В Мюнстере в Музее Земли Вестфалия (Munster, Westfalische Landesmuseum) открылась выставка "В свете Рембрандта. Сюжеты Ветхого Завета в нидерландской живописи Золотого Века". На выставке представлена живопись и печатная графика голландских мастеров ХVII столетия.
Для нашего века высшим проявлением голландского духа принято было считать живопись Вермеера. В своих идеально уравновешенных жанровых композициях он достиг столь совершенной гармонии, что картины, написанные на сюжеты, называемые низшими в академической эстетике ХVIII-XIX веков, оказались равными по своей эстетической ценности высокой живописи Пуссена. С легкой руки французских эстетов конца прошлого века живопись Вермеера была провозглашена образцом чистого искусства. В Вермеере и в "малых голландцах", справедливо видели истоки сил, позволивших современному искусству стереть границу между жанрами и уничтожить ценность сюжета.
В современных историях искусства Голландия XVII века представлена портретами, бытовыми сценами, натюрмортами и пейзажами. Исключение составляет Рембрандт, своей гениальностью подчеркивающий общее для голландцев правило сторониться историко-мифологической тематики. На самом деле произведений, написанных на сюжеты из античности и христианской истории, в голландской живописи ничуть не меньше, чем в живописи других школ. Только эти произведения, опять же исключая Рембрандта, пылились в запасниках европейских музеев и не пользовались спросом на аукционах. К ним относились со снисходительной иронией, находя смешными попытки голландцев, столь удачно изображавших коров, молочниц и кружевниц, представить историю Иосифа или Юдифь с Олоферном. Библейские сюжеты Метсю или Яна Стена ценились намного ниже, чем их же жанровые сцены.
Переворот в оценке голландской живописи XVII века наметился в семидесятые годы, когда вспыхнула горячая любовь к утрехтским караваджистам и позднему голландскому маньеризму. Увенчался он выставкой, прошедшей в 1980 году в Вашингтоне, Детройте и Амстердаме под названием "Боги, святые и герои". На ней были представлены голландские картины на высокие сюжеты, казалось бы, столь нехарактерные для голландского образа мышления. Выставка пользовалась огромным успехом: обнаружилось, что качеством эта живопись не только не уступает, но часто и превосходит привычную продукцию "малых голландцев" и не менее интересна, чем мифологическая и религиозная живопись Италии, Франции и Испании. Протестантизм не смог полностью изгнать католические сюжеты, а сложная смесь тайных католических симпатий, влияния почитаемых итальянских образцов и нового протестантского прочтения Священного Писания прибавила голландской живописи остроты и оригинальности.
Выставка в Мюнстере исследует взаимоотношения голландского изобразительного искусства и Ветхого Завета. Библейские сюжеты не исчерпывают круг тем, использованных голландскими художниками. Проблема перерастает рамки изобразительного искусства. Она формулируется как "Библия и голландское общество ХVII века" и, так как выставка устроена сегодня в сегодняшнем Мюнстере, "Библия и современность". Некоторое пренебрежение к стилистическим подробностям подчеркнуто экспозицией. Картины развешаны по принципу последовательности библейского повествования, и маньеристические полотна непринужденно соседствуют с позднебарочными, что противоречит исторической логике развития голландской живописи, но отнюдь не противоречит логике устроителей выставки.
В любимом с детства романе Марка Твена подробно описана протестантская воскресная школа с обязательным выучиванием наизусть плохо понятых эпизодов из жизни богоизбранного народа. Но это происходило лишь во время краткой исторической паузой между протестантским углублением в Священное Писание и размахом современности, когда в США снимаются супербоевики вроде доступного теперь российскому зрителю телесериала "Моисей". В том и другом случае отношение к Библии чрезвычайно серьезно и, несмотря на шутки Марка Твена, хранит следы благоговейного отношения к этой книге протестантизма ХVII века и в первую очередь голландского протестантизма.
В своей "Исповеди" Святой Августин признается, что когда он впервые прочел Библию, его разум, воспитанный на лучших образцах античной логики, возмутился несоответствиям и нелепостям. Впоследствии он понял то, что не было дано понять Твену, — что Библию надо понимать символически. Со времен раннего христианства было принято четыре различных прочтения Библии: повествовательное, историческое, символическое и анагогическое. Анагогическое, самое сложное толкование Ветхого Завета, представляет собой изощренный поиск в тексте Писания теологических соответствий. Величайшие памятники анагогического толкования библейских историй — "Троица" Андрея Рублева и потолок Сикстинской капеллы Микельанджело. Символическое прочтение предписывает толковать историю Юдифи как торжество Добродетели, вселяющей силу в немощного, историю Руфи — как торжество Преданности, получающей воздаяние. Историческое толкование видит в Библии универсальную всемирную историю, и в деяниях богоизбранного народа любой другой народ, немного подумав, сможет найти собственную судьбу. Повествовательное толкование предлагает читать Библию так, как смогли ее прочесть авторы телесериала.
Все сложности чтения библейского текста были сформулированы в недрах католической культуры. Протестантизм отверг эзотеричность теологических построений католиков. Мартин Лютер перевел Библию на родной немецкий язык, другие народы последовали его примеру. Библия стала книгой для домашнего чтения. Собравшись вокруг престарелого главы семейства, все с почтением слушали историю Авраама или Эсфири. Посредством чтения Ветхого Завета человек приближался к Богу и мог столь же непосредственно говорить с ним, как Моисей на горе Сион. Глава семьи уподоблялся древним патриархам с их мудростью, строгостью, мощью и богатством. In God we trust.
В семейном чтении Библии исключались тонкости католических трактовок. Великий роман Томаса Манна "Иосиф и его братья" наследует традиции такого чтения, помноженную на усиленное чтение "Жизни и мнений Тристрама Шенди". В докладе "Иосиф и его братья" Томас Манн пишет, что самым лестным комплиментом ему показались слова мюнхенской машинистки: "Ну вот, теперь хоть знаешь, как все это было на самом деле".
Слова этой машинистки все время приходят в голову на мюнстерской выставке. Именно такой кувшин с синим рисунком стоял на столе Сареитской вдовы, когда к ней пришел Илия, как на картине Абрахама ван Дейка, и именно так бил свою ослицу нечестивый жрец Валаам, когда она узрела ангела, как на картине Ластмана. На голландских картинах библейское повествование предстает с физической убедительностью, что отличает их от итальянцев, испанцев и даже фламандцев. Другие школы изображали библейские события так, как они должны были быть, голландцы — так, как это было.
Исключением из общего правила опять же остается Рембрандт. Его полотно "Битва Иакова с ангелом" не обладает убедительностью реальности. Оно не похоже на битву, скорее, на нежное объятие, описанное Рильке: "Так ангел Ветхого Завета/Нашел соперника под стать./Как арфу он сжимал атлета,/Которого любая жила/Струною ангелу служила,/Чтоб схваткой гимн на нем сыграть."
Из углубленного чтения Библии в кругу протестантской семьи XVII века, рождается и коллективное мифотворчество современной поп-культуры и индивидуальное прочтение мифа, как в зерне хранящее психоанализ Фрейда, теорию коллективного бессознательного Юнга и многое другое.
АРКАДИЙ Ъ-ИППОЛИТОВ