Проект пленэр
В парадном дворе усадьбы Архангельское прошло самое странное событие музыкального сезона. Под управлением Михаила Плетнева была исполнена на пленэре опера Римского-Корсакова "Майская ночь", причем партию молодого казака Левко пел Николай Басков. Рассказывает СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
На известие о предстоящей "Майской ночи" в таком исполнении заинтересованная общественность реагировала восклицаниями в духе известной строчки из Вертинского — "я не знаю, зачем и кому это нужно". Действительно, поди разберись. Сам Михаил Плетнев, молчальник-интеллектуал, вроде бы не большой любитель оперных концертов подобного толка, да еще со столь широким кругом зрителей, какой должно было привлечь участие "золотого голоса России" (и привлекло: в первых рядах сидели и Алла Пугачева с Максимом Галкиным, и Александр Гафин, и Геннадий Селезнев). Российский национальный оркестр и так имеет достаточно хорошее реноме, чтобы пробовать воздействовать такими мерами. К тому же добро бы это был концерт в обыкновенном зале — тут-то надо было разучивать оперу ради концерта в таких технических и погодно-климатических условиях, которые едва ли предсказуемы. То же относится и к остальным певцам, за вычетом, наверное, Николая Баскова, который уже давно не показывал в России ничего, что соответствовало бы репутации серьезного оперного артиста.
Признаться, после концерта все стало ненамного понятнее. Почти очевидно было, что певцы, оркестр и камерный хор Бориса Тевлина хорошо подготовились, в то время как техническая сторона мероприятия была, напротив, отчаянно слаба. "Почти очевидно" — потому что с полной очевидностью судить о музыкальной стороне исполнения было трудно как раз из-за техники. Уровень и качество звука в разных участках курдонера варьировались от "неуд" до "уд", но при этом разных участников представления слышно было по-разному.
Предсказуемым образом не было особых проблем у актера Авангарда Леонтьева, которому поручили зачитывать в микрофон фрагменты повести Гоголя — для придания большей связности и понятности чуть сокращенной по такому случаю опере. Оркестр, к сожалению, звучал из динамиков так сплющенно и неестественно, что исполнительское "лицо" РНО в этих звуках было не распознать вовсе, не говоря уже о деталях плетневской трактовки Римского-Корсакова, которые наверняка ведь были и наверняка были занятными. Певцы в смысле их подзвучки были несчастливы каждый по-своему: кого-то, как меццо-сопрано Анну Викторову (Ганна), было еле слышно, у кого-то, как у баса Анатолия Лошака (Каленик), громкость выходного сигнала зашкаливала так, что ничего путного опять же не расслышишь. Дивным контрастом ко всему этому была невсамделишная четкость, с которой раздавался вокал Николая Баскова. Может быть, дело в специфической эстрадной школе и привычке к микрофону, может быть, в самой технике, но периодически возникало ощущение, что он и его коллеги по сцене поют не то что в разных стилистиках, но буквально на двух разных языках. Что, понятно, не делало происходящее более похожим на нормальное концертное исполнение оперы.
То, как звучали при этой микрофонной разноголосице дуэты и другие ансамбли, лучше даже и не пытаться описать, и опера Римского-Корсакова грозилась превратиться в неказистую музыкально-литературную композицию, кое-как обрамляющую сольные номера главного героя, то планомерно умилявшего аудиторию (песня "Солнышко низко, вечер уж близко"), то столь же планомерно ее "зажигавшего" (песня с хором парубков).
Художественное оформление концерта, как было заранее объявлено, поручили известному художнику Валерию Кошлякову — можно было даже подумать, что речь идет о полусценическом представлении со сценографией и мизансценой. На поверку участия господина Кошлякова в происходящем, кажется, не было никакого: сценография отсутствовала, как и вообще почти все художественное оформление, кроме разноцветной подсветки, мизансцены, в общем, тоже — если не считать комической борьбы Головы (Геннадий Беззубенков) и Свояченицы (Светлана Российская). Зритель, впрочем, не выглядел соскучившимся, хотя при температурной разнице между малороссийской и московской веснами ближе к концу представления публика приводила на память другую строчку из цитировавшейся песни: "осторожные зрители молча кутались в шубы". Впрочем, к дате-то какие вопросы? "Майская ночь" майским вечером. Как говорится, perfect timing — не подкопаешься.