Премьера опера
В рамках одной из самых многообещающих затей Мариинки прошлого сезона — освоения классических западноевропейских опер на русском языке — в концертном зале "Мариинский" состоялась премьера одноактных шедевров: "Испанского часа" Мориса Равеля и "Джанни Скикки" Пуччини. Две постановки сравнивала ОЛЬГА Ъ-КОМОК.
Дирижировал парадом Валерий Гергиев. Что, как ни странно, не сказалось ни на заполняемости зала (мест было навалом и в просторном партере, и в объемистой галерее, скромно названной в КЗ "бенуаром"), ни на качестве собственно оркестровой игры и ансамбля оркестра с солистами.
Обе оперы — что крайне редко ставящийся "Испанский час" Равеля, что популярный "Джанни Скикки" Пуччини — весьма и весьма требовательны к так называемым флеру, атмосфере и воздуху. То есть к точнейшей детализации оттенков, нежному и отстраненному отношению к скабрезным сюжетам, а также к жестокой синхронизации усилий. Ни первого, ни второго, ни третьего исполнители вместе со своим худруком, увы, не продемонстрировали.
"Испанский час", мелкий анекдот из разряда "муж ушел на часок", Мориса Равеля в концертном зале "Мариинский" превратился в утренник, на который ни в коем случае не стоит вести детей. Сцену (благо новейшая техника позволяет) заглубили еще ниже, чем это положено в КЗ с его "амфитеатровым" сложением. Оркестр погрузился в еще более глубокую яму, в результате чего звучал форменным de profundis: тихих инструментальных мелочей (самых вкусных в этой партитуре) было и вовсе не слышно, всплески равелевских эмоций доносились до зала как-то частично — медь есть, скрипок нету.
На сцене, затянутой черным полотном, режиссер Александр Зелдин выгородил эдакий конструктор "Лего", забранный красноватым плюшем, порасставил везде фанерные часы самой аляповатой расцветочки, а сверху на ниточках спустил еще с полдюжины комических часовых механизмов, которым было положено электрически мигать в ответственные моменты партитуры. Что делать солистам, господин Зелдин, похоже, не объяснил. Во всяком случае, жена часовщика Концепция (Анна Кикнадзе) не только нечаянно получила разок по ушам фанерными часами, но и была вынуждена весь "испанский час" по-бабски пожимать плечами, разводить руками и сексуально неудовлетворенно хмуриться. Гонзальв (поэт-бакалавр в исполнении безусловно талантливого тенора Александра Тимченко) всю дорогу принимал одну и ту же жеманную позу. Банкир (Николай Каменский) с трудом справлялся со своим бутафорским пузом да еще и перебирал ножками в странном танце. Погонщик мулов (Сергей Романов) и вовсе не знал, куда девать руки и ноги. А мул! Собственность удачливого в любви погонщика (составленная из двух человек) не просто шастала всю оперу по сцене, выдавая самые нелепые антраша в духе новогоднего утренника для дошкольников, это существо в финале оперы упало в объятия поэта-бакалавра, причем в то самое время, когда все остальные действующие лица не только пели в ожесточенно-нестройной манере, но и размахивали бутафорскими инструментами самого фаллического вида.
В итоге эротическая фантазия Равеля и его либреттиста Франк-Ноэна не просто лишилась всякой недосказанности в новом русском переводе Ксении Клименко и Наталии Мордашовой. В руках маэстро Гергиева опера утратила свой феерический саунд, а в режиссуре господина Зелдина (сравнительно недавно провалившегося со своим решением оперы Томаса Адеса "Powder her face", причем на той же площадке) — и "флер", и "атмосферу" и "воздух".
После такого "Испанского часа" последняя опера Пуччини "Джанни Скикки", скоростная, основанная на ансамблях и речитативах самого смешного устройства — в переводе Марины Мишук, прошла на ура. Замечательный Джанни Скикки (Владимир Самсонов) спас действие и вокал как таковой, а несчастная Лауретта (Ольга Трифонова) поработала звездой, на которую клюет публика. Пусть те же выгородки "Лего" в другом порядке — но ведь благородно серенькие. Ну бессмысленная беготня по сцене с разбрасыванием невнятных тряпок и бумажек — но хотя бы мула на сцене не оказалось.