с Остоженки в Химки-Ховрино, моя мама купила трехногий овальный столик для журналов. Он был низенький, он был совсем свободной формы, он был с пластиковым покрытием невозможно яркого, ну чуть ли не оранжевого цвета, и всем своим видом он говорил о чем-то страшно продвинутом — ну прямо уровня польского журнала Kobieta i ziche, который мама тогда читала и на этот столик выкладывала. Я думаю, что дизайнер, который его рисовал, весь ликовал в момент рисования от чувства победы над сталинизмом в области журнальных столиков, смеялся от счастья и предчувствовал, что хрущевская оттепель разрастется в половодье без берегов. Эти столики многие тогда купили, и я потом видел, как они доживают свой короткий век на балконах пятиэтажек — с разлезшимися от сырости ДСП и подломанными ногами. Чем-то они были похожи на мотыльков в банке у рыбака.
И вот тут до меня дошло. Черт возьми, это же Черемушки! Те самые Черемушки, с которых вообще начались все пятиэтажки. Черемушки, для которых придумывалась эта новая пластиковая мебель, эти странные столики, эти цветные балкончики. Киселев просто взял этот журнальный столик и собрал на нем дом в той эстетике, из которой когда-то родилось все вокруг. И даже эта наивность цветных панелек оттуда же — из 1960-х. Это такое "живописцы, окуните ваши кисти" в черемушкинском варианте — продвинутое, модное, с явной оглядкой на абстрактную живопись.
А вы знаете, там, в Черемушках, больше нет пятиэтажек. Там теперь 22-этажные дома, в которых ничего от тех Черемушек не осталось, кроме бесконечных одинаковых окон. Только их в десять раз больше, и они бесприютнее, потому что до них не дорастают деревья. Баобабы там, что ли, сажать? Или лианы?
Это довольно странное ощущение. Когда целая жизнь, жизнь целого поколения попросту стерта, как будто они сами должны почему-то уйти вслед за своими цветными балкончиками и трехногими журнальными столиками. В этом есть какая-то хамская жестокость, и когда ходишь по этим районам, где пять лет назад были пятиэтажки, а теперь от них ничего — ни домов, ни деревьев, ни дорожек, ни детских площадок, то все время думаешь: ну нет! Я так не хочу. Должна остаться память о той наивной, веселой, молодой Москве, которая была оттепелью.
Мне кажется, Сергей Киселев так же ходил тут и так же сказал: ну нет! И сделал. Так что Нувель тут вообще ни при чем. Что Нувель? Пижон в шашечку. Подумаешь, здание "Водоканала" в виде фонтана! Может, у них это тонкость, а у нас заказчик с придурью — обычное дело. Певцы у нас заказывают дом в форме лиры, коллекционеры — в форме яйца Фаберже, а эти, понятно, в форме фонтана. Несерьезно это. А здесь серьезно. Это не просто дом "Авангард". Это памятник Черемушкам. Памятник юности наших родителей. Спасибо.