приглашает Роман Должанский
Государственный театр наций завершает продолжавшийся весь сезон фестиваль одной пьесы к 120-летию премьеры чеховского "Иванова". Когда-то он впервые был поставлен на сцене Театра Корша, где сейчас помещается Театр наций. Но поскольку в историческом здании продолжается бесконечный ремонт, закрываться фестиваль будет на сцене Театра имени Пушкина. В конце концов, привезти "Иванова" будапештского Театра имени Йожефа Катоны можно было и без юбилея, а играть его можно было где угодно. Спектакль настолько интересный, что повод гастролей и их адрес забываются буквально через две минуты после того, как поднимается занавес.
Принято считать, что сегодня почтительное отношение к текстам Чехова невозможно совместить с современным отношением к его героям. Мол, или уж покорно вчитываться в пьесы классика и делать в них маленькие открытия, на радость чеховедам, либо ставить все с ног на голову и тем самым возбуждать интерес продвинутой публики. Режиссер Тамаш Ашер своим "Ивановым" блестяще доказал, что внимание к драматургу и увлекательность зрелища — вещи абсолютно совместные. Его спектакль смотришь на одном дыхании.
Мир, в котором у господина Ашера происходит действие чеховской пьесы, извлечен откуда-то из подсознания: ты точно понимаешь, что этот мир хорошо тебе знаком, но не можешь с уверенность сказать, где ты его видел. Художник Жолт Кхелл построил на сцене подробнейший павильон — большую комнату-зал неправильной формы, вроде бы малопригодную для жилья, но населенную целым обществом. С потолка капает, стены нечисты, домашние светильники перемежаются казенными люминесцентными лампами — может, это и нежилое помещение вовсе, на стене проглядывает выцветшее предупреждение: "Не курить". Стулья в начале спектакля сложены в углу, точно из этой комнаты собираются уезжать. Но никто никуда не уедет — некуда. Мебель, одежда, повадки смешных людей — все указывает на то, что действие происходит в какой-то нищей восточноевропейской провинции 60-х годов прошлого века.
Как и пьеса Чехова, спектакль Театра имени Катоны — драма безвременья, только безвременье это другое — не абстрактно историческое, а сравнительно недавнее. Весьма красноречив портрет этой жизни, нарисованный во втором чеховском акте: вдоль одной стены сидят перезрелые местные невесты, вдоль другой — нерешительные местные женихи, и никто не делает шагов навстречу друг другу. Неухоженные старики слушают по плохому радиоприемнику футбольный репортаж и играют в карты, повторяются жесты и выкрики. А знойная и беззаботная южная мелодия, накатывающая откуда-то извне на это унылое провинциальное сообщество, звучит почти как издевательство.
На чеховских героев режиссер смотрит с умной, но нескрываемой иронией, изображенное им общество вызывает у него больше насмешки, нежели сочувствия. Заглавный герой — один из этих обывателей. Тамаш Ашер ставит спектакль о человеке, который вдруг увидел свою жизнь со стороны, и это стоило ему жизни. Каким именно образом кончается его жизнь, не так уж важно. Но то, что этот смешной, точный в деталях и великолепно сыгранный спектакль достойно обозначит 120-летнюю дистанцию, пройденную пьесой, несомненно.
Театр имени Пушкина, 14, 15 июня, 19.00