В российской судебной системе обнаружились признаки перемен. Обозреватель "Власти" Дмитрий Камышев полагает, что для простых россиян эти изменения могут оказаться полезными, но системе басманного правосудия в целом ничем не угрожают.
Для начала — три примера из недавней судебной практики.
12 мая первый заместитель председателя Высшего арбитражного суда (ВАС) Елена Валявина официально признала факт давления на суд со стороны администрации президента. Выступая на процессе по иску о защите чести и достоинства референта управления президента по кадровым вопросам Валерия Боева к теле- и радиоведущему Владимиру Соловьеву (см. "Власть" от 19 мая), судья сообщила, что Боев давал ей указания по одному делу, угрожая проблемами при переназначении на новый срок. Через неделю чиновник свой иск отозвал, а 26 мая производство по делу было прекращено.
20 мая стало известно, что председатель ВАС Антон Иванов подписал представление о лишении полномочий главы Федерального арбитражного суда Московского округа Людмилы Майковой. Согласно представлению, при получении квартир в Москве она "допустила действия, умаляющие авторитет судебной власти и причиняющие ущерб репутации судьи".
Наконец, 27 мая Конституционный суд удовлетворил жалобу бывшего главы фонда "Образованные медиа" (он занимался обучением региональных журналистов) Мананы Асламазян, которой было предъявлено обвинение в контрабанде валюты (подробнее см. стр. 21). Судьи вполне могли ограничиться тем, чтобы предложить законодателю устранить противоречия между Уголовным и Административным кодексами, но КС счел необходимым отменить оспоренную статью УК и потребовать пересмотра всех возбужденных на ее основе дел.
С одной стороны, каждый из этих случаев вполне вписывается в привычную для России практику решения спорных вопросов "по понятиям". К примеру, причиной неожиданной откровенности судьи Валявиной могло стать давнее противостояние между "питерскими юристами" и "питерскими чекистами": Антон Иванов был однокурсником Дмитрия Медведева по юрфаку ЛГУ, а Валерий Боев — подчиненным теперь уже бывшего помощника президента "чекиста" Виктора Иванова. Мотивы борьбы с силовиками можно усмотреть и в действиях главы ВАС по отношению к судье Майковой, которая в 2006 году встала на сторону Федеральной налоговой службы в ее конфликте с ВАС. Да и постановление КС по делу Асламазян выглядит не столь сенсационно, если поставить его в один ряд с другими его решениями, не отвечающими (по крайней мере, на первый взгляд) интересам исполнительной власти. В связи с этим можно вспомнить, в частности, разрешение гражданам прописываться на дачах и признание неконституционными норм, ограничивающих размер пособия по беременности.
С другой стороны, считать упомянутые факты типичными не позволяет их беспрецедентный характер. Председателем ВАС Антон Иванов стал в январе 2005 года, но на разоблачение телефонного права его подчиненные решились только после инаугурации нового президента. Случаев лишения полномочий глав федеральных арбитражных судов до сих пор тоже не было, хотя информацию о судейских злоупотреблениях СМИ публикуют регулярно. Что же касается КС, то его "своеволие" всегда ограничивалось не самыми громкими делами. В случаях, вызывавших, как и дело Асламазян, большой общественный резонанс (как процесс об отмене губернаторских выборов осенью 2005-го), судьи никаких вольностей себе не позволяли.
В связи с этим вышеописанные примеры неизбежно приобретают и второй смысл. Ведь в нынешней России наряду с открытыми Иваном Павловым двумя сигнальными системами (первая — реакции на зрительные, звуковые и другие раздражения, вторая — способность выражать эти реакции с помощью речи) работает и третья — своеобразный набор сигналов "сверху", по которым отдельные индивидуумы пытаются судить о том, как им действовать в той или иной сложной ситуации.
Эти сигналы вовсе не обязательно выглядят как прямые руководящие указания. Скажем, приказа "мочить олигархов" Кремль вроде бы не давал, но после разгрома ЮКОСа бизнесмены (и не только крупные) сами поняли, как себя вести. А фактического возвращения властей к риторике времен холодной войны оказалось вполне достаточно, чтобы чекисты на местах дружно начали отлов "иностранных шпионов" среди сотрудничающих с Западом ученых и общественников.
Ровно то же самое может произойти и теперь. Рядовые судьи могут и не знать тонкостей взаимоотношений между башнями Кремля, но они наверняка запомнят, что коллега Валявина открыто пожаловалась на давление со стороны исполнительной власти и ей за это ничего не было. Дело Асламазян может стать сигналом, что силовики в конфликтах с гражданами бывают правы далеко не всегда. Ну а судьбу судьи Майковой можно расценить как прозрачный намек на то, что будет с теми, кто сигнала не услышал.
Правда, на цивилизованную третью власть такая система все равно не очень похожа. Потому что правосудие "по сигналам" мало чем отличается от правосудия "по понятиям" — даже если в какой-то момент эти сигналы кажутся вполне демократическими.