Выставка
В ЦУМе, где с недавних пор существуют выставочные площадки (год назад там проходила выставка Йоко Оно), открылась экспозиция современного китайского искусства "Китай...Вперед!", приуроченная к Китайским неделям, во время которых в магазине торгуют фарфором, шелком, чаем и прочими товарами из Поднебесной. На самое дорогое из продукции made in China — искусство — смотрела ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Перед входом в ЦУМ публику встречает ярко-красный "Гомункулус" Чен Вэнлинга — плотоядно разевающий рот в беззвучном крике трехметровый идол из лакированной бронзы с пропорциями карлика-культуриста и головой мутанта. Не заметить такое невозможно — не зря сегодня именно китайцы в центре внимания мировых коллекционеров современного искусства и дорожают на глазах; последний рекорд составил уже $10 млн.
В красный покрасили и стены выставки "Китай... Вперед!" — как и для экспозиции китайского соцарта, проходившей в Третьяковке во время второй Московской биеннале современного искусства. Ведь пунцовый — по-настоящему универсальный китайский цвет, ассоциирующийся как с коммунистическими знаменами, так и с дворцами императорского Запретного города.
Первое, что сообщают зрителю произведения большинства современных художников из Китая,— это свое национальное происхождение. Наверное, искусство ни одной другой страны мира не обладает столь ярко выраженной и изобретательно обыгранной национальной идентичностью. Даже русские художники, казалось бы, преуспевшие в культивировании различных видов развесистой клюквы, все же относятся к собственным корням более дистанцированно — в отличие от коллег из Поднебесной, делающих китайскость центральным сюжетом своего творчества.
В ход идут любые национальные символы — от императорской древности до социалистической культурной революции. А круг постоянных тем большинства выставок современного китайского искусства напоминает ассортимент товаров на любимом туристами пекинском блошином рынке, где разнокалиберные Мао соседствуют с бронзовыми буддами, терракотовыми воинами и фарфоровыми вазами.
Диковинный китайский кумир поджидает публику сразу же за дверями магазина: это окрашенная во все тот же алый цвет "Мисс Мао" с карикатурной головой, в которой черты Великого Кормчего приобретают отчетливое сходство с мультяшной мышью, водруженной на внушительных размеров женский бюст. Если братья Гао трактуют самого известного персонажа новейшей истории Китая в духе правоверного соцарта, то живописец Гао Зенгли изображает его не без некоторого романтизма. Его бредущий по абстрактным голубым полям Мао с полотна "Ветер истории N1" выглядит таким же элегическим прошлым, как и проступающие через пастозные живописные мазки старорежимные китайцы с косами и опиумными трубками на его же картине "История прошлого N11". Совсем уж салонную версию китайского соцарта представляет фотография Тьян Тайчена "Память о тотеме N3": множество красных значков все с тем же Мао кажутся этакой грудой цветочных лепестков, в которых, как героиня "Красоты по-американски" в розах, утопает девушка в военной гимнастерке, эротично распахнутой на груди.
Соцарт — отнюдь не единственный предмет китайского культурного экспорта. Хуанг Ян, например, адаптирует к современному искусству традиционные пейзажи, напоминающие те, которые можно видеть на китайском фарфоре. Только современный художник расписывает ими не вазы, а лица моделей, которых он фотографирует. А фотохудожница Ванг Ксяохуэй в своих снимках стилизует эстетику "шанхайского декаданса" 1920-х годов, заполняя кадр томными красавицами с по-театральному условным и густым гримом.
Впрочем, мифология современного китайского искусства не исчерпывается одним только прошлым, революционным или дореволюционным. Не менее фактурным и выигрышным представляется и складывающийся на наших глазах образ Китая как страны стремительно зарастающих небоскребами ультрасовременных мегаполисов, в которые западные киношники уже сегодня отправляются в поисках натуры для футуристических боевиков вроде "Ультрафиолета", снимавшегося в Шанхае. Наступление этого будущего протоколирует Вэнг Пейджунг, снимающий год за годом пустырь на окраине Ханькоу, с которого открывается вид на растущие вдали современные высотки. В этом урбанистическом мире, где уже стерлись различия между Западом и Востоком, социализмом и капитализмом, настоящим и будущим, типично азиатскими вскоре останутся только черты лиц — как на снимках Чен Джанага, запечатлевших как бы случайные, но сновидчески завораживающие образы повседневности вне определимого времени и места: вечерние улицы, железнодорожные развязки.
А вот на отчетливо отсылающих к европейскому сюрреализму черно-белых снимках Ченг Бинга, выбравшего себе псевдоним иного пола и национальности, София Сох, определить расу персонажей уже невозможно. Обнаженные девушки, которых он (или она) снимает на пустынных ночных парковках и автострадах, закрывают свои лица картонными масками с изображениями губ или глаз, увеличенных настолько, что уже не скажешь, раскосые они или нет.