Один из самых известных оперных певцов мира, немецкий контратенор АНДРЕАС ШОЛЛЬ ответил на вопросы СЕРГЕЯ Ъ-ХОДНЕВА.
— В минувшем сезоне вы пели "Stabat Mater" Перголези дуэтом с Анной Нетребко.
— Это было здорово. Конечно, было много скептиков: мол, она не умеет петь старинную музыку. Но все же Анна — профессионал, у нее красивейший голос, замечательная техника. Что еще более важно, она певица умная, инстинктивно чувствует, что и как надо делать, и вдобавок живо на все реагирует, петь с ней — все равно что играть в пинг-понг.
— Контратеноры никогда не пели в операх...
— Не пели, но сам голос отвечает эстетике и философии того времени. Если партия написана для мужчины, поющего альтом, какая, собственно, разница, кастрат он или нет? Конечно, нам сейчас трудно понять, почему героические партии писались для таких высоких голосов. Но ведь тогда подразумевалось, что опера никак не связана с повседневностью. Подлинное значение оперы крылось в образах главных героев, в том, как показана их личность, их душевные драмы. Кастраты как бы возвышались над обыденностью. А сегодня, если иметь дело с этими операми, то между хорошим контратенором и хорошим меццо я бы выбрал контратенора. А если есть плохой контратенор и хорошее меццо, выбрал бы меццо. Потому что эстетика и философия — хорошо, но музыка важнее. Голос должен служить музыке, а не наоборот.
— А в чем причина интереса к старинной вокальной музыке, да и к контратеноровому вокалу в частности?
— Репертуар концертных залов и оперных театров десятилетиями оставался почти неизменным. Конечно, мило в тысячный раз слушать песни Шуберта, но обидно не иметь возможности услышать нечто новое.
— Скорее, нечто старое — если речь о старинной музыке...
— Неважно: если вы слышите что-то впервые, для вас это новая музыка. 90% публики никогда не слышали ни одной из тех арий, что я пел в этом концерте. Хотя, поверьте, эта музыка хороша не только тем, что она старая, малоизвестная и редко исполняется. Так вот, из-за этой потребности в чем-то новом и появился интерес к барочной музыке и музыкантам, которые на ней специализируются. И контратенор тоже оказался новинкой. Хотя в общем-то это голос со своими достоинствами и со своими недостатками, ничего странного в нем, по сути, нет. Вагнера им, конечно, не споешь, зато он совершенно по-особенному звучит. Знаете, я пел "Роделинду" Генделя в Metropolitan, и все гадали, как же меня будет слышно в таком огромном зале. На самом деле, если петь без нажима, совершенно обычно, то звук пробивает любое пространство легче и быстрее: я могу петь pianissimo, и все равно будет слышно. Это если говорить о достоинствах. Но конечно, этому голосу нужен репертуар, голос, повторюсь, всегда должен служить музыке, а не наоборот. Когда люди выходят с концерта и говорят: "Какая замечательная музыка!" — это хорошо. А если говорят: "Какой замечательный певец!" — это, на мой взгляд, плохо.